Мария-Антуанетта. Нежная жестокость - Павлищева Наталья Павловна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
– Мадам, мадам! – с восторгом звала королеву принцесса Гемене – гувернантка Детей Франции. – Вы только посмотрите!
Она показывала на улыбавшуюся во весь рот маленькую принцессу.
Первым, несмотря на свой солидный вес, к дочери подскочил Людовик. Голубоглазое сокровище действительно улыбалось, показывая целых четыре зуба, вылезших за ночь! А ведь малышке всего одиннадцать месяцев. И никаких капризов, слез, высокой температуры. Когда по одному лезли зубы у детей Терезы д’Артуа, весь Версаль слышал детский плач и знал об этом. К тому же у Марии-Терезы никогда не было ни красноты, ни прыщиков на лице, цвет ее лица повторял материнский, то есть был изумительным и природным румянцем здоровья.
Но один ребенок, да еще и дочь, для королевской семьи явно мало, двор и особенно Мария-Терезия ждали продолжения и желательно мужского пола. Однако «генеральша Кроттендорф» продолжала наносить свои нежеланные визиты королеве ежемесячно. К тому же всю зиму она сильно болела, то одолевала простуда, то обострялся гастрит, то начинались женские проблемы… Впрочем, из-за холодной зимы болел весь двор. Кажется, эпидемия не затронула только двух братьев – Людовика и Станислава. Принцесса Ламбаль шутила, что таких больших мужчин эпидемии просто не одолеть.
Прекрасно перенесла зиму и малышка Мария-Тереза, ребенок удался в папу и в год выглядел на два. Счастливый Людовик, хохоча, носил дочку на руках и всем демонстрировал, насколько они похожи. Это было так, и болтуны заткнулись по поводу отцовства, но только не по поводу самой королевской семьи. Теперь предметом обсуждения было отсутствие дофина.
И снова король и королева не задумывались над авторством и причинами столь упорного пасквилянтства. А стоило бы…
Антуанетта, выросшая при четком разделении публичного и личного, которое давно ввела у себя императрица Мария-Терезия, еще не забыла об этом разделении. Королева обожала публичное, обожала блеск Версаля, роскошь его апартаментов и балов, обожала быть на виду, ловить восхищенные взгляды, знать, что завтра ее прическу постараются повторить десятки модниц, а модистки собьются с ног, пытаясь создать наряд «как у королевы». Она чувствовала себя в этом как рыба в воде. Мешал только пресловутый Этикет. И королева попыталась его изменить, вызвав просто бурю возмущения у старых дам.
Особенно старались тетушки короля – бывшие наставницы самой королевы – Аделаида, Виктория и Софи.
Тетушки, обиженные на королевскую чету, переселились в Белль-Вю. Их ничуть не смущало то, что раньше он принадлежал ненавистной им маркизе де Помпадур. Конечно, они убрали бюст маркизы, стоявший в парке, оставив второй – короля Людовика XV, своего отца.
Там, где когда-то в зимнем саду восхищенный изящной выдумкой своей фаворитки король Людовик, попытавшись сорвать цветы, с изумлением обнаружил, что они из Севрского фарфора с налитыми для аромата в чашечки духами, теперь бродили три старые фурии, со вздохом вспоминая прежнюю жизнь, когда все было так понятно, потому что было по их правилам.
Прогуливаясь по террасе с видом на Сену, Аделаида, самая старшая и решительная, с возмущением вспоминала, как прибыла в Версаль «эта австриячка… эта кокетка… это ничтожество, не умевшее даже присесть в реверансе как положено!».
– Да, да! – поддерживала ее толстуха Виктория.
– Мы научили ее всему, образовали, подсказывали, как поступить в любом случае!
– Да, да! – соглашалась третья сестра, Софи.
Дочери бывшего короля и тетки нынешнего, так и не вышедшие замуж, считали себя столпами Версаля. Раньше без них не обходилось ни одно представление при дворе, их побаивался даже король. Когда он заболел так серьезно, что мог умереть, именно набожные дочери настояли на спешном удалении прочь из Версаля его любовницы. С ними король долго боролся, чтобы иметь возможность представить ко двору мадам Дюбарри, это никак не получалось, потому был придуман обходной маневр. Старые дамы возмутились донельзя и объявили бойкот этой последней любовнице монарха.
И вдруг такая удача – Луи женили на маленькой австрийской эрцгерцогине! Совсем девочка Мария-Антуанетта легко попала под влияние тетушек. Три знатока Этикета с удовольствием взяли под свое крылышко дофину. Первая дама государства была наивна и совершенно не разбиралась в подводных течениях и закулисных играх Версаля. Да и чего ожидать от четырнадцатилетней девчонки, которой впору играть в куклы.
Тетушки дофина воспрянули духом и науськали юную дофину на мадам Дюбарри. Это оказалось совсем несложно, девчонка, воспитанная в Вене в традициях строгой морали, оказалась серьезной противницей фаворитки и долго, очень долго подчеркнуто не замечала Дюбарри. Антуанетту не пугал даже гнев короля. Но она испугалась гнева своей матери и все же сказала ту знаменитую фразу про большое число собравшихся в Версале.
Конечно, мадам Дюбарри почувствовала себя победительницей, а тетушки плакали от обиды и злости. Но дальше дело не двинулось, маленькая дофина оказалась кремнем и больше с фавориткой не общалась. Тетки снова почувствовали себя ревнительницами строгого Этикета. Им усиленно помогала графиня де Ноай, которой девчонку поручили прямо на границе, чтобы взяла под строгое наблюдении и воспитывала как дочь.
Ну кто же тогда мог подумать, что эта несносная австриячка так изменится в одночасье?! Кто ожидал, что под внешней кротостью кроется такое самовольство, готовность повернуть все по-своему, да еще как повернуть. Негодная австриячка покусилась на святое святых Версаля – Этикет!
Не помешало ни то, что у королевской четы долго не было детей, ни леность и нерешительность короля Луи. Версаль очень быстро помолодел, и там оказались не нужны старые ревнительницы старых порядков.
Кому же понравится чувствовать себя выброшенными на свалку за ненадобностью? Тетушки, обидевшись, удалились в Белль-Вю. Первое время они скучали втроем, вспоминая прежние прекрасные дни, когда к ним на поклон являлись придворные, чтобы поздравить с праздниками, о чем-то попросить, когда от их слова зависели судьбы многих. Теперь все в прошлом. И из-за кого?! Той, которую они приняли всем сердцем, в которую вложили столько своих мыслей и чаяний! Девчонка, став королевой, посмела забыть наставления тетушек, забыть Этикет. Она посчитала себя вправе что-то менять в устоявшихся традициях придворной жизни!
Довольно скоро к страдалицам присоединилась «мадам Этикет» – графиня де Ноай, тоже страшно обиженная на королеву, посмевшую отказаться от ее услуг и советов.
Постепенно круг престарелых дам, которых не приглашали в Трианон, а иногда забывали позвать даже в Версаль на какое-нибудь веселое празднество, расширялся. «Ненужных» оказалось довольно много. Двери Белль-Вю для таких были гостеприимно распахнуты, недовольных королевой принимали с распростертыми объятиями. Те, кто не так давно плевался ядовитой слюной в фавориток короля, теперь жили в покоях, созданных по велению одной из фавориток, и шипели на королеву. Отжившее старое вовсе не хотело уходить добровольно, даже оказавшись изгнанным, вернее, вежливо отстраненным в сторону, оно не желало сдаваться.
По дорожке сада к сестрам спешила графиня де Ноай, главная соратница сестер. По тому, как торопилась старая графиня, становилось понятно, что у нее есть новости, требующие немедленного обсуждения.
– Ах, дорогая, как мы рады вас видеть!
– Да, мы рады! – подтвердила София.
– Рады, – это уже Виктория, которой из-за излишней полноты ходить становилось все труднее.
– Я безумно соскучилась по приятному общению. Ныне в Версале так тяжело… ну, вы же знаете, там просто не с кем поговорить! То ли дело раньше…
Это был пароль, после которого следовало не меньше часа вспоминать прежние благословенные времена, когда соблюдались правила Его Величества Этикета, причем соблюдались неукоснительно, а следили за всем как раз четыре фурии, встретившиеся на дорожке сада.
Но новость, которую принесла графиня де Ноай, не терпела отлагательства, потому долго вспоминать не стали, отправились на скамейку, чтобы выслушать и обсудить. Рассевшись в очаровательной, сплошь обвитой плющом беседке, по задумке вовсе не предназначавшейся для проведения подобных «совещаний», три дамы превратились в слух, а четвертая начала вещать.
