Куда он денется с подводной лодки - Труш Наталья Рудольфовна (бесплатные полные книги TXT) 📗
Баринов долго не мог уснуть этим вечером, колготился по хозяйству, убеждая себя, что дел неотложных накопилось, на самом же деле – умышленно оттягивал момент, когда выключит свет и вытянется под одеялом. Как чувствовал – не уснуть. Так и вышло. Лежа в темноте, Баринов старался отвлечь себя от мыслей о Гусе и ее крутом «импузантном» муже. Получалось плохо. Он думал о том, что нашел работу, что наконец-то снова при нормальном деле, да еще так выгодно – сутки через трое. Старый друг, тоже из подплава, Вася Славкин, сам разыскал его и кинулся уговаривать. А уговаривать Илью было не надо – сам искал работу. Вот уж и правда – на ловца и зверь бежит. И не самый плохой зверь. Фирма Васи Славкина успешно работала на оборонку, так что, считай, Баринов опять был на службе, только не с тугодумами-генералами, трусящими самостоятельно сделать шаг, а с молодыми ребятами, для которых что служба, что бизнес – все едино, лишь бы дело делать, а не сопли жевать. И мозги бариновские Васька высоко оценил, без дураков. Знал же, что Баринов в профессии тоже не «здравствуй – до свидания», а дока, каких поискать. Так и сказал при встрече, что Баринова чуть на слезу не прошибло. Васька-то помоложе Ильи был, позабористее, как и положено поколению next, а Илью оценил, и это было приятно. «Вот она, дружба-то флотская, настоящая», – думал Баринов, зарываясь носом в подушку.
Как ни отвлекал он себя от мыслей об Инге и ее муже, все равно постоянно возвращался к ним. Внутри у него как будто волна цунами росла от этих мыслей, и на ее гребне балансировал на доске он, Илья Баринов, со своими сомнениями.
«Я ревную! Ё-мое! Первый раз в жизни я ревную!» – сказал себе Баринов. Он искрутился в ставшей ему родной теплой постели и готов был уже встать и отправиться на кухню гонять чаи, но почувствовал, что его потихоньку одолевает дядька Морфей. Стараясь не вспугнуть это состояние, Баринов зажмурил глаза и принялся считать слонов. На восьмом десятке сбился со счету и уснул.
* * *
Инга Валевская в загородном пансионате три дня спала как сурок. Сказывались свежий воздух соснового бора, смена обстановки и банные посиделки.
К великому огорчению Панина, Инга отказывала «настоящему полковнику» в общении. Он предлагал ей то прогуляться до залива парком, то покататься на «ватрушках» с горы, то поиграть в боулинг. Инга мотала головой, отнекивалась, ссылаясь на усталость, и обещала «когда-нибудь непременно».
Панин терпеливо ждал. Он умел ждать. Ему за его долгую служивую жизнь ждать приходилось много, и он научился делать это блестяще. Он, как и Инга Валевская, хорошо разбирался в психологии. Преимущественно женской. Опыт был огромный. Панин знал, что сначала нужно подготовить почву, потом хорошо удобрить ее и уж потом кидать зерна. Да еще и с урожаем спешить нельзя, чтобы не собрать то самое ведро картошки, которое, собственно, и было посажено.
Но отступать он не собирался. Инга Валевская очень понравилась ему. Было в ней что-то такое, что притягивало ловеласа и сердцееда Панина невыносимо. И он готов был ждать, распаляясь от этого ожидания, сохраняя внешнюю холодность и независимость.
Инга наблюдала за поведением Панина и посмеивалась про себя. У нее потихоньку просыпался интерес к жизни, в которой есть не только близкие люди, подруги, знакомые, лысый кот, наконец. Интерес к той жизни, в которой есть мужчины, с любопытством посматривающие на нее.
А тут еще и рыжий мальчик из детства появился спустя двадцать лет. Правда, чужой какой-то. А интересно было бы, если бы у них все вернулось?.. Ведь такая любовь была! Правда, детская. Они ведь так и не перешагнули границу дозволенного, хотя однажды это чуть не произошло. Инга готова была на все, так любила. А он сказал: «Мы подождем, правда?»
Инга все эти годы хотела встречи с ним, правды очень хотела. Но вот встретились, а она так и не узнала ничего, потому что увидела, как он бежит от нее.
Ее размышления прервал стук в дверь.
– Кто там? – встрепенулась Инга.
– А там я!
Ну вот, черт бы побрал этого Панина.
– Если гора не идет к Магомету, то он сам идет к горе. Или я что-то напутал? В гости пустите?
– Ну, что с вами делать? Входите.
Инга не очень была рада гостю, но не попрешь же его с порога, неудобно как-то.
– Полковник, вы не теряете надежды охмурить меня?
– Не теряю, так точно!
Тут Панин мог бы каблуками щелкнуть, если б они у него были, но он шатался по территории пансионата в старых летных собачьих унтах, поэтому ему удалось только расшаркаться. Сергей Иванович Панин даже в этом был хорош и элегантен. Он нравился Инге, но, как она для себя это обозначила, нравился исключительно гипотетически. Никакого трепета душевного. «Хорошо, что Тоськи рядом нет! Она бы показала мне «исключительно гипотетически» и «трепет душевный», – подумала мельком Инга. Но что выросло, то выросло. Не ломать же себя, пусть даже и ради «настоящего полковника».
Между тем полковник Панин подготовился к рандеву серьезно. Распахнув куртку-«аляску», гость выволок на свет божий бутылку виски и коробку конфет.
– Сергей Иванович, вы решили напиться в хлам? – Инга удивленно подняла брови, кивнув на бутылку.
– Да, причем вместе с вами!
Я не пью такие крепкие мужские напитки – это раз, и я не буду с вами пить вообще ничего – это два.
– Вы ждете, что я глупо спрошу вас: «Почему?» – Панин деловито достал с полки над мойкой два тонкостенных стакана. – Не ждите. Не спрошу! Милая вы моя Инга Эдвардовна! Вы замучили меня своими капризами. И представьте себе: мне надоело ходить вокруг да около. Вот потому я и завалился к вам так нагло и не с тонким душевным напитком, а с вискарем. Грубо, да? Согласен. Дозвольте все смягчить вот этим...
Панин скользнул рукой в потайной карман куртки и сразил Ингу наповал: протянул ей несколько веточек нежно пахнущих, сказочно нереальных ландышей.
– Ой, ландыши, в декабре! Сказка «Двенадцать месяцев»! Правда, там подснежники, но все равно... Откуда?!
– Секрет, Инга. Для вас старался. Уже и забыл, когда и для какой женщины совершал чудеса.
Инга вдыхала нежный знакомый аромат. Она безумно любила ландыши, папины цветы. Он знал про них все, заказывал сортовые виды для сада, но предпочтение отдавал мелковатым лесным, тем, что в мае дружно зацветали в окрестных лесах.
Но то в мае! А в декабре?! Инга слышала, что есть умельцы, которые и к Новому году научились выгонять из мелких луковок чудо-стрелки с крохотными белыми колокольчиками.
– Ну что, угодил? – Панин заглянул Инге в глаза.
– А хотелось угодить?
– Хотелось поразить и понравиться. Честно. Давно и ни с кем так не хотелось. Скажите, у меня получилось?
– Честно? Получилось. Первое получилось – поразить удалось, все-таки диво дивное. Что касается «понравиться», так вы и так мне нравитесь...
– Правда? – Панин приосанился. – Но как-то вы не очень спешите это показать.
– А зачем это вообще показывать? Мне приятно общаться с вами, и все.
– И все?
– Все.
Панин почесал макушку. Крепкий орешек, коим оказалась Инга, был ему не по зубам. Ну что за чертовщина! Бабы за ним бегали, сами на шею вешались. Никаких проблем не было с этим делом. А тут такая досада! Вырвался отдохнуть! Уже неделю угробил на эту неприступную Ингу, а толку ноль – не продвинулся ни на шаг. С ландышами он как-то внутренним чутьем угадал, что ни розы, ни орхидеи тут не прокатят. С утра поперся к одному сумасшедшему ботанику, у которого и пни цветут. Ботаник рогом уперся: нет, мол, ландышей, и все тут. Пришлось сочинить ему душещипательную историю про неземную любовь. Ботаник проникся, но божиться начал, что пока еще нет ландышей. Пришлось уговаривать его, уламывать. Наконец ботаник сдался и выщипал из своих горшков в оранжерее несколько веточек с белоснежными бубенцами на тонких нежных крючочках, да еще в качестве украшения добавил к букетику листочков. Получилось очень даже симпатично.
Панин видел, что сделал Инге приятный сюрприз. Она нашла в столе керамическую узкогорлую чашку, подрезала стебельки и поставила цветы на середину стола. А потом села напротив Панина, уютно сложила ладошки и положила подбородок на руки так, что цветы оказались прямо на уровне глаз. Белые колокольчики отражались в ее глазах, и, глядя на нее, Панин плавился от дикого желания заграбастать ее, обнять, запрокинуть голову и целовать в эти ландышевые глаза.
