Совершеннолетние дети - Вильде Ирина (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Что вы! Дарка прекрасно воспитана!
Видно, медведь в лесу издох, — подумать только, Лидка похвалила Дарку! На этом разговор оборвался. Чувствовалось, что все трое играют не свои роли. Наверно, это получилось потому, что Лидка застряла между ними, как кость в горле. Зачем ей надо сидеть и слушать, о чем будут разговаривать Данко и Дарка? Она ведь не имеет ни малейшего понятия ни о Веренчанке, ни о Ляле, ни о пережитом во время летних каникул. И хотя Лидка со своей стороны то и дело старалась поддержать разговор, беседа не клеилась, все время прерывалась… и наконец оборвалась совсем. Говорить было не о чем.
К счастью, Лидка в этот момент вспомнила, что ей надо отнести газету (в номере было напечатано что-то о городской управе, где служил ее дядя) господину Крамеру, потому что он подшивает все номера, а газету за вторник в Черновицах уже нигде нельзя купить. Но Данко понимает, что как только уйдет Лидка, в комнату войдет ее мама: ведь неприлично, чтобы девушка оставалась наедине с юношей, даже если это такой близкий знакомый, как Данко. И он просит Лидку:
— Может быть, вы разрешите нам с Даркой проводить вас?
Конечно, Лидке, не понявшей его хитрости, очень приятна такая просьба. Она просияла и сразу согласилась.
Дарка вынула из шкафа пальто. Данко подбежал к ней, взял у нее из рук пальто и держал его. Нащупывая рукава, Дарка почувствовала, как гибкие пальцы Данка., легли на ее плечи и на миг пылко прижали к его груди. Шапочку Дарка надевала уже совсем пунцовая.
Всего шестой час, но на дворе уже совсем ночь. Данко берет девушек под руки, говорит каждой несколько приятных слов, и они, смеясь, идут по белой пуховой шубке. Только теперь чувствуют земляки, как они близки друг другу, как связали их воспоминания и тоска по селу. Одна Лидка ничего этого не понимает. Разговор вертится вокруг учительской конференции и предстоящего выступления Данка.
Данко шутит:
— Если получишь на конференции двойку, не принимай ее близко к сердцу. Ко всему надо привыкать…
Но его шутка неприятна Дарке — слишком уж она близка к истине.
— Когда будете играть на этом концерте, не смотрите на публику, чтоб не растеряться… Вы слышали, что говорил Иванков? Наша гимназия должна взять первенство! Вы только будьте внимательны!
Лидка не может удержаться от соблазна показать Данку, будто и она понимает кое-что в этих вещах. Смешная! Можно подумать, что Данко впервые выступает на эстраде!
— Не горюйте, — совершенно спокойно отвечает Данко, — мы, конечно, будем первыми! Конечно! Тогда эти, из первой гимназии, станут смотреть на нас иначе. Вы знаете, они не хотели пускать нас на каток! Не вмешайся учителя, дело дошло бы до драки. А теперь, когда мы победим, — они себе места не найдут!
Данко торжествующе смеется, и все трое ни с того ни с сего ускоряют шаг. И все же, когда Лидка остановилась у ворот господина Крамера, Дарка с облегчением вздохнула.
— Вы не ждите, меня могут задержать.
— Как хочешь, — отвечает Дарка. В голосе ее радость, но на мгновение ею овладевает страх: а вдруг Лидка раздумает и вернется, ей назло?
— Наконец мы одни, — говорит Данко таким многообещающим шепотом, что Дарка понимает: в этот вечер произойдет что-то необычайное. Она начинает верить, что визит Данка, Лялино письмо — только мостик к чему-то необычайному и прекрасному, хранимому для нее в сердце Данка.
А Данко, охваченный радостным возбуждением, берет ее за плечи и дерзко поворачивает в сторону, противоположную квартире Дуток.
— Мне не туда домой, — лепечет Дарка.
— Твой дом там, где я, — смеется Данко, поднимая себе и Дарке воротники пальто, и спешит куда-то, расталкивая прохожих локтями, так, словно ему приходится пробираться сквозь большую толпу.
Как только они отходят от фонарей, этот сумасшедший берет Дарку под руку. Неужели он забыл, что он ученик, а она ученица? Он так прижимает ее к себе, что девушка не может идти.
«Ему слава ударила в голову», — соображает Дарка, но расстаться с этим любимым властным плечом она уже не в силах.
С бурого неба лениво падают мохнатые хлопья белого снега. Они падают все гуще, и уже ничего не видно, кроме дрожащей перед глазами пелены. Снежинки залепляют глаза, белят воротник, вплетаются Дарке в волосы и наконец холодными слезинками текут по теплым щекам. А вокруг желтые полосы фонарей, красные огни витрин и звон колокольчиков. Колокольчики в эту минуту напоминают рождество в селе. Данко говорит, что они совсем как эскимосы. И два черновицких «эскимоса» идут в снежную метель, радостно прижавшись друг к другу, позабыв гимназические правила, прислушиваясь только к стуку собственных сердец.
Дарка совсем не знает, где они теперь. Так метет, что ничего нельзя разобрать. Кажется, людей на улице стало меньше. И дома кажутся ниже. Или это их так снегом занесло?
Вдруг Данко останавливается, поворачивается к Дарке, обнимает ее и так крепко прижимает к груди, что девушка чувствует запах его одежды. Ей совсем нечем дышать. Хоть бы губы высвободить. Тогда Данко, который, кажется, только и ждет этой минуты, закрывает Даркины губы своей щекой. Дарка чувствует под губами горячее, покрытое пушком лицо, и ее бросает в жар.
«Господи, — думает она, — это все равно, что я его поцеловала! Как это произошло?»
Данко выпускает ее из объятий.
— Теперь ты уже моя невеста, — шутит он. То есть Дарке так кажется.
Ей больно от его легкомысленного тона. Он не должен смеяться в такую минуту! И ей вдруг становится очень грустно, точно кто-то погасил свет. Но он идет рядом, ее мальчик, ее Данко, и ей приходится простить этот смех. Конечно, он никогда не узнает об этом.
«Собственно, он правильно сказал, что теперь я уже его невеста. Если между нами дошло уже до того, что мои губы коснулись его лица…»
Хотя, с другой стороны, ей кажется, что у Данка просто легкомысленное настроение и он готов обнять любую встречную девушку, которая попалась бы ему в такую минуту. А все-таки что произошло, то произошло, и этого нельзя ни опровергнуть, ни вернуть.
Вот и Данко молчит. Они идут все медленнее, все теснее прижимаясь друг к другу.
— Я не знаю, где мы? — нарочно спрашивает Дарка, чтобы убедиться, принадлежит ли ее голос ей или тоже слился с голосом Данка.
— Я провожу тебя… Сейчас будешь дома, — шепотом отвечает юноша.
Дарка начинает бояться того, что случилось: кто ж такое видел, кто ж такое слышал — позволить обнимать себя посреди улицы… Что бы сказала об этом мама?
«Господи, что со мной? Неужели я так низко пала?»
Но она снова опускает ресницы, чтобы вновь пережить то радостное, волнующее, что она не знает, как и назвать.
На прощание Данко целует Дарке руку. Не так, как обычно целуют руку, нет, все происходит сейчас не так, как обычно: он поворачивает Даркину руку и целует ладонь. Дарка, зачарованная этим поцелуем, не может сдвинуться с места, хотя они стоят перед ее воротами. Данко с минуту смотрит на нее, потом мягко берет за плечи и подталкивает к арке. Дарка чувствует, очень хорошо чувствует, как эти пальцы, коснувшись ее плеч, тоже теряют свое обычное спокойствие.
Особенный вечер! Особенная минута!
В полутемной подворотне Дарку охватывает такая острая печаль, такое сердечное желание расплакаться, что она, ни о чем не думая, прислоняется в уголке к стене и беззвучно рыдает горячими слезами, облегчающими сердце…
Утром Дарка проснулась с четким (хоть причина его неясна) ощущением: случилось что-то важное. У впечатлительных людей часто так бывает: забывают о причине события, забывают само событие, и остается только впечатление от него.
Дарка поглядела в окно, увидела снег и лишь тогда вспомнила: «Вчера между мной и Данком произошло «то»…»
Потом удивилась, что за ночь, пока она спала и ни о чем не думала, вокруг все так изменилось. Дарка не могла понять, в чем состоят эти изменения, но точно знала, что мир стал сегодня совсем другим по сравнению с вчерашним. Это касалось в одинаковой мере живых людей, природы и предметов.
