Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич (бесплатные серии книг .txt) 📗

Как видно, перед нами идеологический вариант, чрезвычайно близкий к «классическим» положениям правой социал-демократии, к оппортунистическим лозунгам меньшевиков и эсеров. Такова оказалась на практике стремительная эволюция «беспартийного» кронштадтского «ревкома». Эта социально-политическая закономерность была своевременно подмечена В. И. Лениным и выражена им с предельной лаконичностью и точностью. Подводя итоги «кронштадтского урока», он писал:

«Весенние колебания 1921 года показали еще раз роль эсеров и меньшевиков: они помогают колеблющейся мелкобуржуазной стихии отшатнуться от большевиков, совершить «передвижку власти» в пользу капиталистов и помещиков».

В. И. Ленин подчеркнул в этой связи принципиально новое явление, проявившееся особенно четко в Кронштадте: «Меньшевики и эсеры научились теперь перекрашиваться в «беспартийных». Это доказано вполне». [388]

Внутренняя жизнь мятежного Кронштадта отличалась паническим беспокойством и нервозностью. Для этого беспокойства (оно пронизывает все документы, вышедшие из-под пера идеологов «ревкома») имелись по крайней мере два основания: полная изоляция мятежа на маленьком острове и угроза голода. Запасы продовольствия на мятежном острове были довольно ограниченны. Известны, однако, нормы выдачи продуктов питания населению Кронштадта, объявленные мятежными властями. Нормы эти были даже ниже норм, установленных в тяжелую зиму 1920/21 г. 7 марта «ревком» объявил, что «сухопутный и морской гарнизоны крепости будут получать взамен прежнего пайка ежедневно: хлеба ? фунта, консервов мясных полбанки, мяса ? фунта». [389] Это была высшая норма — «литер А» (мятежники оставили привычные советские обозначения видов пайков). По другим карточкам вместо хлеба выдавался овес (по ? фунта), пшеница, ячмень или ? фунта сухарей или галет. Единственный продовольственный резерв, который имели мятежники, — это некоторое количество мясных консервов, оставшихся едва ли не со времен первой мировой войны.

Точных данных о продовольственных запасах, в Кронштадте не имеется. Впоследствии мятежные руководители заявили зарубежным журналистам: «По учету, произведенному в первый же день (начала мятежа. — С. С.), оказалось, что Кронштадт будет обеспечен продовольствием (хлебом, галетами и овсом) почти на месяц». [390] Если даже это предположение заправил мятежа являлось точным, то запасы продуктов питания следует признать очень скудными. Важно и то, что хлеб заменялся галетами и овсом. Даже при самой благоприятной военной обстановке реальный призрак надвигающегося голода неумолимо висел над мятежным островом.

За два дня до падения мятежного Кронштадта в «Известиях ВРК Кронштадта» снова были опубликованы нормы продовольственной выдачи. Они, насколько можно сравнить с предыдущими, оказались еще скромнее: с 15 марта войсковым частям, морякам и рабочим предполагалось выдавать по ? фунта хлеба или ? фунта галет и по 1 банке мясных консервов на четырех человек. Остальным гражданам вместо хлеба и галет выдавалось по 1 фунту овса. [391] В том же номере мятежной газеты была опубликована пространная статья «Обратите внимание на кормление лошадей». Там сообщалось, что вследствие нехватки фуража лошадей приходится кормить «суррогатами» («шелухой и мякиной»), отчего наблюдался их падеж. И это понятно: овес, предназначенный для корма лошадей, приходилось отдавать жителям Кронштадта.

Столь же тяжелым было положение с топливом в крепости. На дрова разбирались сараи, заборы, даже дома. Много топлива требовали механизмы линкоров, ведь для стрельбы из крупнокалиберных орудий необходимо было обеспечить работу корабельных электростанций. Известно, однако, что на «Петропавловске» имелось в запасе только 300 т угля при суточном расходе в 40 т, а на «Севастополе» угля не было почти совсем. [392] Командование мятежных линкоров пыталось приспособить машины кораблей для работы с жидким топливом, ибо в Кронштадте нашлись некоторые запасы солярового масла (топлива для подводных лодок и других дизельных кораблей).

Недостаток топлива оказывал прямое влияние «на ход военных действий. По данным советской разведки, на линкоре «Севастополь» орудия были «на холодной подаче», то есть снаряды и заряды к ним приходилось подавать вручную. Уже при первых же перестрелках обнаружилось, что «Петропавловск» активно ведет огонь, а «Севастополь» стреляет редко. [393]

Оказавшись в Финляндии, члены «ревкома» назвали недостаток продовольствия одной из решающих причин быстрого падения крепости. [394] Это неверно, ибо за две недели мятежа голод не успел еще проявиться в сколько-нибудь сильной степени. Здесь важно отметить другое: недостаток продуктов снабжения подтолкнул мятежников к поискам внешних контактов. Но только подтолкнул, не более, ибо «контакты» эти шли по многим вопросам, в том числе и сугубо политическим.

Как известно, первая атака мятежного Кронштадта, предпринятая утром 8 марта, окончилась неудачно для малочисленных советских войск. Мятежные агитаторы пытались использовать этот факт, чтобы как-то поднять мрачное настроение, царившее в Кронштадте. Они писали 10 марта в своей газете: «Наш боевой призыв услышан. Уже подходят резервы. Наши братья, рабочие и крестьяне, через головы большевиков подают нам руку помощи» и т. д. [395]

Все это была ложь, о чем хорошо знали те, кто сочинял подобное. Не подходили никакие «резервы», а рабочие и крестьяне России не поддержали кронштадтских заговорщиков. Главари «ревкома» понимали это. Но понимали они и другое: без помощи извне крепость долго не продержится. Значит… И вот, в том же номере мятежной газеты от 10 марта появляется сообщение о передаче кронштадтского радио «Всем… всем… всем…» Вначале шли обычные пропагандистские лозунги против «белогвардейских генералов» и т. п., а затем: «Но если бы наша борьба затянулась, мы, может быть, и будем вынуждены обратиться к внешней помощи продовольствием для наших раненых героев, детей и гражданского населения». Извиняющийся тон этой фразы в высшей степени характерен. Ведь все понимали, что «внешняя помощь» может прийти только от международной буржуазии, ведь только она имела хлеб и консервы, уголь и обмундирование, не говоря уже о патронах и снарядах. Как же быть с излюбленным лозунгом мятежных главарей, что восставший Кронштадт есть «гроза контрреволюции справа и слева»? «Ревком» все дальше и дальше скатывался на путь предательства по отношению к Советскому государству, к отказу от собственных лозунгов и деклараций. Практические действия такого рода последовали скорее, чем даже можно было ожидать.

В своих печатных заявлениях лидеры мятежа всячески открещивались от каких-либо связей за рубежом. Однако это был опять-таки сознательный обман масс. Радиостанция г. Ревеля приняла 14 марта следующий призыв кронштадтского «ревкома», адресованный ни много ни мало, как «редакциям всех газет Европы». Вот полный текст этого документа: «Редакционная коллегия «Известий Временного революционного комитета», желая дать всему миру возможность установить, за что борется геройский гарнизон и рабочие крепости, призывает в Кронштадт товарищей-корреспондентов всех стран. Коммунисты, опасаясь, что миру станет известна правда, не пропускают никого через Россию, и поэтому мы предлагаем вам потребовать от Финляндии визы на проезд. Просим заручиться полномочиями от своих редакций. Гарантируем полную безопасность». [396]

Содержание документа настолько выразительно, что комментариев не требует: мятежники с нетерпением ждут «товарищей-корреспондентов» из буржуазных стран. Гораздо важнее отметить другое: текст этой радиограммы (в отличие от других) в «Известиях ВРК Кронштадта» опубликован не был. Как видно, мятежные руководители отлично понимали, что массы рядовых матросов и солдат гарнизона настроены враждебно ко всяким «товарищам-корреспондентам» из-за рубежа, поэтому вынуждены были скрывать действия такого рода.