Ходатайства, заявления и жалобы - Мурадьян Эльза Мироновна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
О какой аналогии с механизмом реализации пишет почтенный теоретик, непонятно.
Из того же самого абзаца «Общих положений» профессор М. З. Марченко цитирует мой тезис о самой мягкой власти. По его мнению, «уязвимость данного вывода и данной формулировки заключается, во?первых, в том, что они сделаны преимущественно на основании лишь одного, пусть даже исключительно важного принципа – признака судебной власти в сфере гражданского судопроизводства, без должного учета всех других ее особенностей. А во?вторых, в том, что при определении авторской позиции использовалось такое весьма расплывчатое явление и отражающее его понятие, как «мягкая» судебная власть и, соответственно, следуя логике, «жесткая» судебная власть, «полужесткая», «полумягкая» и тому подобная судебная власть… более точным, как представляется, говорить не о мягкости или жесткости в прямом смысле самой судебной власти, а о характере соответствующих средств, форм, методов ее осуществления и проч.» (Указ. соч. С. 33).
Первый аргумент уважаемого теоретика наводит на мысль: читал ли он «Общие положения» данного параграфа? А если читал, то кому принадлежит перл о «полужесткой» и «полумягкой» судебной власти? А может быть, понятие о мягкой судебной власти для М. Н. Марченко вообще неприемлемо? Похоже, профессор не в курсе того, что диспозитивность – принцип не одного гражданского судопроизводства. Кроме того, заглянув на с. 648–658 монографии «Судебная власть», каждый может убедиться, что мною здесь названы наряду с диспозитивностью и другие принципы судопроизводства: законность, свобода обжалования судебных процедур, доступность суда и судебной защиты, состязательность. Вероятно, интерес автора привлекла только критикуемая им цитата. Однако, полагаю, он некстати указывает на необходимость уделять внимание средствам и методам осуществления судебной власти: это замечание – не ко мне. Именно средства и методы осуществления судебной власти (наряду с принципами судебного права) – основной предмет моих научных интересов и публикаций.
Далее глубокоуважаемый профессор М. Н. Марченко вводит градацию степеней мягкости?жесткости судебной власти. И его положение о «полужесткой» и «полумягкой» судебной власти – свидетельство уникальных способностей к софизмам. М. Н. Марченко как никто другой подтверждает своими рассуждениями (с. 32–33) актуальность разработки проблемы методов осуществления власти, и не только судебной.
Конечно же, понятие «мягкость» многозначно. В мягкости может быть скрыта неопределенность позиции или желание уйти от выражения своей позиции. В мягкости проявляется и подчиненное положение, и неуверенность, и опасение реакции более сильного функционера. Достоинство судебной власти проявляется прежде всего в отзывчивости судьи, чутко воспринимающего просьбы, обращения, сложность положения человека. Отзывчивость судьи – драгоценное достояние общества.
И мягкость судебной власти – это мягкость по отношению к нуждающемуся в защите. Если, следуя Марченко, говорить о степени мягкости, то степень мягкости должна проявляться в обратной зависимости от способности человека перед судом отстаивать свои интересы, защищать себя, свое достоинство и права.
Судебная власть должна быть мягкой без неопределенности. От судьи требуется предельная определенность действий, выводов, решений. Мягкость власти, персонифицируемая судьей, – это отсутствие суровости, резкости, хамства. Это и способность судьи к самоограничению, неиспользование им властного ресурса для вторжения в сферу диспозитивных прав сторон, для прерывания или создания помех состязающимся сторонам. Это и недопустимость подмены диспозитивности императивностью, недопустимость игнорирования или отсутствия содействия сторонам в поиске путей автономного урегулирования споров, конфликтов.
В мягкости судьи отражается его компетентность, умение стойко нести бремя профессиональной ответственности. Легко ли оставаться мягким судье, на которого оказывается отчетливое давление? В чем источник его личного мужества, без которого в судебной власти не обойтись? И это притом, что мужественный (он же принципиальный) судья гораздо менее ценим судебной иерархией. Правда, есть редкие (и тем не менее имеющие неоценимое значение для облика судебной власти, общественного доверия к ней) исключения: судьи, которые не расстались со своим человеческим кредо, но остаются на верхнем ярусе судейской корпорации.
Мягкость судебной власти – это тот уровень компетентности, при котором судья ведет процесс, следуя не только алгоритму закона, но и согласованным позициям сторон. Тем самым судья демонстрирует ценность согласованных рациональных инициатив участников дела. В случае расхождения позиций, мнений сторон он делает выбор, продиктованный объективным подходом, целесообразностью, процессуальной экономией, законными интересами сторон, критерием справедливости судебного разбирательства и решения, не чуждого милосердию…
Чем выше профессионал, тем меньше у него необходимости в приверженности к приказному стилю, к жесткой команде. Настоящий судья не управляет процессом, а ведет его естественным курсом здравого смысла, законности, справедливости, всемерно оберегая права и интересы субъектов процесса. Своеобразие судебной власти в том, что судья никогда не имеет цели подчинить себе (даже на время процесса) участника дела. Судебная власть – это и обязанность судьи обеспечить оптимальные условия для правосудия, провести полноценный процесс, ориентированный на истину, принять справедливое решение, разумный компетентный акт правосудия, не противоречащий ни праву человека на будущее, ни принципу исключительных прав защиты (или благоприятствования судебной защите).
Что мы имеем в виду, говоря о том, что судебная вертикаль превращается в свою противоположность? К строго формализованному судебному процессу это не относится. Каждый шаг алгоритмизированного процесса – проявление судебно?властных полномочий. Здесь все отношения «суд – стороны» направлены по вертикали. Судья неотступно следует регламенту, процессуальным предписаниям и не может вести себя иначе. Но все большую популярность приобретают альтернативные, отчасти деформализованные, процедуры, в которых судья участвует не столько как носитель властных полномочий, сколько как лицо нейтральное, обличенное доверием сторон, нейтральный участник, объективный неподкупный компетентный специалист, публичный деятель с безупречной репутацией.
В примирительных и консенсуальных процедурах судья выступает без апелляции к императивным нормам, правилам, методам. Здесь не место и применению к участнику дела мер процессуальной ответственности.
Единственный знак властных полномочий в согласительной или примирительной процедуре проявляется в том, что судья удостоверяет итоговый документ, которым опосредуется сугубо частное или социально значимое соглашение сторон. Он выполняет удостоверительную функцию, но подтверждение правомерности мирового соглашения, по нашим представлениям, не дает оснований рассматривать участие в этой процедуре судьи как деятельность по осуществлению правосудия. Здесь судья как бы замещает нотариуса, удостоверяющего сделку, и вместе с тем, в отличие от нотариуса, он обращает внимание кроме законности соглашения также и на его смысловую связь с судебным спором.
Вместе с тем ни при каких условиях судебная власть, как и две другие ветви власти, не может оставаться социально индифферентной, терпимой к обману, любой нечестности, алчности, к умышленным, особенно тяжким, преступлениям.
Хотелось бы напомнить высказывание Б. П. Вышеславцева о власти как действительном «благодеянии» для народов, его критику ошибочных решений антиномии власти, положения, когда она «одинаково может служить и добру и злу»[72]. Иногда внешним нейтралитетом прикрывается молчаливая поддержка сильной стороны против беззащитной. В этом – одна из форм проявления предвзятости судьи, которая есть не что иное, как преступление против должности, против правосудия и компрометация судебной власти.
