Викинг - Мазин Александр Владимирович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Я не очень большой специалист в рукопашке. Так, нахватался отовсюду. Что-то из карате, что-то из тай-чи и хапкидо… Хватило. Не будь Стюрмир заметно поддавши, он бы сумел уклониться. Или хотя бы руку подставить… Но все получилось как нельзя лучше.
Как я и предполагал, голова викинга осталась целой (такой головой дубовые двери пробивать), зато кувшин разлетелся вдребезги, и Стюрмир всей бородатой ряшкой проехался по полу, вернее, по луже растекшегося пива.
Полежал секунд десять — и встал на четвереньки. Поднялся, помотал башкой, разбрасывая брызги, как искупавшийся пес. На лбу прямо на глазах вырастала огромная шишка.
Ребята за столом враз заорали. Кто-то одобрял мою ловкость. Кто-то иронизировал над Стюрмиром. Кто-то был искренне огорчен, что все кончилось так быстро. Никто даже побиться о заклад не успел…
Стюрмир все еще стоял на четвереньках. Все же неслабо он приложился.
Один из псов-попрошаек подошел и непонятно из каких собачьих соображений попытался помочиться на ногу Стюрмиру. Может, принял его за пень?
Я пресек надругательство добрым пинком. Кабысдох не обиделся. Тут же налетел на шавку поменьше и принялся ее трепать.
Я счел инцидент исчерпанным и вернулся за стол.
Пока мы выясняли отношения, маленькая смуглянка куда-то испарилась. Ну и ладно.
— Зачем ты его обидел? — спросил Руад. И растолковал мою оплошность.
— Да откуда мне знать, что это — обида, — пробормотал я, чувствуя себя очень неудобно. Вот ведь косяк упорол.
— Пустое, — махнул рукой Руад. — Повинись, подари ему какую-нибудь безделицу — и все будет хорошо. Стюрмир — не вредный.
И тут мое плечо угодило в тиски. Это невредный муж Стюрмир положил мне на плечо свою мозолистую лапу.
— Почему ты не сказал, что ты колдун, Ульф Черноголовый?! — прорычал он. — Ты заколдовал меня!
— Это колдовство называется — слишком много пива в брюхе, — сказал я спокойно и даже весело, хотя внутри все напряглось, как лучная тетива. — Я не хотел тебя оскорбить, Стюрмир. Я пришел издалека и не знаю ваших обычаев. И не сомневаюсь, что любая женщина ляжет с тобой, едва ты поманишь ее пальцем. А сейчас отпусти меня и отойди. С тебя капает.
Я не думал, что он так и сделает, и говорил, просто чтобы выиграть время и сообразить, как выпутаться из ситуации. Более неудобного положения для драки с Терминатором трудно даже придумать.
Но он отпустил. И отошел. Очень задумчивый.
Позже мне объяснили: с колдунами никто не хочет связываться. Если ты его обидишь, он скажет хулительный нид [31], и тебя зарубят в первом же сражении. А если убьешь… Многие утверждают, что мертвый колдун даже опаснее живого. Вот так-то. Еще мне пояснили, что колдунов скандинавы не жалуют. Сильных боятся, слабых убивают. Колдовство вообще считается женским делом, мужчины недостойным. Так что обвинение в колдовстве сродни обвинению в мужеложстве. За него положено — прямо в дыню. Если ты, конечно, не колдун…
Но тогда я вздохнул с облегчением и завертел головой в поисках девчонки.
Вот она. Уже успела опять забиться в уголок. Но по моему знаку покорно приблизилась.
— Сиди здесь, — велел я. — Скоро вернусь. Руад, друг, пригляди за ней, ладно?
Мне стало стыдно. Стюрмир — наш. Все равно что брат. Никогда мне дурного не делал. В бою прикрывал… И пошутил, в общем, даже необидно. А я его оскорбил. И побил.
Сволочь я…
Стюрмир сидел мрачный, вцепившись в огромный кувшин пива. Время от времени тер шишку размером в половину куриного яйца.
Я подвинул пьяного в хлам Флоси, втиснулся рядом.
— Стюрмир, брат… — произнес я покаянно. — Прости меня, невежу! Хочешь, я научу тебя приему, которым сбил тебя с ног? На, друг, возьми за обиду! — Я содрал с пальца серебряный перстень с синим камешком и положил на стол перед датчанином.
Стюрмир чуть повернул голову, зыркнул на меня одним глазом, не выпуская кувшин. Потом скосил глаз вниз, на перстень. Лицо его слегка оживилось. Кувшин грохнул о стол. Мозолистая лопата накрыла браслет целиком. Теперь он смотрел на меня уже двумя глазами. Вернее, тремя. Третьей «смотрела» шишка.
Секунд десять дан размышлял. Потом вдруг осклабился, сгреб меня в охапку, как ребенок — пупса, и прижал к липкой, пропитавшейся грязью и пивом бороде.
Отпустил, когда я уже начал думать, что умру от удушья.
— Ульф! — воскликнул он растроганно. — Ты славный воин! Я рад, что мы с тобой плаваем на одном корабле!
Мы с ним выпили пива. И еще выпили. Потом я слинял под предлогом, что надо отлить. Вернулся к своей (я уже считал ее своей) девчонке. В мое отсутствие никто ее не схитил. Еще не хватало…
А веселье уже лилось через край.
То и дело кто-нибудь из наших излагал висы. То бишь хвалебные стихи [32]. Обычно — не слишком длинные. К примеру, сам ярл произнес такую:
Надо будет и мне освоить это искусство. Здесь оно в чести.
Ульфхам Треска затянул песню… Бас у него был диаконский, а глотка — почти как иерихонская труба. Стены, правда, не падали, но мусор со стропил сыпался.
Песню тут же подхватили. От рева десятков глоток вибрировали кувшины с пивом. Черноглазка крепко прижалась ко мне. Будь ее воля, она забралась бы ко мне за пазуху, как напуганный котенок.
Молодой Флоси лихо вспрыгнул на стол и принялся отплясывать что-то воинственное… Но его тут же, с гоготом, сдернули за ногу на пол…
— Пойдем, мой птенчик, — сказал я черноглазке по-русски.
Конечно, она не поняла. Но противиться не стала.
В моей каморке было довольно шумно. Тонкие перегородки дрожали от царящего в доме праздника.
В соседней норке любили друг друга. Очень громко.
А мы лежали тихонько. Мне было хорошо. Надеюсь, и девочке — тоже. Ну точно котенок. Свернулась клубочком, положила лохматую головенку ко мне на грудь, пригрелась и спит.
И плевать ей на вопли и грохот. Мне тоже было на них наплевать. Я наслаждался уединением. Эта маленькая клетушка была мне сейчас милей десятикомнатного отцовского коттеджа. Чтобы по-настоящему заценить такую норку, надо несколько месяцев подряд поспать на палубе драккара, где тебя подпирают со всех сторон добрые, только немного вонючие друзья, а пожелавшие отлить вынуждены аккуратно перешагивать через головы соседей. Причем в качку это «аккуратно» получается не всегда…
Я лежал, расслабившись, и моему телу, привыкшему к доскам палубы и береговым камням, это ложе из волчьих шкур казалось пуховой периной. И еще казалось, что оно чуть-чуть покачивается…
Я погладил малышку по узкой хрупкой спинке с трогательно выступающими позвонками… Она не проснулась, только вздохнула и прижалась еще крепче.
«Завтра выкуплю ее и оставлю себе», — решил я.
Мне было известно, что многие так делают. Купить какую-нибудь хибарку, поселить туда женщину, дать ей немного денег… И из похода тебя будет ждать какой-никакой, а дом, и в нем — твоя собственная женщина, а не шлюха из притона…
Утром нас разбудил Стюрмир. Бодрый, как скаковой жеребец перед забегом.
Заявился напомнить, что я обещал ему показать бросок.
Напугал мою девочку. Ну да я на ее месте тоже испугался бы. Наиболее похожим на Стюрмира в моем времени я бы назвал боксера Валуева. Если Стюрмир в чем-либо ему и уступал, то только — в росте. Да и то каких-то двадцать сантиметров.
Не стесняясь в выражениях (благо девочка плохо понимала речь северян), я растолковал любителю утренней гимнастики, куда ему следует идти и что там делать.
31
Ниды— хулительные стихи — считаются отдельным жанром скальдической поэзии и занимают в ней особое место. По форме они не отличаются от отдельных вис, по содержанию могут отражать те же ситуации, но описанные специфическим негативным образом. Отношение к нидам было очень серьезным, настолько серьезным, что могли и вне закона объявить. Если в драпе предметами традиционного восхваления были доблесть и щедрость мужчин и красота женщин (чаще в отдельных висах), в ниде часто использовался мотив травестирования, то бишь — пародии.
32
Хотя не только хвалебные — просто герой еще об этом не знает. Хвалебные песни — это драпы и флокки. Отдельные же висы, хотя и построены по тем же ритмическим и стилистическим канонам, однако их содержание намного разнообразнее: виса может рассказывать о поединке, сделке, свидании, краже, случайной встрече, о сновидении и т. д.