Хозяин музея Прадо и пророческие картины - Сьерра Хавьер (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Может, это автопортрет художника?
— Существует такое мнение, но мне оно кажется неубедительным. Нет признаков, указывающих, что он имеет отношение к живописи. Скорее он хочет передать нам какое-то послание, а вовсе не закрепить за собой право на это произведение.
— И какое же послание он хочет донести? — пробормотал я, уткнувшись носом в угол доски.
— Френгер считает, что он указывает на «новую Еву», женщину, держащую в руке знаменитое яблоко из райского сада. Но взгляни внимательно на того, кто находится у него за спиной. Над плечом мужчины просматривается еще один образ, и на сей раз он вполне может оказаться автопортретом Босха. Человек находится в тени, на втором плане, опираясь на плечо покровителя.
— Хорошо бы иметь хотя бы один портрет Босха, чтобы сравнить его с данной частью триптиха.
Фовел вскинул брови и тяжело вздохнул, смирившись с моим безграничным невежеством.
— К сожалению, такого не существует, — произнес он. — Самый ранний из дошедших до наших дней портретов художника был выполнен через пятьдесят лет после его смерти фламандским поэтом и гравером Домиником Лампсонием. Следовательно, достоверность сомнительна. Правда, Лампсоний включил его в серию из двадцати трех, достаточно точных, гравюрных портретов известных нидерландских художников. Босха он изобразил уже пожилым человеком.
— А есть сходство между тем портретом и этим изображением спутника магистра Братьев свободного духа с триптиха «Сад земных наслаждений»?
Я заметил, что мой вопрос отчего-то вызвал у маэстро неловкость. Он принялся тереть нос и рот, словно пытаясь подобрать подобающий ответ.
— Возможно, Френгер ошибся с идентификацией персонажей на триптихе. Или ошибся Лампсоний. Действительно, существует нечто общее между этими образами и первым известным портретом Босха. Но есть одна деталь...
— Какая?
— На гравюре Лампсония изображен старик, однако правой рукой он повторяет жест магистра Братьев свободного духа. Указывает куда-то перстом.
— Куда, доктор?
— Гравюра не дает ответа. Однако с триптиха оба обращают взор к нам и указывают на рождение Евы, которая отражается в куске стекла, похожем на приоткрытую дверь. Кажется, будто они акцентируют внимание одновременно на женщине и на двери, словно в них заключена суть картины.
— Инструмент!
— Именно. — Лицо Фовела приняло таинственное выражение. — Триптих следует воспринимать как дверь. Порог при переходе по ту сторону объективной реальности. И женщина, изображенная в расслабленной позе, полусонная, символизирует ключ, позволяющий открыть эту дверь. Повторяю, Френгер считал, что триптих использовали как инструмент для самопознания и размышлений. С его помощью адепты Братьев свободного духа могли приблизиться к постижению подлинного философского смысла учения секты, мистическим видениям, откровениям, которые наделялись огромной духовной значимостью. У меня сложилось впечатление, будто дверь и томная дама представляют собой некий ребус. Его разгадка объясняет назначение картины и как ее надлежит использовать на практике. Хочешь, я прочитаю тебе, что сказал Френгер?
— Конечно!
Покопавшись в одном из карманов пальто, доктор Фовел извлек среднего размера книгу с темной, потрепанной обложкой. Я сумел лишь различить имя ученого немца, изыскания которого поразили маэстро. Он открыл томик в заложенном месте и прочитал:
«Желая начать собственный духовный путь, последователи свободного духа садились перед этой панелью для размышлений. В момент наивысшей сосредоточенности они медленно покидали мир повседневности, погружаясь в духовный универсум, открывая его шаг за шагом. Постепенно он показывал им все более глубокие истины. Единственным способом познания с помощью панели была непрерывная концентрация на ней. Зритель становился как бы соавтором создателя картины, независимым толкователем важнейших символов и загадок, представавших перед его взором. Картина не являлась закостеневшей формой, но дышала, пронизанная живительным потоком развития, внутреннего совершенствования, поступательного процесса познания. И все вместе в гармонии с эволюционным содержанием образует интеллектуальную структуру триптиха».
Фовел умолк и сделал паузу, давая мне время осмыслить прозвучавшие слова. Я отреагировал незамедлительно:
— Значит, вам известно, как открыть эту дверь, став частью пространства картины? Привести механизм в действие?
— Боюсь, что нет. — Он вздохнул. — Это не удалось даже Френгеру. После того как в Берлине бомбардировка союзников разрушила его квартиру, уничтожив все записи, он многие годы пытался пересечь порог, но не достиг успеха. Его бесплодные попытки дали повод предположить, что путешествие начинается в тот момент, когда взгляд задерживается на основании «источника жизни» на левой панели, на дупле, где обитает сова, и адепт проваливается сквозь эту дыру. Я пробовал. Честное слово. Кстати, знаменательно, что сова встречается несколько раз в разных частях композиции, словно исполняя роль замков от одной двери. И хотя символическое значение птиц лично для меня очевидно, очень непросто заставить их «работать».
— Что же, по-вашему, означают совы?
— Совы умеют видеть в темноте. С древних времен они считались воплощением высшей мудрости, не ограниченной материальным миром. Только они способны совершенно свободно летать в сумраке. И сие означало с точки зрения древних народов, что они могут перемещаться в царстве смерти. По ту сторону бытия. Эти существа — психопомпы, то есть проводники душ.
— Получается, перед нами еще одна картина — посредник...
— Да. Но нам остается понять, каким именно средством предлагает воспользоваться художник для путешествия «по ту сторону», к Богу. Глубокие размышления? Наркотические вещества? Может, сумчатые грибы или спорынья, столь популярная для приготовления настоек в Нидерландах? Френгер не прояснит вопрос. А между тем я готов поклясться, что к моменту, когда картина очутилась в руках Филиппа II в конце XVI века, он сам и доверенные его советники прекрасно знали о пророческом назначении триптиха.
— Вы уверены?
— Видишь ли, — улыбнулся он, — не секрет, что Филипп II был личностью весьма противоречивой. С одной стороны, он выступал как неистовый защитник католической веры, насаждал трибуналы инквизиции во всех своих владениях и противостоял протестантам и прочим еретикам. А с другой — поощрял алхимические опыты придворного архитектора Хуана де Эрреры, являлся страстным коллекционером трудов герметистов, магов и астрологов и даже хранил вместе с христианскими реликвиями в личной сокровищнице не менее шести рогов единорогов. Ортодоксальные и еретические взгляды, истинная вера и язычество постоянно давали о себе знать, вступая в противоборство. Держу пари, что король, услышав о мистических свойствах картины, пожелал иметь ее под рукой в смертный час.
— А это не сочли предосудительным? Никого не удивило, что король проявил интерес к столь необычной картине? Неужели при католическом дворе Европы творчество столь своеобразного художника не вызывало подозрений?
— Еще бы! — воскликнул Фовел. — Как только Босха не называли! Бесовский художник — одно из самых мягких его прозвищ. Многие, видевшие его творения, недоумевали, почему король одержим ими. К счастью, Босх не был плодовитым живописцем. Всего он создал не более четырех десятков произведений. Однако известно, что Филипп II собрал самую крупную коллекцию его работ. Она насчитывала двадцать шесть картин к моменту смерти монарха. И значительную их часть Филипп II приказал разместить на стенах Эскориала. Вероятно, он поступал так смело, потому что отцу Сигуэнсе практически удалось убедить критиков, что речь идет о работах сатирических. Будто бы они заставляли задуматься о соблазнах порока, подстерегавших правоверных христиан, и не поддаваться грехам, которые изобличал живописец. Примечательно, что подобную трактовку приняли в обществе почти единодушно, без тени сомнений, и она сохранялась в качестве официальной вплоть до первой четверти следующего столетия.