Инь-Ян. Китайское искусство любви - Хьюмана Чарльз (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Герой «Цзинь, Пин, Мэй», не теряя времени, пустил в ход свое последнее приобретение, и, судя по следующему описанию, монах не преувеличил его эффективность и силу воздействия на Яшмовый Черенок. Здесь также изображен анальный коитус, чрезвычайно редко встречающийся в китайской эротической литературе.
«Симэнь Цину понадобился большой глоток вина «шуйсин», чтобы запить желтую пилюлю монаха, и, не желая терять ни секунды ее действия, он тут же скинул одежду и принялся за разбор содержимого своего кожаного мешочка с приспособлениями для занятия любовью. Жемчужная Луна, очаровательная куртизанка из заведения «Золотых Ив и Серебряных Вод», села на край кровати и с интересом наблюдала.
— Что это за огромную пилюлю ты проглотил, готовишься к какому-нибудь извращению? — спросила она.
— Я принял одно из драконовых средств наших великих предков-императоров, — ответил он. — А теперь позволь мне приготовиться к сражению.
Его член был по-прежнему в покое, но ему удалось прикрепить на него шелковый мешочек. Затем он надвинул «серное кольцо» на основание Черепашьей головки, взял немного красной мази, что ему дал монах, и втер ее в самый «маленький разрез». К его изумлению и, разумеется, к изумлению Жемчужной Луны, мягкая плоть мгновенно встала на дыбы, как свирепый дракон. Член изменил цвет из медово-розового на пурпурно-красный, подобный цвету печени поросенка, и дрожал, будто пораженный страшным гневом.
— А ты почему еще не раздета? — поторопил Симэнь.
Напуганная как его голосом, так и сердитым «драконом», юная женщина поторопилась сбросить одежду и улечься на кровать. Симэнь Цин спешил испробовать средство монаха и не стал тратить время на любовные игры, он подложил ей две подушки под ягодицы и встал на колени у нее между ног. Однако Черепашья головка была так увеличена, что ему пришлось просить о помощи; пока он держал отворенными врата Золотой Долины, она взяла злого «дракона» и постепенно смогла ввести его.
— Ты убиваешь меня, — выдохнула она. — Я совершенно пьяна после этого вина.
Симэнь Цин был также пьян от вина; когда появились ее выделения, он смог использовать «короткие и длинные» движения, а также те, что известны как «семь мелких и два глубоких». Лихорадка упоения, впрочем, превосходила все, что он знал ранее; это, решил он, действуют пилюли монаха.
— Я совершенно счастлив и собираюсь атаковать тебя сзади, — вскричал он.
Он извлек свое орудие и грубо перевернул ее. Затем он заставил ее упереться лбом в подушку и взялся за холмы ее ягодиц. В этот раз проникновение было еще сложнее, чем раньше, и сопровождалось звуками трения и разрывания.
— Достаточно! — воскликнула Жемчужная Луна. — Я не так пьяна, чтобы вынести это!
Симэнь Цин пронзил ее еще глубже, пока она стонала и пыталась бороться. Но от таблеток монаха он преисполнился также великой доброжелательностью и спросил:
— Ты считаешь, что нам следует вернуться на нормальный путь?
— Если ты только сделаешь это, — умоляла Жемчужная Луна, — я стану держать над нами фонарь так, что ты сможешь наблюдать. Конечно, у тебя такой «ван-ба» (черепаха), на который стоит посмотреть.
Симэнь ощутил благодарность как за предложение, так и за комплимент, позволил ей повернуться и вручил фонарь. Она подняла его одной рукой, и как только Симэнь закинул ее Золотые Лилии выше плеч, она другой рукой помогла ему возвратиться в Сердцевину Цветка. Он снова услышал внятные звуки их любовного соития и заставил ее держать фонарь так, чтобы можно было убедиться, что в Яшмовом Шатре все в порядке. Когда он убедился в этом, то принял позу, известную как «резвящийся Феникс» и нанес двести ударов без перерыва. В восхищении действием пилюль монаха он воскликнул:
— Завтра мой слуга вручит тебе двадцать ярдов лучшего шелка и покрывало для кровати, собственноручно вышитое моей женой.
Глава седьмая. Сумеречная сторона любви
Структура каждой цивилизации определяет присущую ей сексуальную практику. В Китае тремя наиболее очевидными источниками влияния на нее явились социальная приниженность женщин, рассудочная изобретательность мужчин и свободные от комплекса вины элементы языческих верований даосов. Представления о нормальном сексуальном поведении изменяются от эпохи к эпохе, от общества к обществу, и любое исследование, определяющее один подход как верный, а прочие — извращениями, всего лишь исходит из критериев своего места и времени.
Например, среди европейцев был широко распространен взгляд на китайский обычай бинтования ног как на проявление жестокости, в то время как китайцу беспомощность женщины доставляла удовольствие и пробуждала сопутствующее чувство превосходства, китаянка же демонстрировала мазохистское приятие этого неудобства и унижения. Китайцы, в свою очередь, не могли понять христианского неодобрения внебрачных связей, мастурбации и объявления греховными самых восхитительных удовольствий. Не понимали они и то, почему мусульмане ужасаются по поводу пролития девственной крови или используют особых «жеребцов» для дефлорации девственниц — к этому занятию средневековые арабы явно питали отвращение. К обрезанию китайцы относились со страхом, их приводила в недоумение клиторидектомия, а поцелуи и случайные ласки, не ведущие к естественной и исступленной кульминации, они считали оскорблением начал Инь и Ян.
Молодая женщина. Рисунок начала XIX в. — иллюстрация к роману «Сон в красном тереме».
Как в древних, так и в современных обществах природу того, что считается приемлемым, и того, что следует осуждать, определяют понятия греха и вины. Существование таких табу часто подвигает мужчин и женщин на поиск этих удовольствий лишь потому, что они запрещены. У китайцев не было непреодолимых религиозных и этических причин для осуждения гомосексуализма, мастурбации, «игры на флейте» (фелляции), трансвестизма, лесбиянства, полигамии, мазохизма или вуайеризма. Поскольку большинство из этих способов получить удовлетворение — если они практиковались с согласия всех участников — рассматривалось как вопрос личных предпочтений, то не было оснований расценивать их как преступления против общества. В случае садизма — извращения, способного привести к чрезвычайно разрушительным болезненным последствиям, крайне невелико число зафиксированных письменно случаев, позволяющих предположить, что китайцы прибегали к нему для сексуального возбуждения. И уж конечно не в четырех стенах спальни. Избиение и бичевание были обычными наказаниями за многие провинности, далее за незначительные отступления от «Записей о правилах поведения», публичная пытка была обычным зрелищем, однако получаемое палачом или зрителями удовлетворение никогда не проявлялось как открыто сексуальное.
Было бы вернее определить китайские половые извращения как общественно приемлемые отклонения и относиться к ним с терпимостью и добрым юмором, не говоря уже о присутствовавшей в них обычно игре ума. Как отмечалось выше, случайные поцелуи представлялись бесполезным сексуальным состязанием. Когда европейцы начали селиться в Шанхае и других городах, то можно было увидеть, как мужья и жены приветствуют друг друга поцелуем или заключают в объятия; китайцы, становившиеся свидетелями этих нежностей, ожидали, что европеец тут же извлечет свой Яшмовый Черенок и бросится в битву. Еще более конфузили вездесущих китайцев сцены, когда два француза приветствовали друг друга поцелуями в щеки, — это также казалось бесцельными сексуальными приготовлениями.
Такой свойственный китайцу неромантический подход, а также восприятие им любовницы в качестве скорее сексуальной рабыни, нежели партнера, означало, что он не очень-то стремился ставить ее удовлетворение выше собственного и не слишком уж беспокоился, как бы проявить галантность на западный манер. Таким образом, у китайца за подготовительным поцелуем в рот вскоре последовало бы требование к женщине «сыграть на флейте»; соответствующее искусство ставилось не ниже искусства музыканта. Опытная любовница должна была иметь обширный и разнообразный репертуар «песен», исполняемых мягко или решительно, тремоло или басом в зависимости от того, что соответствовало настроению господина. Такого рода занятия были обыденны в самых интимных отношениях, хотя любовницы, быть может, не заходили так далеко, как всегда исполненная желания Золотой Лотос из романа Ван Шичжэня «Цзинь, Пин, Мэй» (XVI в):
