Легенда - Лу Мари (читать книги без регистрации TXT) 📗
Он тоже не знает. Конечно. Откуда ему знать? Я понижаю голос до шепота:
— Нет, не провалился. Ты получил высший балл.
— Это какая-то игра с сознанием? — усмехается Дэй. Он двигает раненой ногой и напрягается от боли. — Высший балл… хах. Я не знаю никого, кто когда-либо получал тысячу пятьсот очков.
Я складываю руки на груди.
— Я получила.
— Ты? — Дэй поднимает одну бровь. — Ты Гений с высшим баллом?
— Да, — киваю я. — И ты тоже.
Дэй закатывает глаза и снова отводит взгляд:
— Это смешно.
Я пожимаю плечами и отвечаю:
— Верить или нет — твое дело.
Дэй беспечно машет рукой:
— Не сходится. Почему я тогда не на твоем месте? Разве не в этом смысл вашего обожаемого Испытания? — Дэй хочет замолчать, однако, поколебавшись, продолжает: — Они ввели мне в глаз что-то жгучее, как яд осы. Разрезали колено. Скальпелем. Потом силой заставили выпить какой-то препарат, а потом… Я уже лежал в подвале больницы среди трупов. Но не умер. — Дэй снова смеется, его голос очень слаб. — Прекрасный день рождения.
Над Дэем проводили эксперименты. Теперь я в этом уверена и от одной этой мысли чувствую тошноту. Они хотели изучить его необычные физические способности, его быстроту и ловкость, поэтому разрезали его колено. Они дали Дэю выпить препарат, чтобы узнать, насколько слаб может быть его пульс, и решили, что он умер, когда его сердце на время остановилось. Они ввели что-то в глаз Дэя, чтобы понять, почему его зрение настолько острое. Все эти мысли пролетают в моей голове за секунду. Но это ведь не имеет смысла и идет вразрез с ценностями Республики. Зачем терять Гения? Испытание должно быть справедливым. Если получаешь высокие баллы, твоя судьба — нести благо обществу. Таков закон.
Или они увидели в Дэе нечто опасное? Искорку дерзости, мятежный дух, который живет в нем и сейчас? И правительство решило, что обучать Дэя гораздо рискованнее, чем отказаться от пользы, которую он мог принести? В прошлом году тридцать восемь детей, получившие выше тысячи четырехсот пятидесяти баллов, были объявлены Гениями. Я могу понять, почему Республика сочла возможным потерять одного, самого строптивого.
Но Дэй ведь не просто Гений. Он получил высший балл. Что же он такого сказал в устной части?
— Могу теперь я задать тебе вопрос? — Дэй поворачивает ко мне голову, вырывая меня из оцепенения.
Я глубоко вздыхаю и смотрю на него. — Теперь ведь моя очередь?
— Задавай. — Я бросаю взгляд на лифт, откуда только что вышла новая смена солдат. Поднимаю руку и приказываю стоять на месте. — Давай.
— Я хочу знать, почему они забрали Идена. Чума. Я знаю, что богатые не воспринимают ее всерьез: ежегодные прививки и все такое. Но ты никогда не задумывалась… никогда не задумывалась, почему чума не отступает? Или почему она возникает столь регулярно?
Я тут же поворачиваю голову к Дэю:
— Что ты хочешь этим сказать?
Он с трудом фокусирует на мне взгляд:
— Я хочу сказать… вчера, когда меня вытащили из камеры, я увидел на двойных дверях Баталла-Холл красный символ биологической опасности. Такой же я видел в Лейке. Почему этот знак появляется в бедных секторах? Как будто Конгресс знает что-то, чего не знаем мы. Чем они занимаются, что внедряют в секторы?
Я прищуриваюсь:
— Ты думаешь, что Республика намеренно отравляет бедняков? Дэй, ты говоришь опасные вещи.
Но Дэй не реагирует на предостережение. Его глаза лихорадочно горят.
— Поэтому им и понадобился Иден, верно? — шепчет он. — Чтобы посмотреть на результаты мутировавшего вируса. Зачем еще им нужен мой брат?
— Правительство хочет предупредить распространение новой болезни.
Дэй усмехается:
— Это бред собачий. Они его используют. Они используют его. Они используют его… — Дэй дважды моргает. Разговор его вымотал.
Внезапно я испытываю к нему жалость. Меня тошнит от прикосновений Томаса, но здесь, сидя рядом с Дэем, я не чувствую никакого отвращения. А ведь должна. Но оно все равно не появляется.
— Ты бредишь, — говорю я. — Такая ложь считается государственной изменой. Кроме того, с чего бы Конгрессу заниматься подобными вещами?
Дэй не сводит с меня глаз.
— Что ж, милая, взгляни на это по-другому. Откуда правительству знать, какие именно прививки делать вам из года в год? Они всегда действуют так идеально. Тебе не кажется странным то, что им удается произвести вакцину, которая точно подходит под тип чумы, возникающей в этот год? Откуда они все о ней знают?
Я отстраняюсь. Я никогда не задумывалась над нашими ежегодными прививками… у меня никогда не было причин в них сомневаться. Да и с чего бы? Мой отец работал за этими самыми двойными дверями, упорно трудился, отыскивая способы убить новый вирус. Нет, я больше не могу этого слушать. Я поднимаю с земли свой плащ, зажимаю его под мышкой и собираюсь подняться.
— Еще кое-что, — шепчет Дэй. Я замираю и смотрю на него сверху вниз. Глаза Дэя меня прожигают. — Ты думаешь, провалившихся детей отправляют в трудовые лагеря? Джун, единственными лагерями являются морги в подвалах больниц. Нас убивают.
Больше я не смею задерживаться. С ничего не выражающим лицом я поворачиваюсь и иду прочь от платформы, прочь от Дэя. Но сердце в груди громко стучит. Ожидающие у дверей солдаты, заметив мой злой взгляд, вжимаются в стену. Я не могу сдержать раздражения.
— Расковать его, — с отвращением приказываю я одному из солдат. — Отведите его в больничное крыло, пусть позаботятся о колене. Накормите его и напоите. Иначе он не переживет эту ночь.
Солдаты отдают честь, но я не смотрю на них и закрываю дверь лифта.
Дэй
Мне снова снятся кошмары. На этот раз они о Тесс.
Я бегу по улицам Лейка. Далеко впереди я вижу, как Тесс тоже бежит, но не знает, где нахожусь я. В отчаянии она вертит головой налево и направо, пытаясь разглядеть в толпе мое лицо, но видит только прохожих, уличную полицию и солдат. Я стараюсь догнать ее. Но мои ноги еле двигаются, словно я шагаю в киселе.
«Тесс! — кричу я. — Я здесь, прямо за тобой!»
Она меня не слышит. Я беспомощно наблюдаю, как Тесс врезается в солдата, а когда пытается убежать, он хватает ее и швыряет на землю. Я снова что-то кричу. Солдат достает пистолет и нацеливает его в Тесс. А потом я вижу, что это не Тесс, а моя мать, которая лежит на земле в луже крови. Я пытаюсь подбежать к ней, но вместо этого, как последний трус, остаюсь прятаться за трубой на крыше. В смерти мамы виноват я.
И вдруг я снова оказываюсь в лаборатории, где доктора и медсестры нависают над моим телом. Я щурюсь от ослепительного света. Ногу простреливает жгучая боль. Они снова вскрывают мне колено, тестируют его скальпелями, отодвигают мышцы, оголяя кости. Я выгибаю спину и воплю от боли. Медсестра пытается меня унять. Я дергаю рукой и сбиваю со стола какой-то поддон.
— Лежи спокойно! Черт возьми, парень, я не собираюсь делать тебе больно!
Мне требуется минута, чтобы проснуться. Туманные видения больницы пропадают, и я понимаю, что смотрю в похожий потолок с электрическими лампочками, а надо мной наклоняется врач. На нем защитные очки и марлевая повязка. Перчатки выпачканы в крови. Я кричу и пытаюсь вскочить, но меня удерживают два ремня, которыми я пристегнут к каталке.
Доктор вздыхает и снимает марлевую повязку.
— Взгляните на меня. Я лечу преступника, вместо того чтобы помогать нашим людям, прибывшим с фронта. Гадость.
Ничего не понимая, я оглядываюсь по сторонам. У стен этой операционной стоят солдаты. Несколько медсестер у раковин смывают кровь с медицинских инструментов.
— Где я? — спрашиваю доктора.
Он бросает на меня нетерпеливый взгляд.
— Ты в больничном крыле Баталла-Холл. Агент Айпэрис приказала вылечить твою ногу. Нам ведь приказано не дать тебе умереть до казни.
Я поднимаю голову как можно выше и смотрю на свою ногу. Рана перевязана свежими бинтами. Пахнет лекарством. Немного шевельнув ногой, с удивлением отмечаю, что теперь она болит гораздо меньше. Я бросаю взгляд на доктора:
