Любовь не кончается: Эйлит - Чедвик Элизабет (книги хорошего качества .txt) 📗
Наконец ребенок насытился и погрузился в сладкий сон… Эйлит осторожно отняла его от груди и, воспользовавшись моментом, натянула платье на плечо. Но чувство неловкости и стыда от этого не исчезло.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В промозглый январский день Рольф во главе кавалькады своих подданных въехал в Улвертон… Его встретила кучка усталых селян с изможденными хмурыми лицами… Их прежний хозяин пал на поле боя при Гастингсе… Из семидесяти молодых здоровых мужчин, ушедших с ним, треть погибла Остальные вернулись ранеными и калеками Вполне естественно, что особенно теплых чувств к новому господину они не испытывали… Но обстоятельства вынуждали их покориться..
Рольф с любопытством переступил порог своего нового дома… Судя по всему, в главном зале со времен отъезда предыдущего хозяина царило запустение он напоминал необжитую пещеру… Не осталось ни стола, ни котла Английский лорд был бездетным вдовцом, поэтому после его отъезда поместье осталось без присмотра Все вокруг носило печать скорби, в воздухе витал запах смерти Земляной пол отсырел и покрылся плесенью Возле камина, там, где когда-то стояло хозяйское кресло, валялись обугленные кости и фруктовые косточки — следы былых пиршеств… На посеревшей от времени и пыли стене отчетливо выделялось светлое пятно — видимо там, до недавнего прошлого, красовалась гордость лорда, боевая секира Рольф усмехнулся, представив, как бы сейчас смотрелось грозное оружие на фоне окружающего беспорядка..
И все же, несмотря на некоторые неприятные детали, Рольф остался доволен новыми владениями, центром которых являлся Улвертон… Они располагались на южном побережье Англии в пяти днях езды от Лондона и по размерам не уступали Бриз-сюр-Рислу… Несколько рыбацких поселений, живописная, с видом на океан, бухта, покрытый мелкой галькой изогнутый берег. И великолепные пастбища, на которых могли прокормиться большие табуны лошадей и огромные овечьи стада. Рольф хорошо знал цену известковым почвам: именно на них лучше всего было разводить и выращивать здоровых и крепких скакунов.
Восстановление хозяйства в процветавшем при короле Эдуарде Улвертоне казалось Рольфу, разумеется, очень важной, но не слишком тяжелой задачей. Он с головой окунулся в работу. Пока дому придавали жилой вид, Рольф подыскивал место для строительства собственной башни и после долгих раздумий остановился на склоне холма, защищенном высокими скалами, упиравшимися в море. Со склона открывался вид на деревню. Получив приказ копать ямы и делать насыпь для замка, селяне без энтузиазма, но и без бунта взялись за кирки и лопаты Уже наслышанные о звериной жестокости других норманнских господ, они благодарили Бога за относительно покладистого хозяина И на самом деле, Рольф не считал нужным вносить какие-то серьезные изменения в образ жизни подданных, позволив им жить по старым законам и обычаям. Это дало свои результаты.
Насыпь, на которой предстояло возвести замок, продолжала расти, а вместе с ней укреплялись и отношения между людьми и новым господином… Женщины находили его больше похожим на норвежца, нежели на француза. Им нравилось и то, что, в отличие от своих соотечественников, он говорил на пусть ломаном, но английском и старался усовершенствовать его при каждом удобном случае.
Что касается Рольфа, то он вообще не видел ощутимой разницы между крестьянами-саксами и крестьянами из Бриза. Он придерживался мнения, что добром отвечают только на добро, и стремился извлечь выгоду из всего, будь то топор, кусок сбруи, лошадь или человек… С юности ему удавалось добиваться желаемого, умело используя вежливый тон и мягкое слово в общении с близкими и подданными.
В марте король Вильгельм объявил о своем намерении вернуться в Нормандию, чтобы устроить в родовом герцогстве торжественный парад в честь победы в английской кампании. К этому времени Рольф утвердился в Улвертоне настолько прочно, что ничем не рисковал, оставляя владения на попечение помощника, и тоже решил отправиться в дорогу. Но сначала он заехал в Лондон, чтобы проведать Оберта, Фелицию, своего розовощекого крестника Бенедикта и его кормилицу Эйлит.
Подставив лицо ярким солнечным лучам, Эйлит сидела в комнате и перематывала прошлогоднюю пряжу. День выдался таким теплым, что она начала верить в приход весны. Теперь в ее жизни частенько случались черные, безрадостные дни, когда она, охваченная то печалью, то гневом, переставала замечать перемены погоды и окружающих. Но сегодняшнее утро подарило ей доброе расположение духа. Пригревшись на солнышке, Эйлит с благодарностью думала о людях, которые приютили ее и заботились о ней.
Прежде чем перебраться в дом де Реми, она почти месяц провела в монастыре. Пока Фелиция медленно восстанавливала силы, понемногу затягивались и душевные раны Эйлит. Спустя день после первого визита в монастырь Рольф де Бриз отвел ее на кладбище, где в одной могиле похоронили и Голдвина, и Гарольда. Несмотря на то, что церковь не допускала на церемонию погребения женщин, недавно разрешившихся от бремени, священник сделал для Эйлит исключение. Тот день стал одним из самых черных в ее жизни. Она смутно помнила его. Только воспоминания о сильных, уверенных руках де Бриза — не окажись их рядом, Эйлит упала бы в обморок в тот момент, когда работники начали закапывать могилу — до сих пор преследовали ее, не давая покоя.
Рыжий норманн нравился молодой женщине, но она предпочитала держаться от него на расстоянии. Как-то в конце января, как раз накануне отъезда Рольфа, Эйлит застала его в конюшне Оберта в весьма недвусмысленной ситуации. Она искала его, чтобы позвать к ужину, но, заглянув в конюшню, поняла, почему он не слышал зова рожка: Рольф лежал на соломе, уткнувшись лицом в мощные бедра женщины из таверны, что стояла вниз по улице. Смутившись, Эйлит бесшумно попятилась назад и незаметно юркнула обратно в двери. Вернувшись в дом, она сообщила, что Рольф очень занят и отужинает позже. Спустя некоторое время он, довольный и удовлетворенный, пришел в зал и с завидным аппетитом уничтожил тушеную курицу с овощами, а хлеба съел больше, чем Эйлит, Фелиция и Оберт вместе взятые.
— Эйлит сказала, что ты был очень занят на конюшне, — заметила Фелиция.
Рольф бросил на густо покрасневшую Эйлит беглый взгляд, его губы изогнулись в самодовольной улыбке.
— Да, я был занят, — подтвердил он как ни в чем не бывало.
«Нет, ему ни в чем нельзя доверять», — подумала Эйлит и покосилась на кучу чесаной шерсти. Пора было браться за пряжу, но сначала стоило сходить проведать Бенедикта.
Ребенок лежал в колыбели, протягивая ручки к ярким солнечным лучам. Стоило ей приблизиться, как он, такой тихий и умиротворенный с виду, поднял крик, извещая о голоде. В ответ на его требовательный зов груди Эйлит наполнились молоком. Склонившись над колыбелью, она взяла мальчика на руки. Ее лицо светилось от любви и счастья, и Бенедикт тоже расплылся в широкой беззубой улыбке.
Прижимая младенца к груди одной рукой, другой Эйлит ласково перебирала его тонкие хрупкие пальчики. Она осознавала, что такая сильная привязанность к чужому ребенку опасна, но Бенедикт заполнил в ее душе ту пустоту, которая образовалась после смерти Гарольда. Порой она видела в Бенедикте своего родного сына, который лежал в сырой земле. Такой темноволосый и темноглазый, как ребенок Фелиции, вполне мог родиться и у них с Голдвином.
Когда младенец наконец насытился, Эйлит положила его на груду шерсти, чтобы поменять пеленки. Лучезарно улыбающийся Бенедикт задрал ножки, радуясь освобождению от тесных пеленок… В следующий момент малыш сделал приятное открытие: он обнаружил, что вполне может дотянуться и пососать пальцы на собственных ногах, и самозабвенно увлекся новым развлечением. Посмеиваясь над ним, Эйлит принесла высохшую у огня чистую льняную пеленку. Но увидев, как счастливо лепечет маленький Бенедикт, она решила пока не пеленать его, дать ему натешиться.
Заслышав стук шагов, она подняла голову и увидела спускающуюся из спальни Фелицию. Она еще не до конца оправилась после родов и быстро уставала, а потому время от времени отдыхала днем.
