Бойня - Френсис Дик (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
— А, мистер Аллардек! Какой чудесный сегодня день, не правда ли?
И приблизилась к нему на несколько шагов, чтобы удобнее было вести беседу.
Мейнард снял шляпу, поклонился ей и довольно хриплым для него голосом подтвердил, что да, день сегодня чудесный. Принцесса сказала, как хорошо после стольких пасмурных дней снова увидеть солнышко, и Мейнард с ней согласился. Принцесса сказала, что да, конечно, сегодня холодно, но ведь в это время года всегда холодно. И Мейнард сказал «да».
Принцесса покосилась на нас и сказала Мейнарду:
— Мне в Сандауне очень нравится, а вам? И, что самое приятное, все мои лошади всегда выступают здесь очень хорошо.
Это замечание, с виду такое безобидное, заставило Мейнарда взглянуть в мою сторону еще пристальнее, чем раньше. Взгляд был действительно убийственный.
— Слушайте, — шепотом спросил Литси, — почему это его так разозлило?
— Сейчас не могу объяснить, — ответил я тоже шепотом.
— А потом?
— Может быть.
Жокеям подали сигнал садиться в седло, и принцесса, мило улыбаясь, пожелала Мейнарду всего хорошего и, прежде чем я отправился туда, где стоял Абсайль, тихо сказала мне:
— Желаю вернуться целым и невредимым.
— Спасибо, принцесса, — ответил я.
Она стрельнула глазами в сторону Даниэль, и я только тут понял, что она имела в виду: если со мной что-то случится, моя любимая будет потеряна для меня навсегда.
— И постарайтесь выиграть, — спокойно сказала принцесса, хотя это несколько противоречило ее предыдущему высказыванию. Я кивнул и легким галопом направился на Абсайле к старту, думая о том, что, конечно, я могу во время этой скачки думать преимущественно о безопасности — на самом деле, я всю неделю только и думаю, что о безопасности, — но, если я собираюсь поступать, так все время, мне лучше сразу уйти на пенсию. Осторожность и победа несовместимы. Слишком осторожный жокей потеряет репутацию, лишится своих владельцев, погубит карьеру — и вдобавок потеряет самоуважение.
По крайней мере в моем случае. Суровый выбор между Даниэль и карьерой, не разрешенный мною за всю ночь, давил на меня уже во время двух предыдущих заездов, барьерных скачек, не требовавших особого усердия. И я ни на миг не забывал о том, что она сейчас смотрит на меня с трибун — именно потому, что знал о ее страхах.
Абсайль, серый стиплер восьми лет, был подвижным конем с мягким, плавным ходом, довольно резвым, но не слишком выносливым. Мы выиграли вместе несколько скачек, но чаще приходили вторыми, третьими или четвертыми, потому что у него вечно не хватало сил на финишный рывок. Единственным его преимуществом было то, что Абсайль совершенно не боялся препятствий. И если я буду его сдерживать, он притащится в самом хвосте.
Сандаунский ипподром, расположенный на холмах, с семью близко поставленными препятствиями в дальнем конце, был местом, идеально приспособленным для хороших прыгунов. Я очень любил ездить здесь, и для Абсайля этот ипподром очень подходил, хотя подъем на финишной прямой мог его доконать. Поэтому для того, чтобы победить, его надо было вывести вперед после последнего поворота и взять три последних препятствия с максимальной скоростью. Тогда, даже если он выдохнется на финишной прямой, нам, быть может, удастся удержать первенство до финиша.
Сам Абсайль действительно явно рвался в бой, отчетливо сообщая мне о своем нетерпении. Грех было этим не воспользоваться: в Челтенхеме он все равно выступать не будет, не тот класс.
Старт стипль-чеза на дистанцию две мили пять фарлонгов находился посередине дальней стороны ипподрома, позади канавы с водой. В тот день было восемь участников, и Абсайль был вторым фаворитом.
Мы стартовали не спеша, плотной группой — идти первым никому не хотелось, — и мне не стоило большого труда быть осторожным на первых трех препятствиях, тех самых, которые в конце скачки будут последними.
Но, когда мы свернули направо и вышли на второй круг, передо мной во весь рост встал выбор. Либо, не сбавляя хода, взять очередное препятствие с перепадом высот, могилу стольких надежд, либо придержать коня, взять препятствие осторожно, потеряв на этом, быть может, корпуса четыре...
Абсайль рванулся вперед. Я не стал его сдерживать. Мы перелетели через препятствие, обогнав на прыжке двух лошадей, приземлились на уходящем вниз склоне аккуратно и, не теряя скорости, миновали поворот и вышли на прямую уже вторыми.
Семь препятствий на этой прямой были расставлены так, что, правильно взяв первое из них, ты автоматически правильно подходил ко всем остальным, все равно как со светофорами на шоссе. Вся штука была в том, чтобы заранее правильно рассчитать подход к первому препятствию и вовремя придержать или выслать лошадь, так чтобы на подходе ко второму препятствию ей уже не приходилось замедлять или ускорять ход. Все толковые жокеи учатся этому искусству с младых ногтей. Абсайль понял мой намек, чуть сократил ход, радостно помчался дальше и великолепно взял первое из семи препятствий.
Решение было принято почти бессознательно. Я просто не мог ничего поделать. Передо мной маячила победа, и я не мог отказаться от нее, даже ради Даниэль.
Абсайль обошел фаворита на втором из семи препятствий. Я мысленно твердил ему: «Давай, давай скачи, не останавливайся, так и надо, это твой шанс, я такой, какой есть, и с этим ничего не поделаешь, такова жизнь... скачи, лети!»
Он перелетел открытую канаву, потом водное препятствие. Проплыл над последними тремя препятствиями на дальней стороне. На последнем повороте он все время шел впереди, с отрывом ярдов на тридцать. Еще три препятствия.
Абсайль прижимал уши. Он был доволен собой. Осторожность давно проиграла эту битву, как в его душе, так и в моей. Он взял первое из препятствий на всем скаку, потом второе, потом третье — я почти лежал у него на шее, перенеся вес вперед, голова к голове.
На подъеме Абсайль очень быстро выбился из сил, как я и боялся. Надо было не давать ему сбавлять ход, но я чувствовал, как он начинает слабеть, колебаться и всеми средствами сообщать мне, что дальше он скакать не может.
«Давай, давай, держись, мы уже почти пришли, ты только держись, держись, ты, старый пень, мы не можем проиграть теперь, победа уже близко, держись...»
Я слышал рев толпы, хотя обычно его не слышно. Я слышал топот копыт другой лошади, нагоняющей нас. Я видел эту лошадь боковым зрением, жокей размахивал хлыстом, почуяв, что Абсайль выдохся... и мимо промелькнул финишный столб. Как раз вовремя. Еще три скачка, и было бы поздно.
Абсайль гордился собой. Еще бы! Он это заслужил. Я от души похлопал его по шее и сказал, что он молодец, что он отлично потрудился, что он замечательный парень. И он рысью направился туда, где расседлывают лошадей.
Уши у него все еще были прижаты, и щетки на копытах топорщились.
Принцесса раскраснелась, как всегда, когда исход скачки бывал неизвестен до последнего момента. Я соскользнул на землю, улыбнулся принцессе и стал расстегивать подпруги.
— Это у вас называется «быть помягче»? — без обиняков спросила она.
— Работа такая! — вздохнул я.
Абсайль буквально кланялся толпе — он понимал, что эти овации предназначаются ему. Я снова похлопал его по шее, благодаря. Он встряхнул своей серой головой, повернулся так, чтобы видеть меня обоими глазами, фыркнул и снова кивнул.
— Они с вами разговаривают, — заметила принцесса.
— Некоторые — да.
Я забросил подпруги на седло, повернулся, чтобы идти взвешиваться, и обнаружил, что на пути у меня стоит Мейнард Аллардек — прямо как Анри Нантерр тогда, в Ньюбери. И от него разило ненавистью.
Я остановился. Мне никогда не нравилось разговаривать с ним, потому что все, что бы я ни сказал, Мейнард воспринимал как личное оскорбление.
Кто-то из нас должен был уступить дорогу, и этим кем-то буду я, потому что в любой стычке между распорядителем и жокеем проигравшим оказывается жокей.
— А, мистер Аллардек! — сказала принцесса, подходя ко мне. — Вы пришли меня поздравить? Великолепная победа, не правда ли?
