Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович

Стадия разрушения была аналогична культивировавшемуся начиная с красного, андреевского, шотландского масонства мотиву мщения и убийства. Ложа 4-й степени посвящена траурному культу Адонирама, легендарного строителя Соломонова храма, убитого «алчными и завистливыми рабочими». После ряда испытаний вновь посвящаемый должен был при виде обнаженных клинков, направленных на него, не растеряться и обнаружить смелость, находчивость и скрытность. С этого момента он становился «избранником Соломона» и получал одежду, напоминающую ему о необходимости мстить врагам Ордена.

Повышение в звание шотландского мастера связывалось с посвящением на борьбу и страдание во имя восстановления разрушенного храма. Именно этот разрушительный момент мистики позволил в свое время сказать М. Нордау, что мистика увлекает за собою в могилу какие-то некогда цветущие жизненные силы. «Для Бога, то есть для абсолютного Я, — писал Шеллинг, — не существует никакого объекта, ибо тогда оно перестало бы быть абсолютным; следовательно, нет никакого личного Бога, и нашим высшим стремлением является разрушение нашей личности, переход в абсолютную сферу бытия». Вся суть проблемы в этом: «нет никакого личного Бога».

Братья описывали то состояние, которое они переживали после совершенного ими обряда умирания. Когда вставали из гроба, они чувствовали себя совершение беззащитными, пустыми и просветленными. В этот момент они становились очень внушаемыми. То, что в них появлялось, те мысли и образы, которые возникали вслед за таким опустошением, воспринималось ими, как пришедшими «оттуда», как божественное откровение. И это было на всю жизнь. Чувство своей избранности культивировалось в ложах начальниками в их речах и посланиях. Это чувство отъединяло масона от привычных семейных и дружеских связей и способствовало созданию в нем комплекса сверхценности и себя, и масонских идей. В сущности, масонство и «избранность» еврейского народа согласно Торе есть опричнина всемирного масштаба. И говорит она языком идеологии и философии, как и политики.

...Абсолютно верно заметил современный автор по поводу происхождения всей новой европейской философии: «Культура языка и изложения у новых философов лишь в малой мере может затушевал» то обстоятельство, что сами исходные пункты у них никак не унаследованы от традиционной формы образованности, что в данном отношении традиция прервана, что их философия отправляется не от широты и изобилия идей, оставленных прежней мудростью, а от чего-то очень скудного. простого и обыденного, лишенного пока что интеллектуальной насыщенности, и тем более пестрого эмпирического многообразия, чувственной расцвеченности». (В. В. Лазарев; собственно, в данной работе и рассказывается о влиянии идей каббалистов, особенно Бема, на формирование философии Нового времени. — В.О.) [18]

Не может быть случайным и факт того, что все ведущие и неведущие мыслители, философы и публицисты XVIII века и начала следующего были членами масонских лож, представляющих собой центры обучения каббалистическим наукам как через усвоение отвлеченных понятий, так и через образы, символы (идеи), и легенды, и исполнение обрядов.

Иногда, под напором фактов, свидетельствующих о широком распространении масонства, пытаются «отвязаться» от неприятных выводов, углядывая в рядах Ордена любимых писателей, ученых, философов, полагая, что, во-первых, «кто тогда не был масоном», а во-вторых, «это ничего не значит». Между тем. Орден воздействовал так глубоко на все структуры личности адепта, что это влияние сказывалось в нем в тысячах мелочей; по мере пребывания в масонской ложе происходило формирование определенных мировоззренческих установок. Масонская идеология активизирует в человеке архетипы коллективного бессознательного через мифологизацию мышления, внедрение в бессознательное символов и эмблем, которым придается псевдорациональное, организующее значение в создании объяснительного образа мира и общества, и своего места в нем. Все явления природы, общественной жизни, истории человеческого общества выступают как аллегорические фигуры Великого Изъяснения. В образ мира и человека заключен определенный изъяснительный код, иррациональный, но имеющий псевдонаучную оболочку для придания масонской идеологии силы самоочевидности и самоочевидной доказательности. Лингвистические особенности масонства, как и любой другой идеологии, созданы таким образом, чтобы подчинить себе личность путем формирования в ней того бессознательного ядра, которое вне контроля сознания человека сформирует в нем типологию восприятия и поведения, соответствующую масонской идеологии, и даст такой словесный материал для мышления, который будет не соответствовать реальному миру. В результате формирования в адепте искусственного языка он попадает в абсолютную зависимость от учения Ордена; язык перестает быть инструментом познания, в нем нет более слов, которыми можно было бы описать реальные отношения.

К этому следует добавить, что вступающий в Орден совершал акт отступничества от церкви Христовой и это порождало в человеке чувство вины и опустошенности. Все усилия теперь он тратил на то, чтобы доказать, что настоящая церковь — это орден, а Церковь Православная — есть только убежище отсталых, невежественных людишек. Однако не всякая совесть могла примириться с этим недобрым и уж слишком тенденциозным софизмом. Он пытался доказать себе. что никакого противоречия в его поведении нет и что храм Соломона не враждебен «истинному» христианству. Здесь мы видим употребление масонской лексики: «истинный», «настоящий». Эти слова как бы сразу создают определенный ореол и даже как бы непосредственное свечение «истины», делающее более ненужным какой-либо логический анализ или доказательство своей правоты, ибо эти слова исключают подобное, они не нуждаются в доказательствах: «истинное» масонство в отличие от «неистинного», в которое сводится все, что может не устраивать в масонстве или его истории адепта (объяснение: извращение «истинного» учения Ордена лживыми людьми, «ненастояшими» масонами), «истинная» религия, «истинная» добродетель (соответствие правила поведения интересам Ордена), «истинный» патриот, то есть республиканец, революционер, враг Православной Церкви или католической.

В соответствии с последним определением «истинному патриоту» противостоит глубоко верующий христианин, который заочно определяется то как «фанатик», если следует учению церкви последовательно во всех пунктах, то как шовинист, если выступает против оскорбления своей веры лицами другой национальности, то как черносотенец, если употребил силу для зашиты интересов своей нации или готов ее употребить, как это было в 1905 г.

Дискредитация противников использовалась в масонстве очень широко, но главным было внедрение своей, подобно указанной выше, лексики, а также различные синтаксические приемы, тропы, эвфемизмы и пр.

В качестве примера глубокого воздействия на человека масонской идеологии, изменяющей человека незаметно для него самого, обратимся к примеру. Гекерторн пишет по этому поводу, имея в виду предшественников масонов, манихеев-альбигойцев: «...Вступивший в секту увлекался за пределы и постепенно отчуждался от папской церкви. Таинства (секты. — В.О.) имели в виду две главные цели — руководить неофитом, сначала нечувствительно изменяя его прежние мнения и наклонности, а потом постепенно научая его условному языку, который, будучи сложен и разнообразен, требовал большого изучения и много времени». И далее автор замечает, что даже те, кто оказался непригоден для посвящения в высшие степени и выбывал из секты, зачастую даже и не зная. что он там был, начинали видеть недостатки в устройстве церкви, начинали гореть ревностью по ее очищению от пороков и всяких неустройств и зачастую шли на костер, полагая себя искренними христианами и не догадываясь о причинах своей странно направленной ревности, не задаваясь вопросом, почему в них вместо любви и смирения горит огонь недовольства и раздражения. Качества явно не христианские. Он вдохновлен великой ревностью из любви ко всему человеческому роду, не меньше, желанием все сделать лучше, лучше в своем понимании. Работа манихеев не пропадала даром,