Дочь фортуны - Альенде Исабель (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Всю компанию составлял один кот, запертый в винном погребе для того, чтобы ловить крыс, однако за ужасные недели мореплавания несчастное животное совсем ошалело и под конец, к большому сожалению Тао Чьену пришлось пройтись ножом по его шее.
Элиза попала на судно, будучи в мешке на плече одного из грузчиков. Он со многими другими поднимал груз и другой багаж при посадке в Вальпараисо. Никто так и не узнал, как Тао Чьену удалось договориться, сделав одного из мужчин своим сообщником, и обмануть бдительность капитана и его помощника, которые все, что проникало на судно, отмечали в специальной книге. До этого удалось выкроить несколько часов, прибегнув к некой замысловатой уловке, что состояла в подделке написанного семьей дель Вайле приглашения посетить на днях их дачу. И это отнюдь не было абсурдной идеей. Уже в двух ранее произошедших случаях дочери Августина дель Вайле приглашали ее в свое поместье, и поехать туда позволила сама мисс Роза лишь в сопровождении Мамы Фрезии, как, впрочем, всегда и было. Молодая женщина попрощалась с Джереми, мисс Розой и своим дядей Джоном с притворной легкомысленностью, в то время как, откровенно говоря, с ее души камень так и не свалился. Видела, как все сидели за столом, завтракали, читали английские газеты, совершенно наивные в своих планах, само болезненное сомнение почти заставило женщину отказаться от намеченного. Эти люди были ее единственной семьей, олицетворяли собой безопасность и благополучие, хотя она, напротив, перешла все границы порядочности, и уже не представлялось возможным вернуться назад. Семья Соммерс воспитала девушку в соответствии со строгими нормами хорошего поведения, и такой серьезный промах, несомненно, запятнал бы репутацию всех остальных. Ведь ее бегство не лучшим образом отразилось на репутации семьи, хотя, по крайней мере, какое-то сомнение все еще жило: члены семьи могли спокойно сказать, что девушка умерла. Какие бы объяснения ни давались окружающим, она бы не осталась в семье, чтобы все члены испытывали стыд и далее. Мытарство отправиться на поиски своего любовника казалось девушке единственно возможным путем, но в тот момент молчаливого прощания на нее налетела такая грусть, что вот-вот была готова расплакаться и сознаться в поступке. Ко всему прочему последний мысленный образ Хоакина Андьета в ночь отъезда пришел вновь и чрезвычайно пунктуально, чтобы лишний раз напомнить о любовном долге. Вполне довольствовалась несколькими прядями распущенной прически, надела соломенную итальянскую шляпку и вышла, попрощавшись жестом руки.
Взяла с собой и чемодан, в котором лежали приготовленные мисс Розой лучшие летние платья, несколько украденных из комнаты Джереми Соммерса реалов и составляющие приданое драгоценности. У нее был соблазн также завладеть украшениями мисс Розы, но в последнее мгновение все же взяло вверх уважение, питаемое к этой женщине, которая заменила ей мать. В ее комнате, внутри пустого сундука оставила короткую записку, благодаря за то многое, что получила в этой семье и что считала вдвое большим, нежели того хотела. Вдобавок описала и то, что забрала с собой, желая таким способом защитить слуг от каких бы то ни было подозрений. Мама Фрезия положила в чемодан самую прочную обувь девушки, а еще тетради и связку любовных писем от Хоакина Андьета. К тому же захватила с собой тяжелую, шерстяную с длинным ворсом накидку, подарок от самого дяди Джона. После чего обе вышли, не вызывая подозрений. Кучер оставил их на улице у поместья семьи дель Вайле и, не дождавшись, пока женщинам откроют дверь, исчез из виду. Мама Фрезия и Элиза направились по направлению к порту, чтобы встретиться с Тао Чьеном в заранее условленных месте и времени.
Человек их уже поджидал. Тут же взял чемодан из рук Мамы Фрезии и указал Элизе следовать за собой. Девушка с няней слились в долгие объятия. У женщин была уверенность, что больше они не увидят друг друга, однако же, ни одна из двух так и не пролила слез.
- Что же ты скажешь мисс Розе, мамочка?
- Да ничего. Я сейчас же уеду на юг к своему народу, где никто и никогда меня не найдет.
- Спасибо, мамочка. Я всегда буду о тебе помнить…
- А я стану молиться, чтобы у тебя все было хорошо, моя девочка, - вот те последние слова, что услышала Элиза от самой Мамы Фрезии, перед тем как войти в хижину рыбаков, след в след за китайским поваром.
В затененной деревянной комнате без окон, пахнущей влажными рыболовными сетями, единственную вентиляцию которой обеспечивала лишь дверь, Тао Чьен вручил Элизе несколько мужских брюк и поношенную длинную блузу с тем, чтобы она все это надела. Молодая женщина не сделала жеста, чтобы тот отступил либо отвернулся из скромности. Элиза колебалась, ведь никогда прежде не приходилось раздеваться перед мужчиной, за исключением Хоакина Андьета, однако сам Тао Чьен не ощутил никакого смущения, за исключением недостатка личного пространства; тело со своими функциями оказалось совершенно естественным, а целомудрие представляло собой препятствие посильнее какой-либо добродетели. Она поняла, что теперь для брезгливости далеко не лучший момент, судно отчаливает этим же самым утром, и последние лодки довозили отстающий экипаж. Сняла соломенную шляпку, расстегнула сафьяновые ботинки и платье, развязала ленты нижних юбок и, умирая от стыда, дала знак китайцу, чтобы тот расшнуровал корсет. По мере того как наряды англичанки скапливались на полу, сама она утрачивала одну за другой связь с известным реальным миром и неумолимо входила в ту странную иллюзию, которая, в основном, и составляла ее жизнь в последующие годы. У молодой женщины было ясное осознание того, что начинается уже другая история, в которой она сама выступает как в роли главной героини, так и рассказчика.
Четвертый сын
У Тао Чьена не всегда было такое имя. По правде говоря, у него не было никакого имени вплоть до одиннадцати лет, для подобного занятия родители оказались слишком бедны: и звали его просто – Четвертый сын. Родился на девять лет раньше Элизы, в одной деревушке провинции Гуандун, в полутора днях ходу от административного центра, города Кантона, известного большинству европейцев именно под этим названием. Происходил из семьи знахарей. По бесчисленным поколениям людей его рода от родителей детям передавались познания о лекарственных растениях, искусство справляться с дурным настроением, волшебство, с помощью которого удавалось пугать демонов, и способность распределять энергию «ки». В год появления на свет Четвертого сына семья пребывала в крайней нищете, потеряв всю землю из-за происков ростовщиков и шулеров. Чиновники империи взимали налоги, таким способом хранили деньги, а затем налагали новые подати, чтобы покрыть ими свои кражи, и, кроме того, получить возможность взимать нелегальные комиссии и брать взятки. Семья Четвертого сына, как и большинство крестьян, просто не могла все это оплатить. Если и удавалось спасти от лап китайских чиновников несколько монет из своих скудных доходов, то буквально сразу теряли деньги в игре, одном из немногих развлечений, что были доступны бедным людям. Можно было ставить деньги на бега жаб и кузнечиков, тараканьи бои либо в «фан-тан», помимо многих других, популярных среди народа, игр.
Четвертый сын был ребенком жизнерадостным, который мог смеяться просто так, хотя также обладал потрясающей способностью к вниманию и любознательностью к учению. В семь лет мальчик узнал, что талант настоящего знахаря состоит в поддержании равновесия между «инь» и «ян». В девять ознакомился со свойствами местных растений и уже мог помогать своему отцу и старшим братьям в хлопотных приготовлениях пластырей, мазей, тоников, бальзамов, сиропов, порошков и пилюль, нужных для деревенской фармакопеи. Его отец вместе с Первым сыном путешествовал пешим ходом из деревни в деревню, предлагая жителям лечение и различные средства, в то время как сыновья Второй и Третий возделывали жалкий кусок земли, единственное состояние их семьи. Четвертому сыну поручали собирать растения, и ему нравилось этим заниматься, потому что было разрешено бродяжничать по окрестностям без присмотра, на ходу придумывать игры и подражать голосам птиц. Иногда, если у мальчика оставались силы после выполнения нескончаемых домашних поручений, приходилось сопровождать мать, которая, будучи женщиной, не могла обрабатывать землю без насмешек и издевок со стороны соседей. Семья выживала с грехом пополам, к тому же ее долги все увеличивались и увеличивались вплоть до этого рокового 1834 года, когда худшие из бед, точно камни, обрушились на этих людей. Все началось с опрокинутого котелка с кипятком на младшую сестру, которой едва исполнилось два года, что ошпарил ее с головы до ног. Тогда девочке приложили яичный белок на полученные ожоги и вылечили с помощью предназначенных для таких случаев трав, но не прошло и трех дней, как ребенок совершенно выдохся от страданий и умер. Мать все не приходила в себя. Других детей она лишилась еще в их детстве, и каждая потеря не проходила бесследно для души, оставляя там незаживающие раны, но несчастный случай с малышкой стал той последней каплей, что переполнил всю чашу. Зрение у женщины начало слабеть, с каждым днем становилась все худее, кожа все зеленела и увеличивалась хрупкость костей. И без особого пойла, что давал ей муж, так бы и не удалось оттянуть неумолимое продвижение загадочной болезни этой женщины. Все длилось до тех пор, пока однажды утром не обнаружили застывшую мать с облегченной улыбкой на лице и спокойствием во взгляде, потому что, наконец-то, она уже встала на путь воссоединения со своими умершими детьми. Что касается женщины, то никаких сложностей с похоронными обрядами здесь не было. Они не могли нанять монахиню, равно как и у семьи не было риса, который во время церемонии стоило бы предложить родственникам и соседям. Хотя, по крайней мере, все удостоверились, что ее дух уже не на крыше, не в колодце и уж тем более не в пещере с крысами, откуда спокойно мог бы появиться позднее, чтобы воздать остальным. Без матери, которая изо всех сил и с невероятным терпением объединяла семью, оказалось совершенно невозможным сдержать наступление бедствий. Тогда выдался год тайфунов, не было практически никакого урожая, и люди испытывали сильнейший голод; к тому же, на опустошенной территории Китая становилось все больше нищих и бандитов. Оставшуюся в семье девочку семи лет продали посреднику, и больше о ней ничего не было известно. Первого сына, которого готовили заменить отца в ремесле нетрадиционной медицины, покусала больная собака, и немного спустя тот скончался, выгнувшись напоминавшим дугу телом и брызгая слюной изо рта. Сыновья Второй и Третий были уже в том возрасте, когда положено приступать к работе, и им поручили заботиться о живом отце, исполнить все похоронные обряды по его смерти и чтить память того и других своих предков по мужской линии, ограничиваясь пятью поколениями. Четвертый сын оказался не особо годным, которого к тому же нужно было еще и кормить, поэтому отец продал мальчика в рабство неким торговцам на десять лет, которые проходили своим караваном по окрестностям деревни. Самому ребенку было тогда одиннадцать лет.
