Боевой гимн матери-тигрицы - Чуа Эми (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
— Заткнись, — сказала Лулу сердито.
— Не смей говорить мне “заткнись”. Я твоя мать, — я прошипела это, но все же несколько посетителей обернулись на нас. — Перестань вести себя так, чтобы впечатлить Софию.
— Я ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! — это со стороны Лулу уже не было шипением. Это было громко и с надрывом. Теперь на нас уставилось все кафе.
— Ты не любишь меня, — выплюнула Лулу. — Тебе кажется, что любишь, но это не так. Ты только заставляешь меня думать о себе плохо каждую секунду. Ты сломала мне жизнь. Я не могу находиться рядом с тобой. Ты этого добивалась?
Ком подступил к моему горлу. Лулу видела это, но продолжала:
— Ты ужасная мать. Ты эгоистка. Ни о ком, кроме себя, не заботишься. Что, не можешь поверить, что я столь неблагодарна? После всего, что ты сделала для меня? Все, что, как ты говоришь, ты делала для меня, ты сделала для себя.
Она очень на меня похожа, подумала я, такая же жестокая. А вслух сказала: “Ты ужасная дочь”.
— Я знаю, я не та, кого ты хотела, я не китаянка! Я не хочу быть китаянкой, почему ты не можешь этого понять? Я ненавижу скрипку. Я НЕНАВИЖУ свою жизнь. Я НЕНАВИЖУ эту семью! Я собираюсь разбить этот стакан.
— Давай, — решилась я.
Лулу схватила стакан со стола и шваркнула его о землю. Вода и осколки разлетелись, и некоторые посетители ахнули. Я чувствовала, что все взгляды были устремлены на нас, на это гротескное зрелище.
Я сделала карьеру, порицая западных родителей, не способных контролировать собственных детей. Теперь же у меня был самый неуважительный, грубый, неконтролируемый ребёнок из всех.
Лулу дрожала от гнева, в её глазах были слезы. “Я разобью больше, если вы не оставите меня в покое", — плакала она.
Я встала и побежала. Я бежала так быстро, как могла, не зная куда — сумасшедшая, рыдающая 46-летняя женщина в сандалиях. Я бежала мимо мавзолея Ленина и караула с винтовками, из которых, как я подумала, солдаты могли бы застрелить меня.
Затем я остановилась. Я подошла к краю Красной площади. Дальше некуда было идти.
Глава 32 Символ
Семьи часто выбирают себе символы: деревенское озеро, дедушкина медаль, ужин в Шаббат. В нашем доме таким символом стала скрипка.
В моих глазах она символизирует совершенство, утончённость и глубину в противовес торговым центрам, гигантским бутылкам колы, подростковой одежде и бесконтрольному потребительству. В отличие от прослушивания айпода игра на скрипке сложна и требует концентрации, точности и анализа. Даже на физическом уровне все, что связано со скрипкой, — полированное дерево, завиток грифа, конский волос, элегантный “мостик", резная дека — является утончённым, изысканным и хрупким.
Как по мне, скрипка символизирует уважение к старшим, эталонам и опыту. К тем, кто знает больше и может научить. К тем, кто играет лучше и может вдохновлять. И к родителям.
Глава 32 Символ
Она также символизирует историю. Китайцы никогда не достигнут высот западной академической музыки, китайского эквивалента 9-й симфонии Бетховена нет, но высоты традиционной музыки глубоко переплетены с китайской цивилизацией. Семиструнный цинь, который часто ассоциируют с Конфуцием, существует уже как минимум две с половиной тысячи лет. Его обессмертили поэты династии Тан, почитавшие его как инструмент мудрецов.
Но лучше всего скрипка символизирует контроль. Над семейным упадком. Над очерёдностью рождаемости. Над судьбой. Над ребёнком. Почему внуки эмигрантов должны играть только на гитарах и барабанах? Почему вторые дети так предсказуемы в несоблюдении правил, в школьных успехах и в “большей социальности”, чем старшие? Короче, скрипка символизирует успех китайской модели воспитания.
В глазах Лулу это воплощение притеснения.
И, пока я медленно шла по Красной площади назад, я поняла, что скрипка стала символом притеснения и для меня. Просто представляя скрипичный футляр Лулу перед дверью нашего дома, я думаю о тех бесконечных часах и годах труда, борьбы, раздражения и страданий, которые мы пережили. Ради чего? Также я поняла, что всем своим сердцем боюсь того, что нам ещё предстоит.
Мне пришло в голову, что так, должно быть, думают западные родители и что именно поэтому они столь часто позволяют свои детям отказываться от сложных музыкальных инструментов.
Зачем пытать себя и своего ребёнка? В чем смысл? Если ваш ребёнок чего-то не любит, даже ненавидит, то, что хорошего в том, чтобы заставлять его заниматься этим? Как китайская мать я знала, что никогда не должна предаваться таким мыслям.
Я присоединилась к семье в кафе при ГУМе. Официанты и посетители отвели глаза.
— Лулу, — сказала я. — Ты победила. Все кончено. Мы бросаем скрипку.
Глава 33. На Запад
Я не блефовала. С Лулу я всегда балансировала на грани, но в данном случае говорила всерьёз. Может, я наконец-то позволила себе восхититься непоколебимой силой Лулу, даже если была категорически не согласна с её выбором. Или, возможно, дело было в Кэтрин. Видя, как она страдает, мы поняли, что именно стало для неё по-настоящему важным в те отчаянные месяцы, и это смешало карты всем нам.
Это также могло быть связано с моей мамой. Для меня она навсегда останется воплощением китайской матери. Когда мы росли, для неё все было недостаточно хорошо. (“Ты сказала, что заняла первое место, но на самом деле ты его с кем-то разделила?”) Она занималась с Синди музыкой по три часа в день, пока учитель мягко не сказал ей — достаточно. Даже когда я стала профессором и приглашала её на некоторые из своих публичных лекций, она позволяла себе болезненно точную критику, тогда как все говорили, что я хорошо поработала. (“Ты слишком взволнована и говоришь чересчур быстро. Попробуй держаться хладнокровно, и станет лучше”.) Тем не менее, моя собственная китайская мать взывала ко мне долгое время, утверждая, что с Лулу что-то не так. “Все дети разные, — говорила она. — Ты должна все исправить, Эми. Посмотри, что случилось с твоим отцом”, — добавила она зловеще.
Так вот, о моем отце. Думаю, настало время кое-что прояснить. Я всегда говорила Джеду, себе и всем вокруг, что окончательное превосходство китайского воспитания заключается в том, как дети относятся к своим родителям. Несмотря на жёсткие родительские запросы, словесные оскорбления и игнорирование их желаний, китайские дети до последнего, обожают и уважают родителей и хотят заботиться о них в старости. С самого начала Джед спрашивал меня: “А что насчёт твоего отца, Эми?” — и у меня ни разу не нашлось подходящего ответа.
В своей семье мой отец был паршивой овцой. Его мать не любила его и относилась к нему несправедливо. В его доме сравнивать детей было обычным делом, и мой отец — четвёртый из шестерых — всегда был хуже всех. Он не интересовался бизнесом, как остальные члены семьи. Он любил науку и быстрые автомобили; когда ему было восемь лет, он с нуля собрал радиоприёмник. В сравнении с братьями мой отец был изгоем, рисковым и бунтующим. Мягко говоря, его мать не уважала его выбор, не уважала его индивидуальность и не беспокоилась о его самооценке, то есть обо всех этих западных клише. В результате мой отец возненавидел свою семью, считал её удушливой и вредоносной и, как только ему представился шанс, уехал так далеко, как только смог, ни разу не оглянувшись.
История моего отца иллюстрирует то, о чем я в жизни не хотела бы думать. Когда китайское воспитание успешно, нет ничего подобного ему. Но успешно оно не всегда. В случае с моим отцом оно не сработало. Он почти не разговаривал со своей матерью и думал о ней лишь как о вселенском зле.
К концу её жизни его семья была почти мертва для моего отца.
Я не могла потерять Лулу. Не было ничего важнее. Так что я сделала самую западную вещь из всех, что можно представить: я предоставила ей выбор. Я сказала ей, что она может бросить скрипку, если хочет, и делать то, что ей нравится, на тот момент — играть в теннис.