Неизвестная революция. Сборник произведений Джона Рида - Рид Джон (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Неожиданный и стихийный порыв поднял нас всех на ноги, и наше единодушие вылилось в стройном, волнующем звучании «Интернационала». Какой-то старый, седеющий солдат плакал, как ребенок. Александра Коллонтай потихоньку смахнула слезу. Могучий гимн заполнял зал, вырывался сквозь окна и двери и уносился в притихшее небо. «Конец войне! Конец войне!» – радостно улыбаясь, говорил мой сосед, молодой рабочий. А когда кончили петь «Интернационал» и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: «Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!». И мы запели похоронный марш, медленную и грустную, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную. Ведь «Интернационал» – это все-таки напев, созданный в другой стране. Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее…
Во имя этого легли в свою холодную братскую могилу на Марсовом поле мученики Мартовской революции, во имя этого тысячи, десятки тысяч погибли в тюрьмах, в ссылке, в сибирских рудниках. Пусть все свершилось не так, как они представляли себе, не так, как ожидала интеллигенция. Но все-таки свершилось – буйно, властно, нетерпеливо, отбрасывая формулы, презирая всякую сентиментальность, истинно…
Ленин оглашал декрет о земле:
«1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.
2) Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания.
3) Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом. Уездные Советы крестьянских депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискуемого имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.
4) Для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов редакцией «Известий Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов» и опубликованный в номере 88 этих «Известий» (Петроград, № 88, 19 августа 1917 г.).
5) Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются».
«Это, – добавил Ленин, – не проект бывшего министра Чернова, который говорил, что надо “строить леса”, и пытался провести реформу сверху. Вопрос о переделе земли будет разрешен снизу, на местах. Крестьянский надел будет варьироваться в зависимости от местности…
При Временном Правительстве помещики наотрез отказывались слушаться приказаний земельных комитетов, – тех самых земельных комитетов, которые были задуманы Львовым, проведены в жизнь Шингаревым и управлялись Керенским!»
Дебаты еще не начались, когда какой-то человек силой проложил себе путь, расталкивая толпу, забивавшую проход, и взобрался на трибуну. То был член исполнительного комитета крестьянских Советов Пьяных. Он был вне себя от ярости.
«Исполнительный комитет Всероссийских Советов крестьянских депутатов протестует против ареста наших товарищей, министров Салазкина и Маслова! – резко бросил он в лицо делегатам. – Мы требуем их немедленного освобождения! Они сидят в Петропавловской крепости. Нужно действовать немедленно. Нельзя терять ни минуты!»
За ним последовал солдат с растрепанной бородой и горящими глазами. «Вы сидите здесь и разговариваете о передаче земли крестьянам, а сами в это время расправляетесь с выборными представителями этих крестьян, как тираны и узурпаторы! Говорю вам, – он поднял кулак, – говорю вам, что, если хоть волос упадет с их головы, вы будете иметь дело с восстанием!» Толпа смущенно загудела.
На трибуну поднялся спокойный и ядовитый, уверенный в своей силе Троцкий. Собрание встретило его приветственным гулом. «Вчера Военно-революционный комитет принял принципиальное решение освободить эсеровских и меньшевистских министров: Маслова, Салазкина, Гвоздева и Малянтовича. Если они все еще сидят в Петропавловской крепости, то это только потому, что мы слишком заняты… Разумеется, они останутся под домашним арестом, пока не будет окончательно выяснено их участие в предательских действиях Керенского во время корниловщины».
«Никогда, – кричал Пьяных, – никогда ни в одной революции не было того, что мы видим сейчас!»
«Ошибаетесь, – отвечал Троцкий. – Подобные вещи видела даже наша революция. В июльские дни были арестованы сотни наших товарищей… Когда товарищ Коллонтай по требованию врача была освобождена из тюрьмы, то Авксентьев приставил к ее дверям двух агентов бывшей царской охранки!» Крестьянские представители ушли, ругаясь. Собрание проводило их насмешками.
Представитель левых эсеров высказался о земельном декрете. Вполне соглашаясь с декретом принципиально, левые эсеры, однако, смогут голосовать за него только после обсуждения. Необходимо узнать мнение крестьянских Советов.
Меньшевики-интернационалисты тоже настаивали на обсуждении вопроса внутри своей партии.
Затем выступил вождь максималистов, т. е. анархистского крыла крестьянства: «Мы не можем не отдать должное той политической партии, которая в первый же день без всякой болтовни проводит в жизнь такое дело!..»
На трибуне появился типичный крестьянин – длинноволосый, в высоких сапогах и овчинном тулупе. Он кланялся на все стороны. «Здравствуйте, товарищи и граждане, – говорил он. – Тут все бродят кругом кадеты. Вот вы арестуете наших крестьян-социалистов, а что же вы кадетов этих не арестуете?»
Это был сигнал к возбужденным крестьянским спорам. Точно так же спорили солдаты прошлой ночью. Здесь были истинные пролетарии земли…
«Члены нашего исполнительного комитета Авксентьев и другие, которых мы считали защитниками крестьянства, – это те же кадеты! Арестовать их! Арестовать их!»
Чей-то другой голос: «Кто они, все эти Авксентьевы и Пьяных? Они вовсе не крестьяне! Они только языком болтают!»
Как потянулась к этим ораторам толпа делегатов, чувствуя в них своих братьев!
Левые эсеры предложили получасовой перерыв. Когда делегаты стали выходить из зала, Ленин поднялся со своего места:
«Нам нельзя терять времени, товарищи! Завтра утром вся Россия должна узнать новости колоссального значения! Никаких задержек!»
Среди оживленных споров, разговоров и топота сотен ног слышен был голос представителя Военно-революционного комитета, кричавший:
«В 17-ю комнату нужно пятнадцать агитаторов! Для отправки на фронт!..»
Два с половиной часа спустя делегаты отдельными группами вернулись в зал, президиум занял свое место, и заседание возобновилось. Началось чтение телеграмм от различных полков, обещавших Военно-революционному комитету свою поддержку.
Собрание постепенно раскачивалось. Делегат от русских войск на Македонском фронте с горечью рассказывал об их положении. «Нам больше приходится терпеть от дружбы наших “союзников”, чем от неприятеля», – говорил он. Представители X и XII армий, только что спешно прибывшие с фронта, заявили: «Мы обещаем вам всемерную поддержку!» Какой-то солдат из крестьян протестовал против освобождения «социал-предателей Маслова и Салазкина». Что до исполнительного комитета крестьянских Советов, то его надо поголовно арестовать! Да, это были истинно революционные слова… Делегат от русских войск в Персии заявил, что ему поручено требовать передачи всей власти Советам… Офицер-украинец кричал на своем родном языке: «В момент такого кризиса не может быть никакого разделения по национальностям… Да здравствует диктатура пролетариата во всех странах!» Так бурлил этот поток возвышенных и горячих мыслей, и было ясно, что Россия уже никогда не сможет снова онеметь.