Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды - Песков Василий Михайлович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Сейчас тишина. Дождик так тонок, что не слышно шороха по листве. Все звуки тонут в белесой дымке за исключением одного. Прекрасный звук, знакомый сельскому человеку, — отбивают косу, готовят ее к работе в лугах. Тук-тук-тук… Осклизлой глинистой тропкой спускаемся к Зале и поднимаемся вверх, туда, где дробно бьют о железо железом.
Просторный двор. Ходят мокрые куры. Стоят под навесом трактор и мотоцикл. У ворот — «майское дерево». Такие знаки внимания в венгерских селах девушкам ставят влюбленные парни. Но могут поставить «майское дерево» и в знак почтенья у дома хорошего человека.
Нам сказали: в доме невесты нет. А «уважаемый человек» был занят как раз тем, что отбивал под навесом косу. Это был старик в синей старой рубахе, резиновых сапогах, в помятой шляпе. Он сидел на скамейке, похожей на треногого козлика, и, ловко играя маленьким молоточком, делал нехитрое деревенское дело.
Познакомились. Объяснили, что слышали о хозяине дома много хорошего и заглянули поговорить. Старик слушал, чуть наклонив голову, с улыбкой человека, много всего повидавшего, отвыкшего удивляться, и все же с нестариковскими искорками в глазах.
— Меня зовут Имре, Имре Петэ. Живу на земле семьдесят восьмой год. Помирать еще не хочу… Присядьте, где захотите…
Старики, не потерявшие память, всегда интересны. Они откровенны. Не судят о жизни прямолинейно — знают, как жизнь сложна, что в ней подлинно ценно, а что лишь ценным казалось…
Вспоминая сейчас разговор под тихую майскую морось, я думаю: на кого-то похож Имре Петэ? И всплывает в памяти дед Брошка из толстовских «Казаков». Комплекция только иная. Не казак-богатырь, а щуплый жилистый человек. А все остальное похоже — трезвость мысли, чуткое понимание, где «фальч», а где здоровые зерна жизни, веселые искры в глазах, неугасшая с возрастом любознательность, страсть к охоте и покоряющая откровенность.
Я спросил:
— Имре, за что уважают вас хуторяне?
— За что уважают… — Старик улыбнулся, поколупал ногтем мозоль на ладони: — За долгую жизнь я не только не сделал никому зла, но даже в мыслях это не поимел. Люди, должно быть, чувствуют это…
Имре Петэ был в этих местах первым председателем кооператива. Потом десять лет — председателем сельсовета. Обе должности ставили человека в самом центре сельских страстей, разнообразных желаний и интересов. Он ни разу не уронил себя, был справедлив, когда надо — был строг, но всегда был сердечен. «Майское дерево» к его дому начали ставить в ту пору.
И на сегодня — он самый уважаемый на этих холмах человек.
— Наверное, припомните какие-то повороты судьбы, важные перемены?..
— Для вас, может быть, интересно будет узнать: вот тут, где сидим, стояли немецкие мотоциклы. А в доме жили фашистские офицеры. Мы с женой не могли при них громко разговаривать. И я всегда сжимался в комок, когда дети вдруг начинали плакать… Когда ваши были у Балатона, как раз вот тут, где ходят куры, разыгралась сцена, едва не стоившая мне жизни. Офицер кричал: «Русские рядом, а ты тут возишься с курами и коровой! Почему не на фронте?!» Я что-то сказал сгоряча. Помню, офицеры постарше схватили за руки этого малого в черном мундире, отняли у него пистолет… В тот же день немцы спешно куда-то делись. А я ушел в лес. В здешних лесах легко затеряться… Вернулся — в доме опять офицеры, только уже русские, два молодых парня. На ночь устроились вот тут, на сеновале, чтобы не тревожить спавших детей… Я многое тогда понял.
Бои шли рядом. Я попросил дать мне автомат и сапоги, потому что ходил босым. И меня приняли в наступавшее войско. Не могу судить, велика ли была моя польза, но все, что было на войне, я испытал. Стрелял. Видел смерть. Был ранен. Дошел с советским полком до австрийского города Граца…
Старик вынес из дома карту, и мы вместе разыскали на ней точку с надписью Грац, где Имре был ранен.
— Вся жизнь в этом доме?
— Нет, родился в соседней деревне. Этот дом перестроил сразу после войны. Видите: весь из глины, как ласточкино гнездо…
Имре и его жена Имреней живут с семьей сына. Хозяйство — две коровы, шесть свиней, куры, пасека.
— На мне забота: добывать корм. Созревают травы, и я вот готовлю косу. Кошу, сушу сено, на этом тракторишке перевожу вот сюда. Ну и хлопоты во дворе со скотиной…
— Здоровье?..
— Ни разу в жизни не пожаловался. Думаю, потому, что все время в движении, на ногах. До сих пор езжу на мотоцикле, без боязни сажусь на трактор. Без промаха и стреляю. На охотах по лесам за день прохожу пятьдесят — шестьдесят километров. Молодые ворчат: «Дед Имре, ну куда ты спешишь?» Две недели назад ходили на кабанов. У меня двустволка вашего ижевского завода. Ни разу не подвела…
— Были в жизни несчастья, драмы?
Старик вздохнул.
— Редкая жизнь — без них… Вы ведь знаете, что у нас было в 56-м. Меня грозились убить — я был тогда председателем кооператива. Угрозы я не боялся. Драма была в другом. Старший сын, тогда еще сопливый мальчишка, оказался не на моей стороне. Работал в Дьёре, ну и там активно участвовал в смуте. Сбежал в Швейцарию… Недавно я был у него — семья, работает маляром на военном заводе, красит пушки. Спрашиваю: как живешь, счастлив? Молчит. Какое счастье без родины…
Имре Петэ.
— Ну а вы как понимаете счастье? Что нужно для этого человеку?
Старик разглядывает свою мятую шляпу, выбирает из-под линялой, пропитанной потом ленты соринки.
— Человеку для счастья надо и много, и мало. Но одно условие, по-моему, обязательно: не быть завистливым. Завистливые счастливыми никогда не бывают… Я понимал счастье в разное время по-разному. Построил, помню, вот этот дом. Все своими руками — стены, крыша, двери, погреб, шкафы, скамейки. Был счастлив: умею! Ни к кому по мелочи не надо идти на поклон… В сельсовете работал — чувствовал: нужен людям. Теперь вот главная радость — внуки да еще лес, охота. Сейчас я вам похвалюсь…
Имре выносит из дома и приставляет под навесом у бочки громадных размеров оленьи рога.
— Двадцать лет назад это было. Долго ходили, выслеживали. И вот выбежал на меня. Туманный был вечер. Но вижу: рога небывалые. От волненья сердце под курткой курицей прыгало. Не промахнулся… Один заезжий турист из Австрии пристал — продай! Новый «Фольксваген» за эти рога предлагал. А я говорю: ну зачем мне «Фольксваген», мне дорога память… Туманный был вечер, помню, как в молоке, по брюхо стоял он в тумане.
— И не жалко было стрелять?
— Отчего не жалко. Такая смерть для оленя красна. Разве лучше-загнали бы волки или от старости падшего расклевали бы вороны… В охоте, если соблюдать правила и быть благородным, плохого ничего нет. В позапрошлом году сюда вот во двор к корыту забежал из леса кабан. Никакого внимания на собаку. Мы сидели с соседом как раз за столом! Стреляй! — кричит. — Стреляй!..
Ну как же мог я стрелять, когда голод зверя загнал аж во двор. Понаблюдали, как он, растолкав моих двух свиней, орудовал у корыта. Случай — приятно вспомнить…
Добрую половину жизни Имре Петэ провел в здешних лесах. Валил сосны на шпалы, охотился, знает все тропы звериные и людские, знает травы, грибы. Его дом — справочная служба для всей округи. Сюда заходят проверить: не попал ли в корзину случайно опасный гриб. Старик никому не откажет. Внимательно все рассмотрит: «Это хорошие, а эти два выбрось».
И нет деревенского дела, которое было бы незнакомо старому Имре. Под навесом стоят точило, верстак, наковальня. Хозяин дома не просто ездит на мотоцикле и тракторе, но может их починить. Он знает, как ощипать гуся, как заколоть свинью, подоить корову, починить обувь, отремонтировать кадку, вставить в ведерко дно. Его руками сложена печь… Внимание остановили необычные ульи, рядком стоявшие под вишнями на широкой сосновой плахе. Ульи были плетенные из орешника и соломы. Приложив ухо к пузатому боку одного из ульев, я услышал сдержанный гул утомленных ненастьем пчел. Увидев интерес гостя к необычной поделке из орешника и соломы, пасечник вынес под навес из кладовки и еще кое-что искусно сделанное из тех же материалов. Я увидел громадные кувшины, плошки, корзины. И сразу вспомнил псковский музей, где стоит точно такая же посуда для хранения гороха, фасоли, мака, зерна. Мне сказали в музее: все это — давнее прошлое, сегодня никто уже не умеет делать эти чудо-сосуды… Но вот мастер стоит рядом со мной. Он вынес недавно начатое изделье. И можно увидеть, как вьется ровный соломенный жгут, как ладно спиралью образует он нужную форму посуды.
