Жена авиатора - Бенджамин Мелани (книги бесплатно без .txt) 📗
Чарльз остроумно и непринужденно отвечал на эти вопросы от моего имени; иногда я ловила его сочувственные взгляды. Однако на помощь мне он пришел только один раз. Это было в самом начале нашего путешествия, в Оттаве. Ожидая, когда начнется банкет в нашу честь, я обнаружила своего мужа сидящим на полу в приемной в окружении приятелей-пилотов.
Чарльз становился совсем другим среди пилотов и механиков. Я поняла это в самом начале нашего брака, во время нашего первого показательного полета на запад. Внезапно великий авиатор, за которого я вышла замуж, опять стал Тощим для всех своих старых коллег и механиков; тех, кто по-прежнему перевозил почту или делал трюки на авиашоу. Они подшучивали друг над другом, рассказывали смешные истории, и я смотрела на него в эти минуты с умилением и радостью. Ведь, в конце концов, мой муж так и остался мальчишкой.
Поэтому я улыбнулась, увидев их всех, устроившихся на земле и выглядящих, как шумная компания парней, играющих в стеклянные шарики. Они изучали карты, энергично кивая во время обсуждения маршрутов в глубь Арктики и подшучивая друг над другом. Но потом один из пилотов внезапно оглянулся и увидел меня; он фыркнул и проворчал, обращаясь к Чарльзу:
– Я бы никогда не взял свою жену в такой полет.
Чарльз не рассердился; вместо этого он просто пожал плечами и ответил, гордо посмотрев в мою сторону:
– Не забывайте, она – член команды.
Я зарделась от гордости. Это было мое самое приятное воспоминание об этом полете; может быть, даже обо всем нашем браке. Потому что в это мгновение все поняли, что мы – действительно равные партнеры; я была равной ему, равной каждому мужчине в этой комнате.
Но потом Чарльз и его друзья снова вернулись к картам, и я оказалась окруженной нарядными, увешанными золотом матронами с элегантными прическами в вечерних платьях. Я тоже была в платье, на котором остались складки, потому что оно лежало сложенным в нашем багаже, а мои волосы представляли собой массу растрепанных кудряшек, нелепо торчащих вокруг лица. Мгновение моего триумфа прошло так же быстро, как и наступило, и я поспешно ретировалась, сознавая неопределенность своего положения – ни пилот, ни светская дама.
Я знала, что до конца жизни буду тосковать по этому одобрительному взгляду, по чувству приобщенности и уверенности в том, что я что-то в этой жизни значу.
Были и другие, менее приятные моменты в этом путешествии. Однажды, когда мы летели над Арктикой, туман стал таким густым, что мы не видели, где приземлиться. Или минута, когда горючее было почти на исходе, потому что нам приходилось отклоняться от маршрута, чтобы обойти стороной штормы, заставлявшие наш самолет брыкаться, как дикий мустанг. Я не знала, приземлимся ли мы благополучно или упадем на землю.
Мгновения, когда я злобно ругала себя за то, что поверила словам Чарльза о том, что он лучший пилот на свете, что он всегда будет защищать меня и что я снова увижу своего ребенка. Мгновения, когда я закрывала глаза, ослепленная туманом, белой слепотой, и единственным образом, который стоял передо мной, было личико моего ребенка. Я представляла его так реалистично, что мне хотелось закричать; смущенная, нежная улыбка, ямочка на подбородке, круглые голубые глаза, которые никогда не лгали и верили, что я вернусь обратно.
Мгновения, когда я боялась, что этого не случится.
После каждого шторма, каждого слепящего тумана, каждого зубодробительного приземления на узкую полоску земли, когда крылья самолета чиркали по скалам и утесам, а мои руки дрожали, отстегивая привязные ремни.
Но Чарльз – каждый раз! Каждый Божий раз! – вылезал из кабины, поворачивался ко мне с улыбкой и восклицал: «Ведь это было здорово, правда?» Он утверждал, что мы ни разу не подвергались опасности, настаивал, что все это я придумала и что слишком много переживаю. А не забыла ли я упаковать сэндвичи для обеда?
Что я могла сделать в такие минуты? Только восхищенно кивнуть и упрекнуть себя за то, что я не такая сильная, как он, что я недостойна, недостойна быть членом команды!
Итак, мы продолжали наше путешествие, нанося на карту маршруты, распространяя добрую волю по земному шару и посылая домой письма, когда это было возможно. Мы достигли Китая в конце сентября, и наша миссия превратилась в миссию милосердия. Река Янцзы разлилась так сильно, что десятки тысяч людей потеряли кров, многие утонули, а остальным нечего было есть. Я провела в полете бесчисленное количество часов, доставляя столь необходимые лекарства в отдаленные деревни. Мы уже готовились к продолжению путешествия, чтобы выполнить последний благотворительный полет, когда «Сириус» опрокинулся и упал в Янцзы.
Нас с Чарльзом спасли моряки, подняв на борт британского корабля под названием «Гермес». Каким-то образом им удалось вытащить самолет из воды. Стоя на палубе, завернутая в затхлое одеяло, я увидела в крыле и фюзеляже огромные дыры.
– О нет, – простонала я, чувствуя, что меня сейчас стошнит. При виде повреждений, причиненных нашему самолету, который, как я верила, доставит меня к нашему сыну, мне стало дурно. Теперь я осознала, что это невозможно.
– Я смогу его починить, – пообещал Чарльз, – попросим, чтобы «Гермес» доставил нас в Шанхай, где я, скорее всего, смогу достать необходимые детали. Я не допущу, чтобы на этом наше путешествие закончилось.
– Нет, конечно, нет, – простонала я.
Холодная дрожь сотрясала все мое тело, и я не могла ее унять, как не могла избавиться от жестокого разочарования. Он починит самолет, конечно, он его починит! И скоро мы продолжим полет над оставшейся частью земного шара, устремляясь к новой опасности, новой невероятной ситуации, которую ни один простой смертный не может вынести. Сколько из них мы сможем обмануть? Сколько бед еще должно выпасть на нашу долю, пока даже удача Счастливчика Линди не изменит ему?
Я отошла от Чарльза. Меня мутило от воды, которой я наглоталась; я провела языком по зубам и почувствовала на деснах песок. Поспешно выбравшись на палубу, я перегнулась через перила, и меня вывернуло наизнанку. Организм отчаянно старался избавиться ото всей гадости, которой я нахлебалась. Я дрожала, хотя было довольно тепло. Позади я услышала голос мужа, выкрикивавшего приказы матросам, которые старались сделать что-то с нашим самолетом.
Корабль изменил курс и направился в Шанхай, где нам предстояло сделать остановку. С каждым днем гвоздь, застрявший в моем сердце, входил в него глубже. От сознания, что момент, когда я увижу своего малыша, возьму его на руки, почувствую, как его пальчики сжимают мои ладони, все время откладывается.
Становилось темно, а я все еще была покрыта слоем грязи; теперь я отчаянно старалась добраться до нашей тесной каюты. Я хотела только одного – запереть дверь и принять горячий душ, смыть с себя грязь и отчаяние, а потом взглянуть на фотографии маленького Чарли, которые, слава богу, остались целыми и сухими. Мои ноги ослабли от напряжения, но я уже почти добралась до лестницы, ведущей вниз с палубы, когда ко мне подбежал офицер.
– Миссис Линдберг? Миссис Линдберг! – Он махал желтым листком бумаги. Телеграмма – я поняла это мгновенно. Я застыла, не в состоянии сделать ни шага. – Дорогая миссис Линдберг, мне очень жаль…
– Что? Ребенок? О, мой малыш!
К нам уже бежал Чарльз.
– Энн, сначала дай мне посмотреть, что там такое.
Он выхватил телеграмму из рук офицера и прочитал ее. В эти мгновения в моей голове проносились все те слова, которые я скажу ему, если с нашим ребенком что-то случилось. Все упреки, все обвинения; слова, злобные, горькие, обвиняющие, рождались в моем мозгу и готовы были слететь с губ, когда я услышала, как мой муж произнес очень тихо:
– Это твой отец.
– Что? Папа?
– Да. Он… он умер, Энн. Удар. Сегодня утром, вероятно.
– О! – И я улыбнулась.
Чарльз посмотрел на меня с удивлением, потом обнял за плечи. Он сделал краткое заявление газетчикам, которые всегда присутствовали на корабле, потом извинился и быстро повел меня вниз в рубку радиста. Затем он телеграфировал моей маме, что мы немедленно возвращаемся домой.
