Тайная жизнь растений - Сын У Ли (серия книг .txt) 📗

Темной ночью лес страшен. «Тут свои правила, своя логика, это мир привидений и ведьм», — подумалось мне. Я никогда не был здесь один. Свет фонаря не спасал ни от темноты, ни от ужаса. Мне было страшно — и я, продвигаясь в чащу, звал брата, мне было страшно — и мой зов «Ухён! Брат!» звучал еле слышно. Я надеялся, что мой голос прогонит страх перед темнотой, но в то же время опасался, что если крикну слишком громко, мой крик сделает темноту еще более жуткой.

Дойдя до того места, где рос стиракс, я, наконец, остановился. Передо мной был забор, дальше не пройти. За забором — лес в кромешной темноте, над ним висит зловещая тишина. В этом лесу тишина — хозяйка. Будто гигантская пещера разверзла передо мной свою огромную черную пасть. Не видно ничего, кроме темноты, — ни сосны, ни стиракса. Стоя на месте, я посветил фонарем за забор и крикнул:

— Брат! Ухён! Брат!

Ничто не колыхнулось в густой темноте, лес поглотил мой крик. Только шелест крыльев потревоженной птицы был мне ответом. От неожиданности я сделал шаг назад. Из-за света фонаря деревья отбрасывали длинные таинственные тени. Я поспешно направил фонарь в другую сторону.

Я был готов бежать прочь из этого проклятого места, как вдруг заметил серебристый отблеск в танцующем свете фонаря — кажется, там была коляска брата. Я пошел туда, чтобы удостовериться, не померещилось ли мне.

— Брат! — позвал я, но никто не отвечал.

У коляски не было одного колеса, она стояла, завалившись боком в канаву.

— Брат! — позвал я снова, вытаскивая коляску из канавы.

Но его нигде не было.

Куда он мог деться? Здесь он был — это точно. Я не мог поверить, что он смог добраться сюда без посторонней помощи, а то, что он исчез, оставив тут коляску, вообще невозможно было объяснить. Я снова посмотрел на забор, отделяющий тропинку от лесной чащи. «Если я пойду все дальше, дальше, может быть, и я смогу стать одной из лесных тварей», — вспомнились мне его слова. Еще он говорил, что мечтает дотронуться до огромного ясеня, гигантской часовой стрелки на циферблате мироздания, на которую извечно опирается небосвод. «Что за бред», — сказал я сам себе, облизывая губы. Меня мучила жажда. Во рту пересохло, темный лес за забором все сильнее манил меня к себе, мне все сложнее было бороться с его искушениями. Забор походил на стальную паутину, натянутую между столбами. И здоровому человеку непросто раздвинуть прутья и залезть внутрь. А уж тем более сомнительно, что это умудрился сделать брат. Но если его там нет, где он? Куда еще ему было идти?

Я кашлянул, пытаясь хоть как-то снять мистическое настроение и вернуться в привычную реальность. Но вокруг по-прежнему висела запредельная тишина. Я стал пробираться за ограждение.

33

— Выключи фонарь, — сказал отец.

Это было так неожиданно, что в первый момент я даже не понял, кто со мной говорит. Я выключил фонарь, освещавший мне дорогу, и спросил:

— Брат, это ты?

— Он спит. — Только сейчас я узнал отца в скрючившейся передо мной тени.

— Отец? — спросил я с удивлением и радостью.

В лесу было тихо. Ничто не нарушало тишины — ни раздающийся то здесь, то там печальный крик ночных птиц, ни треск сухих веток, которые я задевал плечами. Ни шелест травы под ногами. Эти звуки только подчеркивали гробовое молчание леса. Как пусто и неуютно…

Через силу ступая в темноте, я подумал, что тишина вокруг напоминает ту, что была, наверное, до начала времен. Страх не отпускал меня, и я, сделав шаг вперед, тихонько позвал брата. Лес мгновенно поглотил звук моего голоса, как сухая бумага впитывает влагу. Давящая тишина леса заставила забыть, ради чего я здесь. Лес сам по себе и есть тот гигантский ясень, часовая стрелка на циферблате вселенной, лес сам по себе — глубокая темная пещера.

Отец сидел, опершись о толстый ствол дерева. Брат лежал, положив голову отцу на колени. Отец гладил его волосы. Эта картина своим оглушающим безмолвием напоминала внезапный стоп-кадр из фильма. Вокруг них будто не было воздуха — только вытесняющая все тишина. Словно невидимая стена отделяла это священное место от всего остального мира. Создавалось впечатление, что туда не дозволено входить, и я остановился. Отец, проводя рукой по волосам брата, приговаривал что-то. Я не слышал слов, но интуитивно ощущал движение его губ. Казалось, он то ли подробно объясняет ему что-то, то ли дает сердечный совет. А может быть он пел ему колыбельную. Я не мог разглядеть лицо брата, но не сомневался, что он спокоен. Это было так непривычно. Мне вспомнилось, как отец гладил листья деревьев в саду. Тогда он посоветовал быть искренним с растениями. Сказал, что их нужно непритворно любить. По словам отца, растения безошибочно определяют, врет человек или говорит правду. Я будто слышал голос отца, который говорил мне: «Лживая любовь не отзовется в душе другого, то же и с людьми — как и растениям, им нужна искренность, только она сможет пробудить ответное чувство». Как тогда в саду я стал свидетелем его таинственной связи с растениями, так теперь я видел ту же связь между ним и братом.

Когда глаз отвык от света фонаря, темнота сама по себе начала излучать слабое свечение. Ветви деревьев клонились к земле. Кроны, как зонты, закрывали отца и брата. Казалось, деревья одновременно служили для них и защитой, и темницей.

— Он говорил, что хочет стать деревом, — голос отца прозвучал словно издалека.

Да-да, я хотел сказать то же самое. Брат хочет быть деревом. Поэтому, наверно, он и стал собирать мифы о превращениях.

Я впервые подумал, как хорошо, что я могу находиться в этом священном месте, где были брат и отец, и спросил:

— Отец, это вы привезли брата сюда, в лес?

Я знал от матери, что отец уехал искать брата. То есть брат покинул дом один, а не в сопровождении отца. Но я все равно задал этот вопрос, потому что добраться сюда самостоятельно — слишком сложная задача для брата, а может быть, потому что какая-то особенная связь между ним и отцом бросалась в глаза.

— Нет, — тихо ответил отец. — Когда я уже вышел из дома, чтобы ехать на лотосовый рынок, меня вдруг осенило, что он любит гулять по этой тропе. Я решил на всякий случай сначала поискать его здесь — и действительно, в конце дороги стояла его коляска. Не представляю, чтобы он перелез через забор, но он, очевидно, как-то проник сюда сам. Вот здесь он упал. Лежал весь в ушибах и ссадинах. Как уж он преодолел ограждение и как добрался до этого дерева… загадка. Думаю, он хотел найти самое что ни на есть безлюдное место. Хотел оказаться в чащобе, куда вход другим был бы заказан, — рассказывал мне о произошедшем отец, поглаживая, как тогда в саду листья деревьев, волосы брата.

Внезапное чувство жалости к брату захлестнуло меня. Мне казалось, что теперь я в полной мере понял глубину его страданий и горя. Но разве это было возможно? Я мог в воображении лишь прикоснуться к тому, что испытывал он. Он отчаялся найти свое место в жизни, но это было еще не самое страшное. Гораздо хуже было то, что он не мог с этим примириться, — его мучило собственное решение отказаться от поиска себя. Поразительно — он хочет оказаться там, где душа не ограничена никакими рамками, где она свободна даже от чувств. Разве это возможно в нашей реальности? Нет, он мечтает о том, чтобы расстаться со всем, что есть в этом мире, и принять совершенно другую форму существования, — какая огромная и какая безнадежная мечта. Можно ли хотеть чего-то большего, нежели другая реальность? Может ли быть желание менее осуществимым, чем желание быть там, где нет никаких желаний?

— Он сказал, что хочет стать деревом, — повторил отец. — Как только я прижал его к своей груди, он задрожал и заплакал. Я не вытирал его слез. Я дал ему отвести душу. Очиститься. Выплакать свое горе, боль, свои желания… «Хочу стать деревом», — он зарылся лицом мне в грудь и все продолжал повторять эти слова. «Ты хочешь стать деревом, значит, ты уже одно из них», — сказал я ему. «Тот, кто мечтает соединиться с миром природы, душой уже стал частью этого мира; тот, кто душой приблизился к этим созданиям, — уже стал одним из них».