Искушение - Джойс Майерс (книга жизни .txt) 📗

На площадке перед дверью в квартиру Агнелли собралась толпа. В квартире, кроме Мареллы с малышами и Фреда, не было никого. Фостер в смятении бросился к Габриелю, схватил его за руки и, захлебываясь от волнения, заговорил:

– Какие-то подонки едва не убили мальчика, Гейб! Но могли убить! Кто его знает, может быть, он уже мертв! – слезы текли по щекам Фреда и падали на скрипку. Он играл гаммы, похожие на рыдание.

Дженни охватила глубокая печаль. Она опустилась на колени и прижала к себе Ингри.

– Ингри, моя любимая малышка, ты уже стала большой, помогаешь нянчить Эллиса. Как себя чувствует сегодня наш мальчик?

– Хорошо, мама, – сказала серьезно девочка. Тревожное настроение взрослых передалось ребенку. – Посмотри, мама.

Она взяла Дженни за руку и повела к колыбели. Увидев Дженни, малыш весело заворковал и загукал, стал размахивать ручками, улыбаться. Она подумала о Софии. Как тяжело в эту минуту бедной женщине стоять у постели сына, который, может быть, умирает. И Дженни тихо заплакала.

– Кто это его так? – сурово спросил Габриель. Его лицо стало жестким.

Фред пожал плечами. – Никто точно не знает, но ходит много слухов и предположений. Одни говорят, что это фении, которые охотятся за Джоко. Другие – что это Мик Мейхен или те, кто побил Дженни, или…

– Это ублюдок Хорас Лейк. Когда все случилось?

– Саверио думает, что в субботу ночью. На крыше, у голубятни. Они все в Белевью… и девочки, и София с Саверно, и Медея.

– В городской больнице? Боже мой, мой кузен не нищий и не преступник! – в бешенстве крикнул Габриель и бросился вниз по лестнице.

– Дженни Ланган, пожалуйста, пойдем со мной. И она побежала за Габриелем.

– Прежде здесь была больница для заразных больных, настоящая тюрьма. Сейчас лечебница всегда переполнена. Пациентов кладут по трое на две сдвинутые кровати или по двое на одну. Кормят отвратительно. Еда всегда несвежая. Эти врачи и сиделки относятся высокомерно и с презрением к таким людям… как мы, – рассказывал Габриель, пока они шли в палату, где лежал Рокко.

Парнишка лежал один в чистой постели. По одну сторону кровати стояла сиделка в белоснежной шапочке, по другую – вся в черном Медея. Рокко был без сознания, но Медея что-то говорила ему, может быть, заклинание. София и ее дочери потихоньку плакали. Сиделка недоверчиво и недовольно смотрела на суеверных иностранцев.

– Спасибо. Мы сами позаботимся о нем, – сказала Дженни молодой женщине.

Сиделка вздохнула с облегчением.

– Я не понимаю их. Не могу понять ни слова из того, что они говорят, – объяснила она беспомощно. – Я не в силах разобрать ни слова, даже когда они пытаются говорить по-английски. Как я могу помочь, если я их не понимаю?! Я думаю, что ему… можно помочь.

Дженни взглянула на Рокко. Голова забинтована, белый как мел, он лежал неподвижно. Видимо, был без сознания.

– Я помогу ему, если вы скажете мне, что нужно сделать. У него очень плохое состояние? Чего можно ожидать?

– Он молод и здоров… Возможно, у него есть шанс, – сиделка ушла.

– Возможно? – гневно выкрикнул Габриель. – Но только не здесь. Давай пойдем, а?

Он сгреб кузена вместе с простынями и одеялом и большими шагами устремился к выходу из палаты. В коридоре его окружили взволнованные сиделки и медсестры. Они уговаривали его, угрожали ему, но Габриель их не слушал.

– Прошу вас, леди, уйдите с дороги, – он улыбался сурово и угрожающе.

Помявшись, те все же отступили.

– Здесь он умрет. Дома у него будет шанс выздороветь, – убеждал он Саверио, который молча кивал головой, слишком встревоженный, чтобы говорить. А София все плакала.

– Клянусь честью Агнелли, я найду тех, кто сделал это. Они дорого заплатят за все.

Вероника и Велентайн поддержали своего кузена, с которым всегда и во всем были согласны.

– Гейб, это Америка. Пусть все идет своим чередом. Пусть преступников ищет полиция и осудит их по закону. Ни к чему начинать здесь вендетту, – сквозь слезы проговорила София. Ей никак не удавалось взять себя в руки.

– Это я виноват в том, что случилось с Рокко. Те, кто напали на мальчика, искали меня.

– Габриель, почему ты решил, что все из-за тебя? – спросила Дженни. Она поддерживала Софию под руку. Ей вспомнились Гьерд Зорн и Чарльз Торндайк. Она мучилась и переживала из-за того, что не рассказала Габриелю об угрозах англичанина после того, как позволила тому увидеть Ингри. – Возможно, искали Джоко или Мейхенов, или… меня.

Агнелли бросил на нее внимательный взгляд, прищурился. Он выяснит все немного позже.

Спустя неделю Рок уже мог сидеть. Габриель ставил стул у окна, выходящего на улицу, и устраивал паренька поудобнее. За время болезни мальчик замкнулся в себе. Его лицо приобрело болезненную бледность. Спокойно и задумчиво он смотрел, как по эстакаде проносятся поезда, прислушивался к пронзительным крикам на улице.

– Гейб, я не знаю, кто это был. Я ничего не помню. Я искал Роберте и ребят, чтобы весело провести субботний вечер, а потом…

У него еще была забинтована голова и один глаз. Грубый, рваный шрам проходил от левого уха к правому под подбородком. Девая нога, в синяках и кровоподтеках, отекла от колена до ступни. Казалось, нападавший старался, хоть и безуспешно, сломать ему ногу.

Джеси и Бейбет прислали к Агнелли домашнего врача семьи Карвало. Каждый день доктор Перси Ферлонг, немолодой уже человек, взбирался по крутым ступенькам лестницы на четвертый этаж, чтобы осмотреть Рокко. Вытирая пот с высокого лба и водружая на тонкий прямой нос патриция очки в тонкой золотой оправе, доктор принимал бокал вина из рук Софии и ласково говорил с ней до осмотра больного и после него.

Доктор – человек занятой. У него большая практика, и он пользовался популярностью в семействах, принадлежавших к высшим слоям общества Нью-Йорка. И все же этот элегантный человек находил время по дороге от одного богатого пациента к другому остановиться у подъезда перенаселенной многоэтажки.

Он не спеша поднимался по лестнице, останавливался на каждой площадке у полуоткрытых дверей и отвечал на вопросы, которые ему задавали тихими, неуверенными голосами, осматривал маленьких детей и стариков, открывал свой небольшой черный чемоданчик и раздавал лекарства. Он помогал всем бесплатно, лечил от всех болезней, начиная с потницы у младенцев и кончая туберкулезом. Доктор сумел отправить молодого человека, который жил в сырой комнате на втором этаже, в санаторий на Лонг-Айленд.

– Не требуйте у Рокко немедленного ответа, мистер Агнелли, – предупреждал врач Габриеля. – Он может никогда не вспомнить, что с ним стряслось. Такие тяжелые травмы часто стирают память. Хотя в один прекрасный день в его памяти, возможно, откроется окошечко и всплывут воспоминания о том страшном дне. Дайте ему время.

У Рокко было много времени, но оно его не радовало. Только через месяц его физические травмы были залечены. Теперь он мог самостоятельно бродить по квартире и даже пойти погулять. Но он по-прежнему оставался в комнате, которую родители выделили ему, и отчаянно цеплялся за свой стул, не желая и страшась выйти из дома.

В светлой солнечной комнате в особняке Карвало Габриель работал над ткацким станком для Дженни. Работа близилась к концу. Он сделал раму из абрикосового дерева и установил ее на дубовых стояках. Из яблони вырезал ремизку и планки. Из вишневого дерева, самого ценного для столяра-краснодеревщика, изготовил челнок, ткацкий навой [21] и скамью для ткачихи. Отполированное дерево светилось теплым красноватым цветом. В его старом, с щербинами, прочном деревянном ящике, среди множества инструментов Дженни увидела складную деревянную линейку, ручную пилу с вырезанной на конце рукоятки оскаленной головой пантеры и прекрасный фуганок Стенли 35. Габриель показал ей, какую тонкую стружку он снимает и какая гладкая поверхность остается после работы.