Мобильные связи (сборник) - Арбатова Мария Ивановна (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Он делал свою независимость, как другие делают карьеру. Встающее на пути только раззадоривало его. Он не понимал, что в результате попадает в лапы восхищенной толпы, опутывающей плотнее, чем близкие, но внутренне равнодушной. Он был андеграундный романтик, выдавливающий из себя по капле совка и, естественно, выплескивающий с водой ребенка. Это не давало Лине внутренне опереться на отношения. Ей не приходило в голову связать с ним жизнь, но была нужна уверенность в его постоянном наличии и ровный свет его нежности. На этом топливе она бы свернула горы.
А он пугался. Он не умел строить партнерские отношения с женщиной. Умел быть сверху, восхищать, оставлять, позировать, манипулировать. А психофизическую потребность в Лине ощущал как проигрыш. Как положение снизу. Лина немного опережала свое время по модели отношений с мужчиной, а Черновой был герой своего времени. К тому же всенародно признанный.
Второй день начался в том же автобусе. Лина уже познакомилась с коллегами по мероприятию, мелкими служащими гуманитарных наук. Все они давным-давно маргинализировались и зарабатывали уроками, переводами, бизнесом. Одна лихая пятидесятилетняя дама, достающая пачку сигарет из бюстгальтера, объяснила, что пишет докторскую диссертацию и живет на собранные пустые бутылки, потому что не желает продавать антиквариат. Причем активно ищет мецената для издания книжки «Письма Пушкина южного периода».
Они и съезжались на подобные мероприятия, чтобы побыть в дурмане прошлого и поругать отказавшиеся их кормить экономические реформы.
Сегодня все были с баулами, планируя трехдневное плавание в Ялту. Но организаторша объявила, что спонсоры чего-то куда-то не перевели вовремя, и вместо трехдневной экскурсии в Ялту завтра повезут на пароходе на легендарный Каролина-Бугаз и в крепость Аккерман. Компания вежливо промолчала – дареному коню в зубы не смотрят.
Лина расстроилась и обрадовалась. Расстроилась потому, что любила длинные морские путешествия, а обрадовалась потому, что название Каролина-Бугаз светящимися буквами всплыло из детства.
Слово «каролинабугаз» запорхало в воздухе после шестого класса с начала лагерной смены. Никто не понимал, что значит «перед праздником песни мы поедем на “каролинабугаз”». Среди детей начали курсировать слухи, что это чудесный замок, принадлежавший какой-то королеве Каролине. Пионервожатая, прославившаяся романом с физкультурником, обронила, что это пляж, где с одной стороны море, с другой – река, а с третьей – лиман. Лиман видели из окна автобуса, когда ездили на процедуры. Он был крохотным озером с водой странного цвета, вокруг которого сидели, стояли и лежали взрослые люди, добровольно обмазавшиеся зеленоватой грязью.
Лиман казался отвратительным местечком, но пионервожатая сказала, что в лимане очень соленая вода, поэтому в нем невозможно утонуть. А в реке – совершенно пресная, и там утонуть совсем просто. Это породило волну слухов, что «каролинабугаз» назван в честь утонувшей в пресной реке девочки Каролины. Потом лагерная структурная лингвистика пошла дальше, предположив, что утопленницу скорее звали Лина, а значит, перед нами не заурядное утонутие, а определенная кара. За что такая ужасная кара настигает девочек? Конечно же, за легкомыслие, кокетство и непослушание.
Дальше кто-то выяснил, что слово «кара» на каком-то языке означает прекрасная или красивая; стало быть, девочка Лина была либо покаранной, либо хорошенькой. А скорее всего и то и другое. Что такое «бугаз», думать было неинтересно. Лина была единственной Линой на весь лагерь. За это она, несмотря на длинный нос, была на весь сезон назначена главной красавицей и, несмотря на белокурые косы, получила роль индианки на празднике песни.
Роль состояла в том, что перед отрядом, исполняющим песню о мирном атоме, должны стоять индианка, негр и китаянка, потрясая плодами и колосьями. Китаянкой назначили татарку Айну на костылях, и она без меры хвасталась. Быть негром обломилось толстому хромому подлизе Синицыну, его собирались выкрасить смесью вазелина и гуталина и мелко накрутить на воспитательские бигуди. О роли индианки мечтали все, потому что ее обещали обернуть в простыню, украсить всей имеющейся в отряде бижутерией, нарисовать на лбу точку, а на веках стрелки.
Лина торжествовала и задирала длинный нос так, что мальчик из старшего отряда целый вечер простоял рядом около беседки, рассказывая про свою собаку. А таскающийся за ней вечным хвостиком неказистый Уточкин после этого подрался так интенсивно, что был лишен моря на целую неделю и весь срок, пока население лагеря ходило на пляж, в наказание мел площадку для построения, ловко скача на одном костыле.
Каролина-Бугаз свалился на Лину как праздник. Все затмило блаженство лежания на песке, ведь лагерный пляж был галечным. Она загадала, что если искупается во всех трех водах – сначала в лимане, потом в море и, наконец, в реке, – то все у нее будет очень хорошо. Взрослые расслабились так, что первый раз почти не следили.
А Лина хорошо плавала и часто побеждала на лагерных соревнованиях.
Лиман был противным, как теплый компот. Море было как море. Река была холодной и очень прозрачной. Лина лежала на спине, смотрела на солнце в зените и радовалась, что теперь все будет хорошо. Тут ее с какой-то глупостью окликнул Уточкин, плававший у берега, Лина попыталась встать на ноги. Не достала до дна, забултыхалась. Ногам стало страшно холодно, и ее почему-то поволокло вниз. Она испугалась, залупила по воде руками, но это страшное внизу было сильнее.
– Уточкин! Уточкин! – закричала она. – У меня ноги… Уточкин! Уточкин!
Она поняла, что тонет, и с тоской подумала, что кто-то другой на празднике песни будет изображать индианку… Звук плещущей воды почему-то превратился в грохот. Резиновая шапочка съехала на глаза. Лина перестала ощущать собственные ноги, как будто их откусила акула… Холод шел на нее снизу. Она подумала, что, наверное, смерть завоевывает человека по кускам снизу, потому что с головы ее легче отряхнуть. Казалось, что, теряя силы, она бьется с водой минут десять. Хотя потом говорили, что все произошло так быстро, что никто и сообразить не успел, думали, что дурачится, ведь она так хорошо плавает… Так что если бы не Уточкин…
И когда Уточкин подплыл, она схватила его дрожащими руками за шею так крепко, что он потом всем показывал синяки от пальцев. А еще она все время что-то возбужденно говорила ему про холод снизу. Уточкин доволок Лину до мели и выпихнул навстречу бежавшим с воплями воспитательницам. Он недотянул до берега, потому что не мог выйти из воды. Как все дети на костылях, он плавал в сто раз лучше, чем ходил. А потом по-крабьи полз до костылей, брошенных на песке. Он не мог смешать эту мизансцену с процедурой героического спасания и предпочел плескаться дальше.
Лина лежала на песке, ее трясло и рвало. Воспитательницы бегали и орали, то зачем-то кладя ей на ледяной лоб холодное полотенце, то пытаясь напоить водой. Дети стояли вокруг, испуганно перешептываясь про то, до конца ли Линка утонула. Перевозбужденный Уточкин барахтался возле берега и каждые две минуты кричал, как попугай:
– Борисова утонула, а я ее спас!
Прибежала сама начальник лагеря, склонилась над Линой. Важно пощупала пульс.
– В реке холодные воронки! Кто-нибудь утонет, а мне под суд идти? – сказала она и ушла обиженная.
Больше никому купаться в реке не разрешили. Когда Лина пришла в себя, она уже была объявлена национальной героиней. Все восхищались провидческими фантазиями про «кару хорошенькой Лине» на Каролина-Бугазе, и больше никто не считал назначение на роль индианки несправедливым.
Через пять дней Лина стояла в сари из простыни возле китаянки Айны и негра Синицына. В руках у нее была желтая дыня; Айна придерживала рукой и костылем сноп колосьев, а в черных, пахнущих гуталином руках Синицына были помидоры. Раскормленный лагерный баянист наяривал мотивчик, обрыдший за вечерние спевки, когда все играют в вышибалы, а ты учи текст и пой.
