Все, что тебе нужно - Антонов Антон Станиславович (читать книги txt) 📗
И первым объектом воцерковления для нее стал орден Евы и Благословенных островов.
42
Сразу по получении дарственного экземпляра «Пантеоса» Лена Соколова послала Руслану Чайковскому письмо с кратким рассказом о нудистском фан-клубе «Атолл Муруроа» и ордене Евы и Благословенных островов. В письме кроме всего прочего был указан ее телефон.
Руслан не позвонил, зато это сделал его секретарша по имени Марина. Она пригласила Лену в офис фирмы «Звездная дорога», где с Леной разговаривал Вадим Терентьев, младший из менеджеров. Разговор вращался вокруг вопроса о взаимосвязи нудистского фан-клуба и ордена и деятельности того и другого.
Деятельность их обоих в последнее время заключалась в нахальном сборе пожертвований с «Пантеосом» в руках и оригинальными изображениями на груди. Каждая девушка, кроме особо стеснительных, вешала себе на грудь собственную фотографию в позе кающейся грешницы без одежды или на крайний случай — в одежде, не оставляющей сомнений в греховности ее обладательницы. Небольшие такие амулетики. Но за отдельную плату предлагались снимки и покруче.
Девушки с Благословенных островов послушали на улицах коллег из ордена Ангелов Любви, усвоили систему и включили фантазию. Они стали утверждать, что фотографии нагих «островитянок» освящены иерархами церкви Пантеона и через посредство самих «островитянок» связывают тех, кто смотрит на фото, с небесами. И девушки не продают эти снимки, а отдают даром — но только тем, кто пожертвует церкви бумажные деньги. Причем за рубль отдавали только компьютерную распечатку умеренного качества. Настоящие фотографии ценились дороже, а за пятерку или десятку отдавали негатив — часть пленки или даже целую пленку.
Сниматься в таком виде решались, правда, далеко не все девушки. Некоторые, впрочем, находили компромисс — например, закрывали лицо волосами, вуалью или драпировкой. Друг Жени Журавлевой, фотограф, делал совершенно потрясающие снимки и один — настоящая Мария Магдалина, на коленях лицом к объективу, руки лежат на бедрах ладонями вверх, а волосы скрывают лицо и отчасти грудь — неожиданно для всех взяли в русский «Плейбой». Правда, не как самостоятельный кадр, а как иллюстрацию к статье о Церкви Пантеона — но гонорар фотографу заплатили приличный, а он честно поделился с анонимной фотомоделью (Женя Журавлева подписала бумажку, что на снимке якобы она — хотя на самом деле это была вовсе не она, и «Плейбой» наглым образом обманули, протолкнув туда фотографию несовершеннолетней).
Все это позволило клубу снять, наконец, квартиру, где можно тусоваться постоянно, и кроме того, выкраивать деньги на помещения для разовых мероприятий.
А параллельно разворачивалась война со старшим поколением. Почти все, начиная с Лены Соколовой, оказались втянуты в затяжные семейные скандалы. Особняком стояла только Наташа Цветкова, которая рассказала маме о своем участии в вышеописанной деятельности с неподдельной гордостью. Впрочем, ей было проще — мама находилась в Америке и разговоры шли по телефону.
Лена Соколова, впрочем, тоже погасила скандал довольно быстро. Родители любили ее, она любила их — а это способствует взаимопониманию.
— Я не хочу с вами ругаться, — сказала Лена маме с папой, когда те стали предъявлять претензии по поводу фотографий, где их любимая дочь была изображена в костюме Евы до грехопадения, — но вы же меня знаете. Что бы вы ни делали, я все равно своего добьюсь. Слушаться вас беспрекословно я уже никогда не буду Мне нужны разумные доводы. Есть у вас разумные доводы против моего увлечения?
Доводы нашлись. Например:
— Ты представляешь, что будет, когда об этом узнают наши знакомые? Если к кому-то попадет твоя фотография? Ты хочешь, чтобы нам из-за тебя пришлось сгореть от стыда?
Или:
— Ты пойми, что это ненормально. Голыми ходят дикари. если цивилизованный человек раздевается догола при посторонних — его отправляют в психушку.
Это сказал папа — и зря он это сказал. Лена, которая за несколько недель приобрела весьма основательные знания по этому вопросу, сразу пригвоздила его к стенке, припомнив немецкие бани, где мужчины и женщины моются вместе, а также решение Верховного суда штата Нью-Йорк, который объявил неконституционным и отменил запрет на проезд в метро женщин с обнаженной грудью.
И тогда папа, который никогда раньше не был особенным патриотом, привел последний аргумент:
— В конце концов, это противоречит традициям нашего народа.
Но оказалось, что традиции народа Лена тоже знает лучше. Она припомнила и русалии, и обряд вызывания дождя, и опахивание деревни против эпидемий, и обычай, по которому гости в Древней Руси по очереди целовали хозяйку в губы — что является пережитком более старого обычая, когда гости хозяйку не только целовали.
Лекция с предъявлением книг по этнографии привела к тому, что папа ужаснулся развращенности и извращенности предков. А Лена спокойно отмела все прочие аргументы, завершив спор словом «Неубедительно!» — и с этого дня стала ходить по квартире без одежды, надевая халат только при появлении гостей — и то не всех, а лишь тех, кого она не хотела шокировать или тех, кто мог ее неправильно понять.
Даже самый последний и самый веский аргумент — что сейчас не лето и в доме плохо топят — на нее не действовал.
— Я закаляюсь, — заявляла Лена и даже стала обливаться по утрам холодной водой и, к удивлению родителей, не только не подхватила воспаление легких, но еще и начисто избавилась от простуд, вечно мучивших ее в прежние времена.
А тут как раз к Соколовым домой пришла классная руководительница, женщина молодая и незамужняя, однако недовольная тем, что в ее классе обосновалось гнездо нудистов, и к тому же с сектантским уклоном.
Ее Лена шокировала надолго. Она не стала надевать халат и, невинно поздоровавшись, сказала:
— Раздевайтесь. Можно полностью.
Учительница машинально влепила наглой девчонке пощечину, чего за ней вообще-то никогда не водилось. В результате она резко ослабила свою позицию и дальше разговаривала с самой Леной и ее родителями извиня ю щим ся тоном.
Аргументы здесь фигурировали несколько другие. Например:
— Ведь ты же всегда была разумной девочкой. Хорошо училась, прекрасно себя вела. Учителя на тебя нарадоваться не могли. А теперь…
— А что теперь? — с интересом спросила Лена.
Она стояла в дверях обнаженная, в позе, которую американские психологи называют «позой хозяина». Учительница старалась на нее не смотреть. Она явно смущалась значительно больше, хотя была одета вполне прилично и даже стильно, как подобает следящей за собой женщине двадцати восьми лет.
— А теперь ты грубишь взрослым и занимаешься черт знает чем. Иного слова, чем «разврат», я и подобрать не могу.
— И не подбирайте, Вероника Витальевна. Приходите к нам в клуб и посмотрите. Если увидите там разврат, мы это обсудим. А я там вижу один сплошной здоровый образ жизни.
— Неужели? А как назвать фотографии, которые вы продаете на улице?
— Перекреститесь, Вероника Витальевна. Мы ничего не продаем. А фотографии раздаем даром. И я даже скажу вам, как их назвать. Назовите их произведениями искусства.
И так далее в том же духе вплоть до финала, когда Лена заявила:
— Вы можете делать со мной что угодно. Хоть из школы выгнать. Думаете, я не проживу? Да я уже сейчас зарабатываю больше, чем мама.
Мама у Лены была инженером на заводе, который медленно, но верно угасал. А Лена позировала за деньги уже нескольким фотографам из окружения Жени Журавлевой, хотя они и знали, что девушка — несовершеннолетняя. Пожертвования в обмен на снимки и поцелуи тоже приноси ли неплохой доход, а пэкетиры затыкались сразу, как только слышали о церкви Пантеона. Или не сразу, но довольно быстро, потому что девочки отмазывались стандартно: «Мы не в курсе, нас тут поставили — мы и стоим. А по серьезным вопросам обращайтесь к серьезным людям. Церковь Пантеона. Адрес вот». — и тыкали под нос адреса в выходных данных книги «Пантеос». Там среди прочего значился контактный телефон.
