Дочь последнего дуэлянта - Бенцони Жюльетта (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
– Я в этом не уверена! К моему величайшему сожалению, у меня не было времени узнать моего отца. Зато долгие годы я видела слезы матери. И если бы не безграничная доброта госпожи принцессы, я не знаю, что сталось бы с нами, со всеми его детьми…
– Довольно! Я устала слушать! Уберите от меня эту безмозглую! Извольте отправить ее в свою комнату. Не имею никакого желания ужинать в ее обществе.
Изабель повернулась к своей благодетельнице.
– Не берите на себя этот труд, госпожа принцесса, я знаю дорогу. И прошу вас простить меня, если доставила вам лишние неприятности. Но сдержаться я не могла.
Изабель сделала реверанс и оставила столовую. Возле лестницы наверх она приостановилась, подумав, не отправиться ли ей в сад к своему любимому фонтану, но в этот вечер было холодновато, и она поднялась к себе в комнату. В ее комнате в камине уже развели огонь, и он весело потрескивал, обнимая поленья. Изабель любила смотреть на его игру. Она взяла подушку и уселась возле камина на пол, подобрала ноги, обняла колени руками и стала смотреть на огонь. Ласковое тепло обволакивало ее, окутывало вместе с неожиданной, непривычной тишиной, которая была редкой гостьей в этом обширном доме, всегда переполненном людьми и суетой. И, конечно же, сквозняками…
Изабель еще не поняла, сожалеет ли она о своей выходке, которая ни на йоту не поколебала самоуверенности ее противницы – а как иначе можно было теперь называть кузину? Анна-Женевьева смотрела на завтрашний смертельный поединок как на почести, воздаваемые ее красоте, а вовсе не добродетели. Добродетель, пожалуй, потребовала бы меньше шума и внимания. Если Колиньи победит, она будет возвеличена. Если потерпит поражение, ее ореол героини романа засияет еще ярче, особенно если она украсит себя траурным бантом. При любом исходе о ней будут говорить, а поэты салона госпожи де Рамбуйе превознесут красавицу до небес. А если виновные поднимутся на эшафот, она поднимется еще выше.
– И она считает себя христианкой, любимой дочерью церкви, которой мечтала посвятить себя в юности?! Подумать только, что она хотела стать монахиней! Что же до тебя, моя дорогая, – обратилась Изабель вслух к самой себе, – то ты можешь собирать вещи, чтобы отправиться завтра утром в Преси.
Дверь отворилась, и вошла госпожа де Конде. Немного смущенная, Изабель вскочила на ноги, приготовившись выслушать обвинительный приговор. Но получила улыбку, полную снисхождения.
– Мне кажется, у вас стало манией собираться к маме, что бы ни случилось. Но я что-то не помню, чтобы я вас отпускала.
– Я полагала, что это следует само собой после того, что я себе позволила.
– Вы здесь у меня в доме, а не в доме моей дочери. И к тому же я вас очень хорошо понимаю. Мысль о том, что вот-вот прольется кровь, и всего-то из-за мелкого грешка, доводит меня до дрожи!
Принцесса опустилась в кресло в уголке возле камина и показала Изабель рукой на подушку, приглашая тоже сесть.
– Мои слова могут показаться вам странными. Трудно услышать такое из уст такой женщины, как я. В вашем возрасте я обезумела от гордости, зная, что король, любя меня, готов начать войну ради моих прекрасных глаз. Но было это давно, и с тех пор я постарела. Нет, не возражайте! Я говорю это только вам, совсем юной девочке. Я видела, как скатилась голова моего любимого брата, видела голову вашего отца, который только наносил и получал раны, не испытывая при этом ни малейшей злости, только потому, что сражения на шпагах его забавляли. Но и тот, и другой должны были знать, что с королевскими указами не шутят. Особенно во времена Ришелье. Тот, кто сменил его, мало на него похож, и для нас это к лучшему. Вне зависимости от того, чем кончится завтрашняя дуэль, я немедленно поеду к королеве и кардиналу. Не считайте меня любительницей кровавых зрелищ, – прибавила она и положила руку на головку Изабель, – но я вам скажу, что собираюсь наблюдать за поединком из окна в доме одной моей подруги. Я хочу как можно скорее принять меры. Но не бойтесь, вас я не возьму с собой. У вас есть основание питать отвращение к крови, которую проливают из-за пустяков. А пока постарайтесь набраться сил, они нам понадобятся – и вам, и мне.
С этими словами принцесса встала с кресла и направилась к двери, а когда открыла ее, увидела служанку с подносом. Та принесла Изабель ужин. Служанка посторонилась, сделала реверанс и пропустила принцессу. Но Шарлотта успела сделать по коридору всего несколько шагов, как ее догнала Изабель.
– Простите меня за то, что доставила вам лишние хлопоты и, возможно, доставлю еще, попросив, чтобы завтра вы непременно взяли меня с собой, – сказала девушка.
Принцесса внимательно посмотрела на обращенное к ней юное лицо, оно было так напряжено, что со щек исчезли даже ямочки. Она ласково погладила Изабель по щеке и сказала:
– Решено. Мы едем вместе.
На следующий день, несмотря на непривычный холод, все окна на Королевской площади были открыты, и из каждого выглядывали люди. Исключение составляли окна особняка Роганов, за одним из которых стояла госпожа де Лонгвиль, и окна дома госпожи де Блеранкур, пригласившей к себе принцессу де Конде и Изабель. Герцог Энгиенский находился на площади, его окружали младший брат де Колиньи – Гаспар, Франсуа де Бутвиль и другие молодые дворяне. Дворяне окружали и герцога де Гиза. А разделяла их площадка, на которой должен был происходить поединок.
Когда дуэлянты вышли друг другу навстречу, госпожа де Конде воскликнула:
– Господи! Я и представить себе не могла, какой будет эта дуэль! Вы только взгляните на Колиньи. Он бледен, как мел, и, кажется, едва держится на ногах. У меня такое впечатление, что он напуган.
– Уверяю вас, он замерз! Посмотрите на его брата, он стоит рядом с герцогом Энгиенским как воплощение скорби. Морис де Колиньи известен как смельчак, и его репутация не нуждается в подтверждении.
– Но холод одинаков для всех.
– Вы правы, но все остальные в добром здравии, тогда как де Колиньи, судя по его состоянию, нездоров.
Изабель была совершенно права. Морис де Колиньи с трудом поднялся с постели, заболев воспалением легких. Нет сомнения, что Энгиен знал о его болезни, но враждебность двух противостоящих партий была такова, что просьба об отсрочке была бы истолкована в самую дурную сторону. Впрочем, точно так же, как и то, что последовало…
Шпаги скрестились. Было видно, что рука рыцаря Анны-Женевьевы нетверда, а ноги словно налиты свинцом, его шаг назад был медлительным и неуверенным. Его противник издевательски расхохотался.
– Боишься?! И прав! Я тебя щадить не собираюсь!
– Пошел… к черту!
Колиньи упал. Гиз все с тем же издевательским хохотом поставил ногу на шпагу Колиньи, которую юноша все-таки из рук не выпустил.
– Успокойся! Я не собираюсь тебя убивать, но обойдусь с тобой, как ты этого заслуживаешь, посмев поднять руку на меня, высокородного принца крови!
И, держа шпагу плашмя, де Гиз дважды ударил ею юношу.
– Ничтожество! – взвился Гаспар и рванулся вперед, готовый кинуться на оскорбителя, но Энгиен, Турвиль и Франсуа удержали юношу, повиснув на нем. Драма, однако, продолжалась…
В гневе и ярости от полученного оскорбления, Морис подобрал свою шпагу и попытался подняться на ноги, намереваясь броситься на де Гиза. Однако тот пронзил шпагой руку Колиньи, не дав ему встать, как раз в тот самый миг, когда д’Эстрад и де Бридье, серьезно раненные, тоже оказались поверженными на землю.
На ногах теперь стоял только герцог де Гиз. Он хладнокровно вытер лезвие своей шпаги и спрятал ее в ножны, в то время как с поля боя уносили его секунданта. Потом пожал плечами и пошел к своей карете.
Гаспара, наконец, освободили, взяв с него слово, что он оставит в покое принца Лотарингского. Он бросился к брату, лежавшему без сознания, и понес его к карете, которая подъехала, чтобы забрать раненых. В домах Королевской площади – красивых, розовых с белым – захлопнулись окна. Принцесса Шарлотта встала.
