Как никогда. Одинокая женщина желает... - Порошина Марина Витальевна (список книг txt) 📗
– Шнуруй! — скомандовала соседка. Наверно, с такой же интонацией первый космонавт планеты произнес свое знаменитое «Поехали!».
Ирина увлеченно шнуровала, Евстолия кряхтела и вздыхала, потом наконец не выдержала:
– Господи, да как они все это надевали-то?!
– Так них прислуга была, — резонно предположила Ирина. — Девки крепостные. Ты бы взяла что-нибудь дореволюционное, без этих штук.
– Нет уж, — мужественно отказалась Евстолия. — Я такое в Оружейной палате видела, на выставке коронационных платьев, когда к сыну ездила. Или почти такое. Там было со шлейфом, а тут бы он стал цепляться за все, правда ведь?
– У тебя есть сын? — Ирина так удивилась, что перестала шнуровать. — А где он?
– В Москве, — пояснила Евстолия, изворачиваясь, чтобы увидеть свое отражение хотя бы в стекле книжных полок. — Работает в музее Кремля. Кандидатскую написал по скифскому золоту — он еще здесь этим увлекся, когда практику после второго курса у нас в музее проходил. Потом все читал, материалы собирал. После университета уехал в Эрмитаж работать — его пригласили, представляешь? А кандидатскую уже в Москве писал. Теперь докторскую готовит, говорит, к сорока хочет защитить непременно… Ты все?
– Да. Кажется, все. Как тут закрепить-то его? Ой у меня руки устали… — Ирина, отдуваясь, уселась на диван. Рядом примостилась и Евстолия, держа спину прямо, выпятив грудь и еле переводя дух. — Я, наверное, слишком сильно затянула? — В голосе Ирины звучало неподдельное сочувствие.
– Нет, в самый раз, — мужественно кивнула Евстолия. — Красота требует жертв. Сейчас передохнем и будем надевать платье. Вот только насчет шляпы я сомневаюсь…
– А твой муж? — ругая себя за любопытство, все же не удержалась от вопроса Ирина. А что такого, в конце концов, нормальный женский вопрос. Тем более что о причинах длительного отсутствия Валентина соседка расспрашивала ее более чем неделикатно. Допрашивала, точнее сказать, просто-таки к стенке припирала.
– Мужа у меня не было, — сокрушенно сообщила Евстолия, пытаясь поудобнее устроиться внутри корсета, для чего ерзала и поводила плечами. — Я после школы в пединститут поступала, первый же экзамен завалила. Пошла работать в музей и поступила на заочное. Но пришлось бросить, потому что родился Саша. А отец его… ну, в общем, он женат был. И работал в горкоме комсомола. Ему разводиться нельзя было, сразу турнули бы на производство. Опять же своих детей двое. Тогда времена были не то что нынче, строгие. Ну вот, мы так и жили. Он к нам часто приходил. И деньги давал… иногда. Да нам и так хватало, подрабатывала я. Я ведь шью хорошо, Ирочка! — похвасталась соседка.
– И долго вы так жили? — опять не удержалась Ирина.
– Долго. Он потом и в обкоме партии работал, и депутатом областного совета народных депутатов был. Тогда и с квартирой нам помог, и Саше в институт поступить. Он был очень порядочный человек. А потом умер. Перестройка началась, изменилось все. У него сердце не выдержало, за год два инфаркта… Саша как раз только диплом защитил.
– А потом?
– А потом… потом оказалось, что мне уже далеко не тридцать, а сорок с хвостиком. И все уже не так, как раньше. И я решила, что привыкну жить одна.
Евстолия помолчала, вздохнула — не то от расстройства, не то из-за слишком туго зашнурованного корсета — и добавила:
– Не привыкла.
Ирина молчала, не в силах представить, что у Евстолии когда-то был любовник и ей было сорок лет. Как ей сейчас. А что тут скажешь? Раньше в таких случаях говорили — тихий ангел пролетел. Все смеялись, и беседа возобновлялась. Теперь про ангела как-то глупо…
– Ирочка, а вы любите мужчин? — без перехода спросила Евстолия.
– Что? — растерялась Ирина. Потом неловко попыталась отшутиться. — Я бананы люблю. И кофе. Еще море. И когда летом дождь, а я дома с балкона смотрю. А мужчин… — Она подняла глаза на Евстолию — та смотрела внимательно и заинтересованно. От этого Ирина сбилась с шутливого тона и глупо забормотала: — Я не знаю… чего их любить? Они сами по себе, я… тоже… — Ирина понимала, что несет чепуху, но Евстолия, похоже, была настроена серьезно.
– А я люблю. Я, знаешь, Ирочка, верю, что где-то и моя половинка есть. Ведь не бывает же, чтобы без половинки. И у тебя есть. Просто это была не твоя половинка, а чья-то другая. Не надо ставить на себе крест. Это самое главное. Поверь мне, с возрастом все воспринимается иначе. Теперь я знаю, что за свое счастье надо бороться. Даже если ты кому-то кажешься глупой, никчемной старухой.
Ирине стало неловко, да и обсуждать с Евстолией свои проблемы она решительно не была готова, поэтому она вскочила и принялась разбираться с платьем. Определившись, где вход, где выход, она принялась водружать тяжелое платье на Евстолию, та активно помогала. И когда работа была проделана примерно на две трети — на поверхности появились левая рука и взъерошенная голова, — раздался звонок в дверь. Ирина и Евстолия замерли в неловкой позе, испуганно глядя друг на друга, как застигнутые на месте воришки. В воцарившейся тишине звонок деликатно, явно стесняясь своей назойливости, тренькнул еще раз.
– Я пойду посмотрю — может, это Рита, — прошептала Ирина, как будто ее могли услышать там, за дверью.
На цыпочках она прошла в коридор и посмотрела в глазок.
– Там этот… Лев Николаевич, — шепотом сообщила она Евстолии. — Ну, которого вы на диван тащили. Какой-то идиот дал объявление, что я ищу себе мужа, вот он и пришел. Я не открою.
– Тот самый? — заинтересовалась Евстолия. — Дай я посмотрю… Так он жениться пришел, говоришь?
Оттеснив Ирину, она приникла к глазку.
– Уходит! — зашипела она. — Открывай!
– Не буду! — тоже шепотом заупрямилась Ирина. — На кой он мне сдался?! И к тому же ты не одета! В одних подштанниках!
Но Евстолия вдруг распахнула дверь и метнулась в кухню. Ирина, не ожидавшая такого коварства, с наиглупейшим видом стояла в дверях. Лев Николаевич, понуро ожидавший лифта, обернулся и, увидев Ирину в платье «из фондов», обомлел, не в силах вымолвить ни слова.
Ирина на правах хозяйки пришла в себя первой.
– Лев Николаевич, вы что-то забыли?
– К сожалению, нет, — покаянно признался профессор. — Вы знаете, я всегда что-нибудь забываю, но на этот раз мне не повезло — я все взял с собой. Я искал какой-нибудь предлог, чтобы вернуться, но не нашел.
– Ваша честность обезоруживает, — признала Ирина. — Ну хорошо, вы вернулись без предлога. Зачем?
– Можно, я войду? — робко спросил Лев Николаевич. — Чтобы не подавать повода уважаемой Евстолии Васильевне…
Из кухни раздался тихий, но отчетливый звук, полный возмущения. Ирина хихикнула. Ободренный ее весельем, профессор прошел в прихожую, но в комнату незваного гостя не пригласили.
– Лев Николаевич, я не хочу вас обижать… — начала Ирина. — Но вы же поняли, что я не давала объявления в газеты. И мои дела не так плохи, чтобы искать женихов по объявлению.
– Что вы, как можно! — замахал руками Лев Николаевич, уронив при этом портфель, который почему-то не держал за ручку, а неловко прижимал локтем, и тот тяжело плюхнулся на пол, как разучившийся летать бегемот. — Ирина Ивановна, вы — удивительная женщина, добрая, умная, понимающая. Вы… красивая. В этом платье вы похожи на тургеневскую героиню. Нет, скорее, на чеховскую. Вы удивительно выглядите! Конечно, такая женщина, как вы, не может быть одинокой. Но просто я понял, когда меня отпустили из милиции — кстати, очень приятный и вежливый молодой человек, — я понял, что мне предстоит вернуться в пустую квартиру. И опять встретить Новый год в одиночестве. Как в прошлый раз. Я не смог заставить себя. Хотел поехать на вокзал и притвориться, что жду поезд, хотя бы побыть среди людей, но, говорят, теперь в зал ожидания пускают только тех, у кого есть билет. Не хватало еще второй раз за вечер попасть в милицию. Я решил вернуться к вам и спросить… Если вы сегодня никого не ждете и никуда не собираетесь, вам же тоже будет неуютно одной. Может быть, вы позволите мне встретить Новый год с вами? Я подумал, что, если вас не устроит такая перспектива, вы ведь можете просто сказать, что кого-то ждете. Вам даже не придется мне отказывать…
