Моряна - Черненко Александр Иванович (читать книги полные .txt) 📗
— Ешь скорее! — неожиданно с отчаянием выкрикнула Татьяна, дернув за платье дочку. — А то вон дед чортом смотрит! — и она зло кивнула на сумрачного Турку.
— Будет тебе, Таня, — тихо сказал Яков.
— Опять я?! — визгливо закричала жена. —Опять я причиной всему? Опять я виновата?!
Она выскочила из-за стола.
— Заездили, замотали! Моченьки нету! Уеду к батяше! Все одно уеду! Не могу больше!
И, громко зарыдав, она побежала в переднюю. Дети заголосили и бросились за матерью.
— Не жизнь, а каторга! Помрешь безо времени!.. — неслись из передней причитания Татьяны. — Всё им не так да не эдак!
Мария, наскоро прожевав рыбу, требовательно обратилась к брату:
— И чего выдумала, — она сердито кивнула на переднюю. — Проверяем это мы с маманей мое приданое: ситцы там разные да полотно, а она твоя Та-а-ня, — и сестра, скривив лицо, передразнила брата, — лезет и лезет. Дай ей то да вот это. На штанишки отрежь Ваське, на платьице Нюрке да на кофту ей...
— Она тут, Яша, такой скандал затеяла, — жалобно подкрепила мать, — батюшки мои! Прямо беда с ней, сынок! Уйми ты ее!
— Брешете! — из передней с шумом выскочила Татьяна. — Брешете!..
Старый Турка молча поднялся и, пройдя к окну, закурил трубку.
— Яшка! — и Татьяна резко рванула за рукав мужа. — Собирай меня! Уезжаю к батяше!
— Давно бы пора, — пренебрежительно бросила Мария.
— Но-но! — не сдержавшись, крикнул Яков на сестру. — Смотри ты у меня!
— Нечего на меня нокать! — И Мария важно прошла к отцу. — На жену вон больше нокай, — дело лучше будет!
— Молчи, дура несчастная! — закричала Татьяна. — Я на тебя и твое приданое четыре года горб гнула. Ду-ура!
— От дуры слышу!..
Татьяна ринулась к Марии, но Яков преградил ей дорогу.
Турка молча курил, посматривая в окно.
Обхватив жену, Яков увел ее в переднюю. Татьяна вырывалась, кричала:
— Не могу больше! Собирай, говорю, меня к батяше!
— Погоди, погоди, Таня. — Усадив жену на кровать, Яков взял на руки плачущую дочку. — Скажи толком, чего тут у вас?
Уткнув голову в подушку, Татьяна сквозь всхлипывания запричитала:
— Метала я сети, а они, как барыни, перебирали приданое... Я и скажи: отрезали бы ребятишкам ситцу... Ведь несколько сот метров его у нас...
И без рассказа жены Якову было все понятно. Который уже день идет эта канитель в доме — с тех самых пор, как возвратились Турки с моря после поимки Коляки. Отец наотрез отказался выделить сына в скором времени. Яков сначала как будто и согласен был на отсрочку выдела, но Татьяна не хотела об этом и слушать. Она все эти дни искала повода к тому, чтобы схватиться с Марией или с матерью, даже вызывала на скандал самого Турку.
А поводов к этому хватало. Татьяна, как и Яков, работала неустанно с утра и до вечера: доила коров, топила печи, стряпала, мыла посуду, полы. Она даже находила время, чтобы сметать за день несколько метров сети. Мария же только и знала, что наряжалась и ходила к подружкам да приводила их к себе и, открыв сундук, хвасталась нарядами. Мать, больная желудком, сидела больше на печи, занималась с ребятишками. Татьяна, подоткнув с боков юбку, целые дни мыкалась по кухне, по двору. Мария редко помогала невестке, а когда та просила что-нибудь сделать, она, недовольно сморщив лицо, отвечала:
— Не видишь, новое платье на мне — попортить могу!..
А Татьяна и в будни и в праздники ходила в одной и той же серой кофтенке, в полинялой, замызганной юбке. И у Якова из одежды была только одна пара: суконные штаны да пиджак — носи хоть в праздник, хоть в будни!.. Пожалуй, ни у кого другого, кто мог бы сравняться в Островке по достатку с Турками, так бедно не одевались молодые, как у Трофима Игнатьевича его невестка и сын.
Но Яков терпел, все ожидая выдела. Он надеялся, что отец, помимо богатой ловецкой справы, поделит с ним и те запасы материи и прочей сохранности, которые Яков наживал вместе с ним. Он прочно верил в это. Потому и соглашался молчаливо, тайком от Татьяны, ждать выдела до осени. Она же, как только намекнул старый Турка на то, что придется, мол, прежде выдать замуж Марию, а потом уже, как поправятся дела, можно будет подумать и о выделе Якова, начала язвить, ко всему придираться... Никогда Яков не видел такой Татьяну и раньше даже не мог себе представить ее столь запальчивой и требовательной. Но скоро он и сам втянулся в эту потасовку, то защищая жену от нападок сестры, то обрывая мать за надоедливые жалобы на сноху. А третьего дня даже повздорил с отцом, который выругал Татьяну. И когда Яков грозно прикрикнул на отца: «Полегче, батяша, а то глотка лопнет!» — тот оторопел и заорал что есть силы: «Цыц, щенок! На кого рот разинул? А?» И, замахнувшись, двинулся на сына. Яков отступил, а отец, грохнув дверью, вышел из дому. И с этого раза сын почувствовал, как с каждым днем, с каждым часом нарастает у него неприязнь к отцу...
Уже третий день не разговаривают Турки — хмурятся, молча враждуют. Того и гляди, что схватятся за грудки.
И теперь Яков решил немедля требовать от отца выдел. Не просить, а именно требовать! Разве не он свыше десятка лет рвал жилы на то, чтобы сделать добротным их ловецкое хозяйство? И не с Татьяной разве они, вот уже четыре года, не покладая рук корпят в работе, надеясь, что вот-вот батька выделит их? А он все молчал, оттягивал и на днях вновь осторожно подал намек: осенью, дескать...
«Довольно! Натерпелись!» — твердил про себя Яков, но не знал, как и с чего начать разговор с отцом.
— ...И ребятишки голые, — продолжала всхлипывать Татьяна. — И сами ходим в шаболах. А в сундуках материя гниет. И подумать только, чья материя, как не наша!
Она вскочила с постели и снова раздраженно крикнула на Якова:
— Собирай, говорю, меня к батяше! Все равно уеду! Сегодня же уеду!
— Постой, Таня, — и Яков передал ей дочку.
Пройдя к двери, он нарочито громко сказал, чтобы слышали все:
— Погоди немного. Может, еще обоим придется нам ехать к твоему батьке.
Эти слова покоробили старого Турку.
— Скатертью дорога! — громыхнул он и, швырнув на подоконник трубку, поднялся с табурета.
— И уеду! — запальчиво выкрикнул Яков. И, радуясь, что наконец пришелся случай посчитаться с отцом, он стал громко выкрикивать в дверь: — Не подумай только, что пустой уеду! Потребую от тебя законного выдела! В сельсовет поеду с жалобой, а то и в самый район! Все возьму свое!..
Турка не ожидал такой прыти от сына. Он держал его, как и всю семью, в строгом повиновении. И теперешняя решимость Якова озадачила его.
А сын, стоя в дверях, вызывающе кричал:
— Давай делиться!.. Не хочу с тобой больше жить!.. Надоело мне лямку тянуть!..
От обиды у старого Турки сжалось горло, и он, побелев, затрясся.
— А-ах ты, щенок! — и ринулся к Якову.
Вся семья разом заголосила и бросилась кто к отцу, кто к сыну.
Туркам не дали схватиться.
Мать с Марией оттащили отца к окну, а Татьяна повисла на груди Якова.
— Выйди, Яша... Выйди, Яша, во двор, — упрашивала она мужа.
— Давай выдел сейчас же! — не отступал сын и порывался к отцу. — Начинай делить имущество!
— Я тебе дам! — хрипел Турка, пытаясь высвободиться из рук жены и дочери. — Ишь! На отца эдак! Я тебе!..
Татьяна увела Якова в переднюю и, сунув ему шапку, выпроводила за дверь.
Долго и гулко топал старый Турка по комнате, заложив руки за спину.
— Хорош сынок!.. Нечего сказать!..
Зло пыхтя трубкой, он без конца твердил одно и то же:
— Нечего сказать! Хорош сынок!..
А когда вернулся Яков, отец, не глядя на него, решительно заявил:
— Получай долю!
И, одеваясь, глухо продолжал:
— Бударку бери... Пять мен сетей разных... Полсотни перетяг снасти...
Дальше Яков не расслышал — отец вышел в сени.
— Иди, говорю, получай! — крикнул он оттуда сыну.
Яков осторожно шагнул в дверь. Отец был уже во дворе и открывал сарай.
Яков так же с опаской пошел к сараю, как и выходил на окрик отца в сени. Он боялся Турку — отец мог схватить его за загривок и задать ему «памятную», что он часто и проделывал с Яковом. Исподлобья поглядывая на отца, Яков долгое время стоял у косяка двери и не входил в сарай.
