За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Сходная ситуация была и в Петербурге. Правда, после объявления Австрией войны сербам царь согласился на частичную мобилизацию. Однако это оказалось невозможным. В Генштабе существовали планы частичной мобилизации против Турции, против Швеции, но не против Австро-Венгрии. И не по какой-то оплошности, как это порой представляют малокомпетентные авторы,- просто военные специалисты и политики отлично знали, что в одиночку, без Германии, Вена против России не выступит. А сама Россия нападать на Австрию не собиралась. Вариант частичной мобилизации рассматривался на заседании правительства в 1912 г., и точку в обсуждении тогда поставил премьер Коковцов. Он сказал, что это просто не имеет смысла, потому что враги, если уж захотят придраться, то все равно придерутся. "Наши противники расценят как саму войну все наши подготовительные действия, как бы мы их ни назвали - мобилизация остается мобилизацией".
Но царь настаивал, чтобы мобилизация была только частичной. И начальник Генштаба Янушкевич доказывал, что если не мобилизовать Варшавский округ, останется неприкрытым как раз тот участок, где, по разведданным, должен быть сосредоточен ударный кулак австрийцев. И что если начать импровизированную частичную мобилизацию, это сломает все графики железнодорожных перевозок - и при необходимости объявить потом общую мобилизацию все окажется скомкано и перепутано. Тогда Николай решил пока вообще не приступать к мобилизации - ни к какой. Информация к нему стекалась самая противоречивая. Приходили обнадеживающие телеграммы от Вильгельма, посол Пурталес передавал, что Германия склоняет Вену к уступкам, и Австрия, вроде, соглашалась. Но тут же прикатилась упомянутая выше нота Бетман-Гольвега. Стало известно о бомбардировке Белграда, о придирках к Франции. А Вена после всех виляний наотрез отказалась от любого обмена мнениями с Россией.
И 30.7 царь отдал приказ о мобилизации. Но сразу и отменил. Потому что пришли еще несколько миролюбивых телеграмм Вильгельма, заявлявшего: "Я прилагаю последнее усилие, чтобы вынудить австрийцев действовать так, чтобы прийти к удовлетворительному пониманию между вами. Я тайно надеюсь, что Вы поможете мне в моих стремлениях сгладить трудности, которые могут возникнуть. Ваш искренний и преданный друг и брат Вилли". Особо кайзер просил не начинать военных приготовлений - это, мол, помешало бы его посредничеству. Царь направил ответ, сердечно благодаря за помощь и предлагая вынести конфликт на рассмотрение своего любимого детища Гаагской конференции. А Сазонов ринулся к Пурталесу, снова вырабатывать отправные точки для урегулирования. Но в следующих телеграммах кайзера тон вдруг сменился на куда более жесткий, фактически повторял ноту Бетмана. Австрия отказывалась от любых переговоров, и поступили доказательства, что она четко координирует действия с Берлином. А по разным каналам стекались сведения, что в самой Германии военные приготовления идут полным ходом. Об угрожающих перемещениях немецкого флота из Киля в Данциг на Балтике, о выдвижении к границе кавалерийских соединений - уже в полевой форме. А для мобилизации России и без того требовалось на 10 - 20 дней больше, чем Германии. И становилось ясно, что немцы просто морочат голову, желая выиграть еще и дополнительное время... Когда все выводы доложили царю, он задумался и сказал: "Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей! Как не остановиться перед таким решением". Но потом, взвесив все аргументы, добавил: "Вы правы. Нам ничего другого не остается, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание об общей мобилизации".
Она была объявлена 31.7. Причем сопровождалась заверениями МИДа, что будет остановлена в случае прекращения боевых действий и созыва конференции. Но Австрия ответила, что остановка военных операций невозможна, и объявила общую мобилизацию - против России. А кайзер, получив подходящую зацепку, отправил Николаю новую телеграмму, что теперь его посреднические усилия становятся "призрачными", и царь еще может предотвратить конфликт, если отменит все военные приготовления. Впрочем, ответа даже и не подразумевалось. Всего через час после отправки телеграммы Вильгельм торжественно въехал в Берлин и под восторженный рев толпы выступил с балкона, объявив, будто его "вынуждают вести войну". В Германии вводилось "военное положение" - что просто легализовывало приготовления, которые она вела уже неделю. И тотчас были направлены ультиматумы, опять в два адреса, Франции и России. Что любопытно, одновременно с ультиматумом был сразу заготовлен и текст объявления войны Франции. Под предлогом, что ее самолеты и дирижабли бомбили немецкие города. Зачем собирать правительство несколько раз, если все решено?
Да и сам ультиматум был соответствующий. Предписывалось в течение 18 часов ответить, останется ли Франция нейтральной в случае войны с Россией, а если да, то от нее требовалась... "передача Германии в залог крепостей Туль и Верден, которые сначала будут оккупированы, а после окончания войны возвращены". Тут уж даже посол в Париже фон Шен ошалел от такой наглости и по собственной инициативе ограничил ультиматум только требованием нейтралитета. Но французское правительство узнало и полный текст спецслужбы перехватили и расшифровали депешу. Позиция Германии была более чем понятной. Паники в Париже добавила и ситуация внутри страны. Общество уже было взвинчено, и в одном из кафе представитель патриотической партии застрелил лидера пацифистов Жореса, угрожавшего сорвать мобилизацию всеобщей стачкой. Правительство сочло, что убийство вызовет возмущение левых и революцию. И приготовилось ввести в действие план "Карне-Б" - по заранее заготовленным спискам провести масовые аресты левых социалистов, анархистов, экстремистов и просто "подозрительных". Да, демократическая Франция, в отличие от монархической России, в мерах по охране своей безопасности не стеснялась. Но до этого не дошло, поскольку никаких волнений не случилось.
История с ультиматумом России еще более показательна. В Петербурге о нем сперва узнали... из прессы. Он был опубликован во всех германских газетах. А посол Пурталес получил инструкцию вручить его только в полночь, с 31.7 на 1.8, и срок давался 12 часов, до полудня субботнего, выходного дня. Чтобы русским было труднее сорганизоваться, проконсультироваться с союзниками и предпринять какие-то конкретные шаги. В тексте требовалось не только отменить мобилизацию, но и "дать нам четкие разъяснения по этому поводу", однако слово "война" не упоминалось, а говорилось: "Если к 12 часам дня 1 августа Россия не демобилизуется, то Германия мобилизуется полностью". Сазонов в недоумении уточнил: "Означает ли это войну?" Пурталес округло выкрутился: "Нет, но мы близки к ней".
