Сокровища Империи - Чекрыгин Егор (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Оу Маб был адмиралом их пиратского флота. Да и опыта у него было существенно больше, чем у военных вождей берега, так что Готор с Ренки не нашли аргументов против. И остальные капитаны также сочли его предложение вполне разумным. Включая капитана Дгая.
Что ж, время показало, что оу Маб, возможно, и ошибается по поводу Дгая, однако во всем остальном был абсолютно прав! Если бы прячущиеся за островом корабли вовремя не подоспели на помощь, «Чайка» сейчас, скорее всего, плавала бы в бухте в виде множества щепок либо была захвачена врагом.
Ренки хватило выдержки броситься на абордаж во второй волне. Впереди фааркоонцы, он следом. Впрочем, особо командовать резней, в которую превращается любой абордаж, коли обе стороны настроены решительно, фактически не было никакой возможности.
Выстроиться, взвести курки, выждать правильный момент и дать залп, запалить и бросить гранаты. А потом, когда враг вылезает из люков в палубе или сыплется на плечи с мачт, долго выдерживать правильный строй тяжеловато.
К счастью, фааркоонские егеря-гренадеры это умели. Умели драться тройками, между мачт, крышек люков, шпиля кабестана, пушек, канатных бухт, курятников и прочего палубного хлама. И умели по команде собираться в единый отряд, чтобы занять центр палубы или штурмовать шканцы.
И Ренки, как мог, руководил всем этим в пылу боя, как само собой разумеющееся воспринимая, что войско слушается его команд почти так же четко, как и собственная шпага в руке. И войско это было столь же смертоносно для врага, как и она.
А знаменитая шпага оу Ренки Дарээка сегодня испила немало кровушки. Особенно когда он повел своих солдат на штурм капитанского мостика.
— Сударь, предлагаю вам сдаться! — сказал Ренки, приставив острие клинка к груди уже довольно немолодого, слегка грузного человека с погоном контр-адмирала, пристегнутым к мундиру.
Этот человек тяжело дышал, по его лицу текла кровь, а мундир был в нескольких местах разорван. Выбить шпагу из рук этого вояки было делом буквально пары ударов. А вот того, что случилось потом, Ренки никак не ожидал.
Кредонец внезапно отпрыгнул назад, развернулся и побежал, смешно, по-моряцки косолапя и раскачиваясь из стороны в сторону. Это было настолько глупо — пытаться убежать от кого-то на корабле, что Ренки даже не сразу бросился за ним в погоню.
А кредонец тем временем забежал в капитанскую каюту и выскочил на балкончик на корме. С обезьяньей ловкостью перелез через перила и спустился на палубу ниже. Когда Ренки, поддавшийся охотничьем инстинкту, последовал за ним (и, надо отметить, несмотря на свою молодость, проделал тот же путь отнюдь не с той же легкостью), то обнаружил, что, видимо, попал в каюты младших офицеров. Побежал дальше. Успел заметить юркнувшую в люк тень. И бросился следом.
Поначалу это даже показалось ему смешным. Он уже мысленно начал сочинять рассказ о том, как гнался за кредонским контр-адмиралом, а тот убегал от него, обезумев от ужаса… И только на нижних палубах Ренки вдруг понял, куда они бегут, и ему сразу стало не до смеха. Проклятый кредонец, уже довольно немолодой, грузный и коротконогий, двигался с проворством обезьяны, буквально соскальзывая по трапам вниз и несясь в полутьме палуб, словно сова по ночному лесу. На ровном месте длинноногий Ренки догнал бы его за несколько секунд. Но тут, в лабиринте корабельного брюха, бывалый моряк уверенно доказывал преимущество опыта над молодостью и силой.
Уже когда контр-адмирал остановился возле дверей крюйт-камеры и поднял вынутый из-за пояса пистолет, Ренки прыгнул вперед, выставив перед собой шпагу и почти не надеясь достать.
Шпага вошла куда-то в бедро. Кредонец, падая, успел выстрелить, но пуля ушла в потолок. И тем не менее оба еще несколько мгновений лежали зажмурившись, ожидая неминуемого взрыва.
Казалось бы, не все ли равно, сразит тебя маленькая пуля, мгновенно пробившая сердце, или разметает в клочья взрыв нескольких сотен пудов пороха? И все же последний вариант почему-то казался Ренки особенно жутким.
Звяк, звяк! Контр-адмирал бил стволом своего пистолета по кортику, пытаясь высечь искру. Если его матросы и «пороховые мартышки» [3] были недостаточно аккуратны, то на палубу могли просыпаться крупинки пороха и пороховая пыль. Подчас может хватить одной искры, чтобы уничтожить не то что корабль — целую крепость! [4] Потому-то все, кто работает в пороховых хранилищах, ходят в специальных мягких тапочках.
Ренки сделал очередной выпад своей шпагой. На сей раз укол был смертельно точен. Контр-адмирал военного флота Кредонской республики оу Раавиинг проиграл свой последний бой.
Победитель встал и попытался отсалютовать шпагой, признавая доблесть врага, но низкий потолок помешал сделать это. Тогда Ренки тщательно закрыл дверь, на всякий случай даже забив под нее кортик адмирала, чтобы труднее было открыть. И начал устало подниматься наверх.
— Ни фига себе! — только и сказал Готор, когда друг ответил ему на вопрос: «Ты куда пропал?»
А потом, как обычно, началась работа. Надо было срочно расцепить суда, вывести побитого кредонца из бухты, освободив путь «Чайке», оценить ущерб…
Окончание боя проходило в сумерках, а к тому времени, когда Ренки вылез на палубу, на мир опустилась тьма. Что в общем-то было и к лучшему, ведь где-то тут, рядом, должен был бродить и второй фрегат, наверняка привлеченный звуками пальбы. К счастью, как объяснил Готор, на море звук хоть и распространяется довольно далеко, но его источник определить не так-то просто. А если еще учитывать острова, искажающие и сбивающие направление… Можно было надеяться, что кредонцы не смогут найти место, где в течение менее чем получаса корабли обменивались полноценными залпами.
И все же ночь выдалась весьма беспокойная. Наспех заменить бушприт на «Чайке», исправить порванный такелаж… И все это в темноте, при свете фонарей.
А еще этот долгий и крайне неприятный спор вокруг судьбы захваченного фрегата. Даже не жадность — восхищение не позволяло морякам уничтожить такой прекрасный корабль. Почти идеальное соотношение скорости и силы. Выдержанная много лет древесина каркаса, мореный дуб, пущенный на обшивку, и мачты, собранные из деталей из железного дерева. И это не говоря уже про красное дерево, шелк и бронзу в интерьере кают. Все на этом корабле казалось размещенным правильно и по-разумному. Каждая досочка, каждая деталь тщательно подогнана — знаменитая работа кредонских верфей, чье качество славилось по всем морям.
А пушки? Сорок четыре сверкающих новой бронзой пушки! Вероятно, отлитые одна за другой, в одной и той же мастерской, и потому похожие друг на дружку, как щенки из одного помета. Не всякая армия выходит в поход, имея столько же. Паруса, канаты, цепи, якоря, да и фигура свирепой гарпии на носу — все новенькое, почти не пользованное!
И все это сжечь как ненужный мусор?
Увы, но последний, выпущенный почти в упор залп нанес кредонскому фрегату серьезные повреждения. Били тогда, целясь по батарейной палубе, торопясь задавить вражескую артиллерию и не позволить врагу расстрелять себя с короткой дистанции. Били, подойдя настолько близко, что огонь из пушечных жерл подчас лизал корпус вражеского корабля, а ядра проходили сквозь борта, вздымая облака щепок, круша корабельные внутренности и поджигая поднятые для стрельбы заряды, что вызывало новые взрывы и пожары.
И сейчас медленно, но верно новейший фрегат кредонского флота «Беспощадный» набирал воду, хотя его вполне можно было спасти. Поставить часть команды к помпам, а вторую — передать в подчинение корабельным плотникам. Тщательно исследовать корпус, завести на места пробоин пластырь из парусины. Два-три дня работы — и корабль можно будет отвести на верфи, где его окончательно приведут в порядок. Но этого времени у пиратов-то и не было.
3
«Пороховыми мартышками» обычно называли стоящих на самых низших ступенях корабельной иерархии матросов, чьей основной обязанностью в течение боя было подтаскивать к пушкам порох из расположенной в трюме, ниже уровня воды, крюйт-камеры, а в другое время — выполнять любую грязную и неквалифицированную работу. Обычно «мартышки» набирались из мальчишек лет десяти — двенадцати, служивших «за науку», а то и просто украденных на берегу.
4
Двадцать седьмого августа тысяча восемьсот десятого года после взрыва порохового склада в португальской крепости Альмейда английский гарнизон был вынужден сдать ее французам.