Белые флаги - Думбадзе Нодар Владимирович (библиотека электронных книг .txt) 📗
- Как вы себя чувствуете, дорогой? - участливо поинтересовался главврач.
- Благодарю вас, хорошо. А вы как себя чувствуете? - вежливо спросил главврача сумасшедший.
- Спасибо... Как вы поступите, если мы вас сейчас отпустим домой? спросил главврач.
- Так же, как и вы! - ответил сумасшедший.
- То есть? - заинтересовался главврач.
- Пойду домой! - объяснил сумасшедший.
- Слышите? - обернулся главврач к врачам.
- А дальше?
- Поступлю на работу, подыщу себе место этак рублей на четыреста пятьсот в месяц - больше мне не нужно, человек я одинокий - и заживу спокойно.
- Да кто же тебе, дураку, даст такое место! - удивился главврач.
- Почему же, уважаемый? - обиделся сумасшедший. - Чем я хуже других дураков?
- Да нет, ничуть не хуже! - поправился главврач.
- Потом я женюсь! - продолжал сумасшедший.
- Молодец! - одобрил главврач. - Дальше?
- Справлю свадьбу.
- Потом?
- Потом... - Сумасшедший смутился. - Потом, когда разойдутся гости, отведу жену в спальню, погашу свет...
- Понятно, понятно! - прервал его главврач.
- Что вам понятно, уважаемый? - спросил удивленно сумасшедший.
- Достаточно... Дальше уже неинтересно! - улыбнулся главврач.
- Что вы, уважаемый! Интересное только начинается!
- Нет, нет! Не нужно! - всполошился главврач, беспокойно поглядывая на врачей-женщин. Но остановить сумасшедшего было уже нельзя.
- Когда разойдутся гости, - продолжал он, - отведу жену в спальню, погашу свет, уложу ее в постель...
- Потом, потом?! - подскочил Шошиа.
- Сниму с нее платье, сорочку, трусы, вытяну из них резинку, сделаю себе рогатку и пойду бить стекла!
- Тьфу! Мерзавец! Дурак! Испортил все дело! - Шошиа был вне себя от досады.
- Ничего, Шошиа, он получил свое, - отправили обратно в палату! успокоил я Шошиа.
- Потом?
- Потом, спустя год, выяснилось, что наш сумасшедший был в сговоре со стекольщиком. Вот и все!..
- А при чем тут я? - спросил Шошиа.
- При том, что каждый раз, о чем бы ты ни говорил, в конце концов ты сворачиваешь на то, как прогонишь жену и женишься на Сиран! - объяснил я.
- Все равно прогоню! - вздохнул Шошиа...
ВИДЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Сон заключенного должен походить на рай. И пусть в этом раю поют канарейки... Сон заключенного должен походить на мечту - пеструю и красивую, как радуга, - не так ли, Шошиа?
Во сне ему должна сниться возлюбленная - краса несказанная, прильнувшая к его груди, - не так ли, Шошиа?
Во сне он должен быть вольным, как орел, и гордо парить над миром, широко расправив крылья, - не так ли, Шошиа?
Ложем ему должны служить цветы, подушкой - луна, а покрывалом звездное небо, - не так ли, Шошиа?
Он должен увидеть во сне такое, чтобы ему не захотелось просыпаться, - не так ли, Шошиа?
Во сне человек должен стать солнцем, чтоб, плывя по небу, согревать землю и людей, - не так ли, Шошиа? И это солнце должно полыхать, как факел! Не так ли, Шошиа?
Но если и во сне я сижу в тюрьме, слышу твое хныканье, и во сне меня кусают клопы, и во сне я вижу через отверстие в двери настороженный глаз надзирателя, ем тюремную пищу и жду, когда возвестит о моей судьбе зажатый в руке следователя колокольчик, - то что же это за сон? Ведь такой сон ничем не отличается от яви. Не так ли, Шошиа?
Вот и сейчас во сне я вижу тебя. Ты сидишь на своей галерке, смотришь в окошко, поешь свои песни и мечтаешь превратиться в скворца и улететь. А как же я? Неужели ты оставишь меня одного? Не улетай, Шошиа!
Шошиа отрицательно покачал головой:
- Не могу больше, Заза! Душа истомилась! Иссякли мои силы!
- Не губи меня, Шошиа! Не покидай меня!
- Я должен улететь, Заза!
- Не улетай, Шошиа!
- Не могу больше! Завтра начинается суд... Я не вынесу этой муки!
- Как же ты улетишь, ведь ты не птица?
- Улечу! Захочу - и превращусь в птицу!
- Дуралей ты, Шошиа!
- Захочу - и превращусь в птицу! Хочешь, я и тебя превращу в птицу?
- Зачем мне быть птицей, я ведь человек!
- Ну, так гляди!
Шошиа спустился с окна, стал спиной к стене, развел руки в стороны и сделался похож на распятого на кресте Христа. Долго он стоял так, а потом стал постепенно уменьшаться.
- Что ты делаешь, Шошиа? - воскликнул я в ужасе.
Он лишь хитро улыбался в ответ, становясь между тем все меньше и меньше.
- Шошиа, не надо, Шошиа!
Я с плачем и криком бросился к двери и заколотил в нее кулаками. Напрасно! Кругом стояла такая могильная тишина, словно и эта тюрьма, и этот город, и весь мир затонули в воде. А Шошиа все уменьшается. Вот он уже стал не больше моего кулака.
- Шошиа!
И вдруг Шошиа превратился в скворца. Скворец легко перепорхнул с нар на нижний оконный откос и оттуда взглянул на меня, по-птичьи склонив голову набок.
- Что ты наделал, Шошиа!
Скворец свободно пролез сквозь оконную решетку и теперь уже снаружи глядел на меня, словно приглашая последовать за собой.
- Не улетай, Шошиа!
Скворец раскрыл крылья, сорвался с окна и... полетел. Он описал круг над тюремным двором, над административным корпусом, пронесся мимо часового на вышке и взял направление к Арсенальной горе.
- Шошиа-а-а!..
Скворец быстро удалялся. Вот он уже стал похож на маленькую черную точку и исчез, растаял в синеве неба где-то над Кукийским кладбищем...
- Гоголадзе, с вещами! - крикнул надзиратель.
Шошиа чуть было не хватил удар. "С вещами"? Это... Что же это такое?! Каждому известно: на суд заключенных ведут безо всяких вещей! Кроме того, каждого заключенного заранее извещают о дне предстоящего суда... А тут... Без предупреждения, ясно и коротко: "С вещами!"... Шошиа не шелохнулся, не откликнулся, словно приказ касался не его, а кого-то другого, сидящего в другой камере другой тюрьмы.
- Гоголадзе, ты что, оглох? С вещами приказано! - повторил надзиратель и, чуть прикрыв дверь, отошел.
- Что... Что он сказал? - спросил заикаясь Шошиа.
- Зовут тебя! С вещами! - улыбнулся я.
- С вещами? Что за чудо?! - спросил он.
- Чудо! - подтвердил я.
- Кто сказал, что чудес не бывает?
- Я этого не говорил!
- Не ты, так кто-то сказал. Есть чудеса на свете! - У Шошиа задрожали губы.
- Есть, Шошиа!
- Есть на небе бог! - прошептал Шошиа, опускаясь на колени.
- Есть, Шошиа!
- Боже великий! - сказал Шошиа и умолк. Я не знаю, пропал ли у него голос, или он произносил благодарность богу молча, про себя... Он долго молчал, потом быстро встал и торопливо заговорил:
- Говори, где ты живешь? Впрочем, я знаю - Анагская, сорок два! К кому я там попаду? Да, знаю, к твоей матери! Что ей сказать? Ну да, конечно, скажу, что ты чувствуешь себя отлично и чтоб она ждала тебя!
- Чтобы что, Шошиа?
- Чтобы ждала тебя!
- Сумасшедший ты, Шошиа!
- Ничего не сумасшедший! А как ее звать? Ах, да, знаю, Анико, тетя Анико, уважаемая Анико!.. Что еще надо сделать? Кого повидать? Хочешь, пойду к матери убитого, скажу, что не ты его убил?
- Нет, не ходи, Шошиа!!
- Обязательно пойду!
- Гоголадзе, скоро ты там?
- Ну, до свидания, Заза, дорогой мой! - Шошиа порывисто обнял меня, прижал к груди и сломя голову выскочил за дверь, оставив меня наедине с моим горем, надеждой и сомнениями. Улетел скворец. Улетел Шошиа...
...Теперь я забираюсь на галерку Шошиа, у окошка, и часами, не сводя глаз, гляжу на открытый им кусочек моего города...
...Вот крохотная пивная будка и в ней огромный, толстый продавец. Он похож на вставленный в рамку чей-то недорисованный портрет. Недорисованный потому, что я вижу лишь его контуры, разобрать детали отсюда невозможно... Рядом с пивной - аптека. Бывают дни - аптека пуста, ни души, а другой раз она битком набита людьми. Вот и сейчас - хвост очереди тянется вдоль улицы. Видно, в городе эпидемия гриппа... Чуть дальше - парикмахерская. В каждой парикмахерской есть два-три мастера "пинача"*, которых клиенты избегают. Есть они, видать, и в этой парикмахерской - вот те двое, которые день-деньской сидят на скамейке у дверей и о чем-то мирно беседуют, хотя в посетителях недостатка нет. Иногда к ним присоединяется женщина в белом халате. Это или уборщица, или такая же, как и они, "пиначка"... В шапочном ателье народу обычно мало. Потому, наверно, что люди предпочитают покупать готовые фуражки, шляпы и кепки. И вообще-то головные уборы выходят из моды, полгода люди ходят с непокрытой головой. Раньше шапка считалась у нас символом мужской чести. Может, это правильно, а может, нет. Разве мало в Тбилиси честных, порядочных людей, разгуливающих без головных уборов? Сколько угодно! Вот хотя бы этот гражданин! Что плохого в том, что он без шапки? Ничего! Вот он вошел в аптеку... Вышел... Что-то держит в руке... Лекарство? Да! Положил на ладонь таблетку и быстро отправил в рот. Что? Не лезет в горло? Да вон же пиво, чудак! В двух шагах! Вот так! Подошел к будке, рукой показывает продавцу... Начал пить... Тянет пиво медленно, с наслаждением... Так. Выпил. Заплатил. Задумался. Что же он будет делать дальше?.. Так. Подошел к парикмахерской, заглянул в дверь, потом повернулся, подозвал одного из "пиначей" и вместе с ним вошел в парикмахерскую... Спустя десять минут он вышел, отряхнулся, провел ладонью по лицу... Он сейчас, конечно, пахнет пудрой и дешевым одеколоном... Так... Как же он теперь поступит? Что сделает? А что, собственно, ему делать? Принял лекарство... Выпил пиво... Побрился... Самое время идти домой. Почему же он не уходит? А вот почему - он вошел в шапочную мастерскую! Правильно! Молодец, человек! Купи шапку! Ведь недаром раньше шапка считалась символом мужской чести... В ателье он задержался долго, слишком долго, - я даже подумал, что он, должно быть, там работает. Но нет, он все же вышел из мастерской. Но что это? Он без шапки! Вот, а что я говорил? Сейчас полгорода ходит без головных уборов! Ну и что же? Разве за одно это человека можно упрекнуть в бесчестии! Почему, на каком основании? Или себе, друг, со спокойной душой, топай на здоровье...
