Начало - Дель Торо Гильермо (книги регистрация онлайн txt) 📗

Беннетту следовало изолировать паразита. Поместить в формалин, затем изучить и идентифицировать. Если есть один, то, может быть, их десятки… Или сотни… Или… Кто знает, сколько этих тварей циркулирует в телах, лежащих в холоди…

Бамм!

Резкий, сильный удар, донесшийся из холодильной камеры, привел Беннетта в состояние шока. Он дернулся, банка выскользнула из пальцев, упала на столик, но не разбилась, а отскочила в сторону и со звяканьем скатилась в раковину, расплескивая содержимое. Выдав целую серию ругательств, Беннетт склонился над чашей из нержавеющей стали, пытаясь отыскать червя. И вдруг ощутил тепло на левой кисти. Несколько капель белой «крови» попали на кожу и теперь жгли ее. Не сильно, но достаточно едко. Ощущение было неприятным. Беннетт пустил холодную воду, сунул под нее руку, смыл капли и вытер руку о полу лабораторного халата, пока жидкость не нанесла коже реального вреда.

А потом, крутанувшись на месте, повернулся лицом к холодильной камере. Удар, который он услышал, вряд ли можно было списать на сбой электрики. Скорее, одна каталка стукнулась о другую. Но ведь это невозможно… Беннетта вновь охватила ярость. Надо же, его червь ускользнул в сливное отверстие!.. Значит, чтобы изолировать паразита, придется взять другой образец белой «крови». Это открытие принадлежит ему, Беннетту, и только ему!

Продолжая вытирать руку о полу халата, доктор Беннетт подошел к металлической двери и потянул за рукоятку, распечатывая холодильную камеру. Раздалось шипение, доктора обдало спертым охлажденным воздухом, и дверь широко распахнулась.

Добившись освобождения своей собственной персоны и других пациентов из изолятора инфекционного отделения, Джоан Ласс наняла машину, чтобы та отвезла ее домой, в Бронксвилл. Дважды ей пришлось просить водителя остановить автомобиль по причине жуткой тошноты – ее рвало так, что она едва успевала открыть окно. Это просто грипп и нервы, успокаивала себя Джоан. Впрочем, не важно. Она была теперь не только адвокатом, но и представителем угнетенного класса. Пострадавшей стороной и одновременно защитником, вставшим на тропу войны. Она возглавит крестовый поход за возмещение убытков как семьям погибших, так и четверым счастливчикам, выжившим в катастрофе. Привилегированная юридическая фирма «Каминс, Питерс и Лилли» могла рассчитывать на сорок процентов крупнейшей в истории выплаты страховых возмещений по коллективному иску – выплаты куда большей, чем по виоксу [42]. Может быть, даже большей, чем по делу «Уорлдкома» [43].

Джоан Ласс, партнер. Звучит!

Если ты живешь в Бронксвилле, можешь считать, что у тебя все хорошо, пока… пока не попадаешь в Нью-Кейнан, штат Коннектикут, где располагается загородный дом Дори Каминса, старшего партнера-учредителя фирмы «Каминс, Питерс и Лилли». Дори Каминс жил там как феодал: его поместье включало три особняка, рыбоводный пруд, конюшни и беговую дорожку для лошадей.

Бронксвилл – это зеленый городок в округе Уэстчестер, в двадцати пяти километрах к северу от центра Манхэттена, всего двадцать восемь минут на электричке «Метро-Норт». Муж Джоан, Роджер Ласс, занимался международными финансами в компании «Клюм и Фэрстейн» и много недель в году проводил за пределами Соединенных Штатов. Ранее Джоан тоже часто путешествовала, правда после рождения детей поездки пришлось ограничить – такой образ жизни выглядел бы предосудительно. Ей сильно не хватало этих поездок, вот почему Джоан была в восторге от путешествия в Германию – прошлую неделю она провела в Берлине, в отеле «Риц-Карлтон» на Потсдамской площади. Джоан и Роджер, привыкнув к жизни в отелях, перенесли этот стиль и в собственный дом: подогретые полы в ванных, парилка на первом этаже, доставка свежих цветов два раза в неделю, благоустройство и озеленение участка семь дней в неделю, без выходных, и, разумеется, домоправительница и прачка. Все, кроме вечерней уборки номера горничной, подготовки постели ко сну и конфетки на подушке.

Покупка дома в Бронксвилле, где не велось новое строительство, а налоги были вызывающе высоки, стала для них большим шагом вверх по социальной лестнице. Это произошло всего несколько лет назад. Но сегодня, вспомнив о Нью-Кейнане, Джоан по возвращении из Нью-Йорка увидела Бронксвилл совсем другими глазами: это был всего лишь чудной, старомодный, провинциальный и даже немного усталый городок.

Приехав домой днем, Джоан прилегла отдохнуть в своем кабинете и проспала несколько часов – не проспала, а промучилась: сон был неровный и тревожный. Роджер все еще работал в Сингапуре. Сквозь дремоту Джоан слышала в доме какой-то шум – именно он в конце концов и разбудил ее, немало испугав. Беспокойство, тревога… Джоан отнесла свои ощущения на счет предстоящего совещания в фирме – возможно, самого важного совещания в ее жизни.

Она вышла из кабинета, спустилась вниз, придерживаясь рукой за стену, и поплелась на кухню, где Нива, замечательная няня ее детей, уже заканчивала убирать кавардак, оставшийся после обеда, и теперь сметала влажной тряпкой крошки со стола.

– Ох, Нива, я бы сама, – сказала Джоан, понимая, что лжет.

Она направилась к высокому застекленному шкафчику, где держала свои лекарства.

Нива, бабушка-гаитянка, жила в Йонкерсе, городе, располагавшемся через один от Бронксвилла. Ей было за шестьдесят, но годы совершенно не брали ее. Она всегда носила длинные, до пят, платья с цветочными узорами и удобные кеды «Конверс». В доме Лассов Нива была фактором спокойствия, столь необходимого этому занятому семейству. Роджер постоянно разъезжал, Джоан долгие часы проводила в Нью-Йорке, а дети, помимо школы, посещали различные кружки и секции, – словом, каждый двигался в шестнадцати направлениях. Нива с успехом рулила всеми эти процессами и, таким образом, была секретным оружием Джоан в деле поддержания семейного порядка.

– Джоан, ты вроде неважно себя чувствуешь.

«Джоан» Нива произносила как «Джон», а «чувствуешь» – как «чувствуш», в манере островитян опуская вторую гласную.

– Ох, просто немного переутомилась.

Джоан проглотила таблетку мотрина, следом две флексерила, после чего села к кухонному острову и открыла журнал «Прекрасный дом».

– Ты должна поесть, – сказала Нива.

– Трудно глотать, – ответила Джоан.

– Тогда суп, – провозгласила Нива и тут же перешла от слов к делу.

Нива была как мама для всех Лассов, не только для детей. А почему бы Джоан и впрямь не ощутить на себе материнскую заботу? Видит бог, ее настоящая мать – дважды разведенная, живущая в собственной квартире в городе Хайалиа во Флориде – лаской ее не баловала. А самое главное – если слепое обожание Нивы начинало очень уж донимать, Джоан всегда могла придумать для нее какое-либо поручение и отправить куда подальше в компании детей. Лучший. Семейный. Контракт. Всех. Времен.

– Я слышать про ароплан. – Нива взглянула на Джоан, орудуя консервным ножом. – Очень нехорошо. Злой дух.

Джоан улыбнулась: ох уж эта Нива и ее милые тропические суеверия… но улыбку оборвала острая боль в челюсти.

Пока миска с супом медленно вращалась в жужжащей микроволновке, Нива подошла к кухонному острову, внимательно посмотрела на хозяйку, приложила шероховатую коричневую ладонь к ее лбу, а затем легонько прошлась своими пальцами с сероватыми ногтями по шее Джоан в области гланд. От боли Джоан отшатнулась.

– Сильно пухла, – констатировала Нива.

Джоан закрыла журнал.

– Наверное, мне лучше вернуться в постель.

Нива отступила на шаг и как-то странно посмотрела на нее:

– Тебе лучше вернуться в больницу.

Джоан рассмеялась бы, если бы знала наверняка, что это не причинит боли. Вернуться в Куинс?

– Поверь, Нива. Мне гораздо лучше здесь, в твоих надежных руках. А кроме того… ты уж согласись с мнением специалиста. Вся эта история с больницей – страховой трюк, придуманный авиакомпанией. Она служит их выгоде, не моей.