Юджиния - Минчин Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Я гашу, — спокойно сказала она. У него поплыло в голове.
Перебираясь через него на свое место, она нечаянно задела грудью его щеку.
— Я не нарочно, извини.
Его бросило в дикий жар, через минуту его трясло в знобящем холоде. Готовое взорваться желание давило на мозг, и он с трудом сдерживался.
Александр ничего не понимал, он дал бы голову на отсечение, что она еще не целованная девочка и что к ней никто не прикасался, и не был уверен, осмелится ли он прикоснуться к ней поцелуем. Он не верил и не представлял, что в ее жизни был хотя бы один мужчина, даже ее одежда пахла невинностью. О непорочности говорили и детские глаза, и алые губки, и маленький носик, и то, как она смотрела на мир, и как она щебетала.
Но смуглая кожа, созревшие груди, красиво расставленные бедра, легкость, с которой она встала и показалась голой, почти голой… — и в то же время это невиннейшее лицо. Это чистый, как хрусталь, взгляд…
Он решился. Повернулся в темноте и, словно боясь раздавить хрупчайший хрусталь, будто к вазе из тончайшего стекла, прикоснулся, приложился к ней губами и поцеловал.
Она спокойно отодвинула его, посмотрела сквозь прекрасные волосы, блеснули детские белки, и сказала:
— Не надо. Когда я захочу, я сама поцелую тебя. — И, отвернувшись, стала глядеть вверх, в темный потолок.
Он обалдел от всего, и от ее щеки, и от запаха, и от ее «не надо» (такая же, как все), и от тут же обнадеживающего «когда я захочу».
Прошло пять минут, она лежала, не шевелясь. Он молчал и уже прощался с мечтой коснуться этого сказочного, на мгновение увиденного смуглого лавандового тела.
Он хотел только поцеловать, будучи уверенным, что она девочка. Он бы не выжил, если бы не поцеловал хотя бы один раз это чудо. Но никогда никого не принуждал, не просил и не убеждал. Он терпел.
И вдруг она двинулась, коснулась рукой под одеялом его бедра, оттянула резинку и наивно сказала:
— Сними.
Как в корень соки из земли, хлынуло в него желание.
— Нет, я сама, — и она сняла.
Он не думал, что такое бывает, но тело его заполыхало лихорадкой жара. Он замер и не дышал.
Потом она задала вопрос, от которого он чуть не упал… С кровати-дивана.
— Хочешь, я тебя поцелую? Но справился и выдохнул: — Да.
Она коснулась поцелуем его рта, щеки, шеи, плеча, потом приникла к шее и стала зацеловывать ее, сильно втягивая в рот. Плечи, грудь, ниже груди, верх живота, живот… Его трясло, колотило и лихорадило. Она целовала жарче и безумней, сильней и тверже, мягче и грубее, покрывая каждую пядинку его тела съедающими, кусающими, шипящими, жаркими губами. О, это была искусница! Стон, крик и стон вырвались из него поочередно. Уже ничто в мире не сдержало бы его, даже если она была бы девочкой. Она это знала и раскаляла нарочно. Его начинало разрывать. Он сорвал с нее прозрачные трусики, как одержимый, перевернулся и ворвался, впился в бархат нутра, вонзившись всем своим вставшим естеством по самый корень. Она дико вскрикнула, дернулась, закричала, вырываясь, и вдруг — резко вжалась и закрутилась под ним. Как будто ее били раскаленные токи, она вертелась и вжималась, скользила и крутилась, отрывалась и впивалась, наседала и уходила, соскакивала, разметав, мечась и утонув в волосах, — и сдавленный крик рвался приглушенно, едва сдерживаемый, из ее гортани. Она вся жила, еблась, дышала и двигалась, она крутилась так сильно, что он с трудом удерживал ее на …. чтобы все-таки кончить. По временам, когда он, вдруг резко разрывая мышцы, ткань, входил глубже, она соскальзывала с его… Чтобы через секунду насесть опять. И опять. Когда он вошел в нее, вглубь, он чуть не закричал от восторга — все было тесно, жало, сжимало, давило. Этот крик восторга едва сдерживался в горле.
Приближался конец, из него уже внутри где-то начинало катиться, он вмял ее твердую грудь и раздавливал тонкое тело, плечи хрустели. Он разламывал ее. Она, вскрикнув, вдруг замерла, затихла, продолжая вертеть едва не ускользающее свое тело и — подбрасывать к нему (на его…), и в этой наступившей тишине, под звук ее бьющегося обезмолвившего тела, с диким криком, похожим на вой, вырвавшийся из глубин неведомого темного, неясного, он, вонзившись, вкрутившись, войдя, вдавив до упора, ткнувшись в самый тупик, дно дна, донышка, точки — кончил, забившись, содрогаясь — туда, не в силах удержаться и выйти наружу. И с радостью, облегчением выдохнул.
Ей в губы… Свое дыхание. И первое, что он услышал: ее всхлип. Еще. Она плакала, вздрагивая. Об-нимая его шею, прижимаясь чуть повлажневшей грудью, она тряслась в его руках. Он встревожился как никогда.
— Что с тобой, что? — Он стал покрывать ее лицо, глаза, слезы поцелуями. Он испугался чего-то. Она рыдала взахлеб, как будто у нее только что забрали самое сокровенное.
— Что?!
— Мне было хорошо, — ответила шепотом она. И какая-то неведомая сила сжала его внутри, он был еще в ней. Он извергся до конца. Конца. Потом она успокоилась, встала и пошла в ванную.
Скудный блеск луны лился в окно. Он посмотрел на простыню. Она была чиста: девочка Юля не была девушкой. Это поразило его еще больше.
Потом был еще раз. Почти сразу. Он думал, она кричала, потому что ей было больно…
А потом…
А потом — она неожиданно влюбилась в него. Да так, как никто и никогда в него не влюблялся. Или все, вместе взятые, не стоили того. Юлия была его последней девушкой в Москве. Запомнившаяся надолго.
(С той, которая приехала в Торонто потом, — тогда он был в разрыве.)
Она писала ему два года. Каждую неделю. Потом также неожиданно, как влюбилась, исчезла.
Юджиния ни в чем не уступала Юлии в темпераменте. Но у нее он был — божественный, Богом данный.
Александр тут же остановился (хотя никогда и не сравнивал), он не хотел кощунствовать: сравнивая двух женщин.
Юджиния смотрела на него широко открытыми глазами.
— Ты хорошо спал? — Да.
— Тебе снилось что-нибудь?
— Нет…
— Ты огорчен чем-то, да?
— Просто воспоминания.
— О чем? — О разном.
— Ты давно не звонил маме и папе, уже две недели.
Он поблагодарил ее про себя и пообещал это сделать вечером. Нужные бумаги никак не оформлялись, и он не знал, когда сможет вытащить их оттуда. Все, что касалось той страны, было сложно.
— Ты будешь писать, как обычно?
— Нет, нет настроения.
— Что же мы тогда будем делать?
— Нюхать твои розы.
— Что?! — Она не поняла.
— Дела человеческие — лучше слов человеческих. Их поступки.
— И я должна как-то поступать? — Она ласково улыбалась.
— А я в свою очередь должен что-то сделать… — Их губы соприкоснулись.
Завтракали они на кухне.
Он не собирался писать и посвятил ей весь день.
— Куда мы поедем? — спросила она.
— Я тебе покажу город, который ты не знаешь.
Он повез ее в маленькие галереи бедных художников, где они провели полдня. Она была восхищена, и он купил две картины: девочка, сидящая на шаре, и девочка, лежащая у моря, — обе походили на нее.
Заплатив лишние деньги, он попросил привезти картины домой, дав адрес. Александру не трудно было взять эти картины самому, но причина была другая. Ему понравился художник, и он хотел заказать ему портрет Юджинии. У художника хорошо получались лица.
Было время позднего ленча. Совсем неподалеку находился дорогой, но вкусный ресторан (часто дорогое бывает безвкусным).
И вот тогда он второй раз встретил Шилу. Она стояла в большом вестибюле ресторана со своими друзьями и внимательно слушала, с легкой улыбкой на губах, жестикулирующего рассказчика. Они одновременно увидели друг друга, и все поздоровались, представившись по очереди. Улыбки, смех, шутки, слова. Они только что закончили ленч и собирались уезжать. И вдруг он заметил свое отражение в глазах Шилы, так падал свет, и искру, блеснувшую в зрачке, — он отвел взгляд и спросил Юджинию, не должны ли они идти. Она радостно кивнула всем (все знали, кто она), и они пошли.
