Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс - Конникова Мария (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Решить эту задачу можно двумя способами. Один из них – озарение, при котором правильное слово можно увидеть после нескольких секунд поисков, второй – аналитический подход, или перебирание слова за словом, пока какое-нибудь не подойдет. В данном случае правильный ответ – apple, яблоко (crab apple – дикая яблоня, pineapple – ананас, applesauce – яблочный соус), и найти его можно, либо увидев сразу, либо просмотрев список возможных кандидатов (cake – торт, лепешка? Crabcake, крабовая котлета – они, положим, бывают, но со словом pine торт никак не сочетается. Grass – трава? То же самое, и т.?п.). Первый путь – аналог выбора компонентов с противоположных углов «мозгового чердака» и составления из них третьего связанного и вместе с тем несвязанного элемента, который приобретает смысл в тот же момент, как мы видим его. Второй сродни медленному и методичному пересмотру содержимого «чердака», цель которого – перерыть коробку за коробкой, выбросить один несоответствующий объект за другим, пока не найдется тот, с которым выполняются все соответствия [13] .
В отсутствие воображения приходится, подобно Ватсону, довольствоваться решением, далеким от идеала. И если Ватсон еще способен в конце концов решить головоломку вроде приведенной выше, со словами, в реальном мире успех ему не гарантирован, поскольку у него нет сформулированной задачи и аккуратно выстроенных в строчку элементов. Он не подготовил необходимое «мыслительное пространство», где может произойти озарение. Он понятия не имеет, какие элементы придется объединять. Другими словами, у него нет никакого представления о задаче.
Даже самый мозг Ватсона действует иначе, чем мозг Холмса, когда требуется найти подход к задаче, будь то составление слов или расследование убийства подрядчика. Сканирование головного мозга доктора показало бы нам, что Ватсон достигнет решения примерно за триста миллисекунд до того, как осознает это сам. Точнее, мы увидим вспышку активности в правой передней височной доле (чуть выше правого уха, в области, вовлеченной в сложные когнитивные процессы) и усиление активности в правой передней верхней височной извилине (в области, которая ассоциируется с восприятием эмоциональной просодии, или ритма и интонаций речи, передающей определенное чувство, а также с обобщением разрозненной информации в сложном языковом восприятии).
Мы сумеем даже предсказать, в правильном ли направлении движется Ватсон, если посмотрим на нейронную активность двух областей, левой и правой височных долей, ассоциирующихся с обработкой лексической и семантической информации, а также среднефронтальной коры, в том числе передней поясной, связанной с переключением внимания и выявлением непоследовательной и конкурирующей активности. Активизация этой последней представляет особый интерес, так как предполагает процесс, благодаря которому можно решить проблему, прежде казавшуюся непостижимой: передняя поясная кора, скорее всего, будет ждать выявления обособленных сигналов мозга, даже слабых (мы о них даже не подозреваем), и обращать на них внимание с целью поиска возможного решения, – так сказать, усиливая ту информацию, что уже имеется, просто недостает последнего импульса, чтобы ее объединить и обработать как единое целое.
Собственно говоря, если бы мы просто сравнивали мозг Ватсона с мозгом Холмса, то обнаружили бы заметные признаки склонности Холмса к подобным озарениям и недостаток таковых у Ватсона – и отсутствие у него мысленной цели, мотивирующей на поиск решений. А именно, мы увидели бы, что в мозге сыщика области правого полушария, связанные с лексической и семантической обработкой, более активны, чем в мозге среднестатистического Ватсона, и что они демонстрируют более рассеянную активизацию зрительной системы.
Что означают эти различия? Правое полушарие головного мозга в большей степени вовлечено в обработку таких свободных или отдаленных ассоциаций, которые часто увязываются воедино в моменты озарений, а левому свойственно сосредоточиваться на более близких и определенных связях. Вероятнее всего, конкретные модели, сопровождающие озарение, подают разуму сигнал готовности к обработке ассоциаций, на первый взгляд вообще не выглядящих ассоциациями. Другими словами, разум, способный находить связи между вроде бы никак не связанной информацией, может обращаться к своей обширной сети мыслей и впечатлений, и выявлять даже неопределенные связи, а затем усиливать их, чтобы распознать их более общее значение, если оно существует. Может показаться, что озарение является из ниоткуда, но на самом деле оно приходит из конкретного места: с «чердака», где обработка информации продолжалась все время, пока вы были заняты другими делами.
Трубка, скрипка, прогулка, концерт, душ – у всего перечисленного есть нечто общее помимо тех критериев, которыми мы пользовались, перечисляя виды деятельности, потенциально полезные для того, чтобы дистанцироваться. Они дают возможность разуму расслабиться. Снимают напряжение. По сути дела, все ранее упоминавшиеся характеристики – несвязанность, необходимость отсутствия чрезмерных и в то же время наличия достаточных усилий – вместе создают подходящую обстановку для нейронной релаксации. Невозможно расслабиться, если при этом работаешь над какой-нибудь задачей. Расслабиться не получится и в том случае, если деятельность требует слишком значительных усилий. А излишняя расслабленность не обеспечивает должную стимуляцию – наоборот, навевает сон.
Даже если вы так и не пришли к какому-либо заключению и не сумели составить представление о задаче за то время, пока отдалялись от нее, есть вероятность, что вы вернетесь к своей задаче бодрым, свежим и готовым потратить больше усилий. В 1927 г. гештальт-психолог Блюма Зейгарник заметила забавную особенность: официанты в одном венском ресторане помнили заказы, пока те выполнялись. Как только заказ был полностью выполнен, он словно стирался из памяти официантов. Обнаружив это, Зейгарник поступила так, как полагается любому увлеченному психологу: вернувшись в лабораторию, она разработала и провела исследование. Группе взрослых и детей давали 18–22 задания, которые требовалось выполнить (задания предусматривали как физическую деятельность, например лепку фигурок из глины, так и умственную, например складывание пазлов), однако выполнение половины этих заданий прерывали, не давая их завершить. В конце эксперимента выяснялось, что его участники запомнили прерванные задания гораздо лучше, чем законченные, – точнее, более чем в два раза лучше.
Зейгарник приписала эти результаты состоянию напряжения, как после фильма с интригующим финалом. Разум зрителя хочет знать, что будет дальше. Ему необходимо завершение. Он стремится прекратить работу, но будет продолжать работать, даже если приказать ему остановиться. Выполняя все прочие задания, он подсознательно будет вспоминать те из них, которые ему так и не удалось закончить. Мы уже сталкивались с этой потребностью в завершенности – стремлением нашего разума положить конец состоянию неопределенности и покончить с незавершенным делом. Эта потребность побуждает нас работать упорнее, лучше, поставив перед собой цель закончить работу. А как нам уже известно, мотивированный разум – гораздо более мощный разум.
Физическое дистанцирование
А если мы, подобно Ватсону, просто не в состоянии представить себе занятие, при котором можно думать о чем-то другом, даже если мы переберем все варианты из предложенного списка? К счастью, отстраненность – это не только смена деятельности (хотя это один из наиболее легких путей). Другой способ достичь психологической отстраненности – в буквальном смысле слова увеличить расстояние. Физически переместиться в другую точку. Для Ватсона аналогом такого перемещения становятся прогулки по Бейкер-стрит – вместо того чтобы сидеть в четырех стенах и наблюдать за своим соседом по квартире. Холмс умеет мысленно перенестись в другое место, однако реальное физическое перемещение способно помочь менее волевому человеку и даже самому великому сыщику, когда ждать творческого вдохновения больше неоткуда.
