Призрак в кривом зеркале - Михалкова Елена Ивановна (книга бесплатный формат txt) 📗
В дверь постучали, и музыка в Элиной голове оборвалась. Она открыла дверь – за ней стояла младшая сестра. Лариса открыла было рот, чтобы задать вопрос, но обратила внимание на сияющие глаза, разрумянившуюся кожу и передумала.
– Ты что счастливая такая? – подозрительно спросила Лариса. – И почему так поздно вчера пришла?
– Занятия с детьми затянулись, – виновато сказала Эля, возвращаясь в шкуру человека, привыкшего оправдываться по любому поводу.
– Ты с ним поговорила?
– С кем? А-а, с Макаром Андреевичем… Да, поговорила.
– И что? – раздраженно спросила Лариса, начиная выходить из себя от того, что из сестры приходилось все вытаскивать клещами. – Что он ответил?
Эля вспомнила вчерашний вечер, вспомнила Макара Андреевича и улыбнулась неизвестно чему.
– Ответил, что давно не видел такой красивой дамы, как я, и потому в ближайшее время не собирается уезжать – будет наслаждаться моим обществом, – смеясь, ответила она, присела перед оторопевшей Ларисой в глубоком книксене и, взмахнув рукой, в которой был зажат воображаемый веер, аккуратно закрыла дверь.
Лариса изумленно вскинула брови, постояла перед дверью и спустилась вниз, не меняя выражения лица. Эдуард, забежавший домой пообедать, хмыкнул, увидев ее входящей в столовую.
– Где маман? – поинтересовался он, жуя бутерброд. – И что у тебя с лицом?
– Маман уехала к портнихе, – рассеянно ответила Лариса, думая о своем и пропуская второй вопрос мимо ушей. – Эдя, ты не замечал, что с нами последнее время происходит что-то странное, а?
– С кем, например?
– Например, с Элькой. Эти дни она ведет себя так, словно выиграла миллион в лотерею, но скрывает это от нас.
– Может быть, так оно и есть, – Эдик равнодушно пожал плечами.
Его занимали куда более серьезные проблемы, чем мифическое богатство старшей сестры. Двумя пальцами он вынул из банки кусок рыбы и положил на хлеб.
– И маман сама не своя, хотя пытается это скрывать. Ты не заметил?
Эдик, откусив от бутерброда, невнятно что-то промычал и покачал головой.
– Или, скажем, ты… – продолжала Лариса, крутя на пальце белокурую прядь. – Я бы сказала, Эдя, что и у тебя все идет не так, как обычно.
Эдуард дожевал, аккуратно положил бутерброд на блюдечко и взглянул на сестру.
– О чем ты, дорогая? – вкрадчиво спросил он, тщательно промокнув губы.
– Не могу сказать ничего конкретного, но мне кажется, что ты слишком многое берешь на себя одного. Не окажется ли так, что телега, которую ты пытаешься тащить в одиночку, тебя раздавит?
Эдуард поджал губы, и сухое лицо его заострилось, стало злым и неприятным.
– Не могу сказать, что понимаю тебя. И это сравнение с телегой… Либо выражайся яснее, либо вообще не говори.
– Я лишь хочу объяснить, что в любом разумном начинании ты можешь рассчитывать на меня. На меня и на Леню, само собой.
Эдуард оценивающе оглядел Ларису, криво усмехнулся.
– А в неразумном?
– Я уверена, Эдя, что неразумных начинаний у тебя просто не может быть! – промурлыкала сестра, подходя к нему и забирая с тарелки недоеденный бутерброд. – Не зря же ты у нас помощник самого Рыжова… А он дураков не держит!
Эдик не знал о том, что к Анатолию Рыжову его взяли по протекции Ларисы, и потому только удовлетворенно кивнул. Девушка усмехнулась про себя, сняла с хлеба розовый лоснящийся кусок рыбы и положила в рот. Хлеб всучила Эдику, похлопала брата по плечу и ушла, небрежно тряхнув длинными волосами и оставив за собой шлейф мускусных духов.
Вернувшись в город после процедур в санатории, Макар отправился гулять по району вокруг дома Шестаковых, сам не зная точно, что им движет. Ксения уехала по вызовам, и, с какой стороны ни посмотри, самым разумным представлялось вернуться в «гостиницу» и попробовать разговорить кого-нибудь из сыновей Эльвиры Леоновны. На то, что оба окажутся дома, Илюшин не рассчитывал, поскольку и тот и другой работали по свободному графику. До сих пор и Эдику, и Леониду удавалось избегать встреч с Макаром, но насколько осознанно они это делали, Илюшин пока не понял.
Домой вернуться следовало и потому, что Макар никак не мог сложить происходящее вокруг него в целостную, убедительную и понятную картину – а это означало, что пришло время брать большой лист бумаги и старательно записывать все приходящие в голову фантазии. Из этих фантазий, как правило, самым неожиданным образом появлялось что-то, что наталкивало Макара Илюшина на размышления в нужном направлении.
«Живу здесь уже который день, а вместо ответов на вопросы у меня появляются лишь новые вопросы. Можно даже сказать, что каждая новая беседа с представителем славной семьи Шестаковых порождает сплошные вопросительные знаки».
Илюшин вспомнил о постоянно гаснущем свете и решил обойти район, чтобы найти магазин, где можно купить карманный фонарик. Он направился туда, где вдоль узкой аллеи стояли кирпичные пятиэтажки с пыльными витринами обувных и продуктовых магазинов на первом этаже и по тротуару прогуливались жительницы Тихогорска с допотопными колясками, многие годы переходившими по наследству от одной семьи к другой.
Купив фонарик, Макар неторопливо побрел по аллее, ощущая, как солнце припекает затылок, рассматривая детские рисунки мелом на асфальте – домики, облака, деревья и улыбающихся большеголовых человечков с тонкими ручками-ножками. Аллея, слишком густо засаженная липами, казалась неуютной без привычных кустов сирени: черные стволы разлиновывали пространство, в котором не оставалось места для сиреневых клякс. Пара рыжих длиннобрюхих старых такс неспешно семенила по траве, а за ними так же неторопливо ковылял безбородый старичок, помахивая поводками, как плеткой. Поравнявшись с Макаром, он откровенно оглядел его, и Илюшин почтительно наклонил голову в вежливом приветствии.
– Моцарт! – дребезжащим голосом окликнул старичок, переведя взгляд на такс. – Моцарт, стой! Стой, негодная собака!
– Простите, а второй – Сальери? – не удержался Макар.
– Мазурка, – с достоинством возразил старичок. – Это брат и сестра, они из одного помета и должны были быть названы на «М». Зуринька! Зуря, золотце, подойди ко мне немедленно. Я не пускаю их в ту сторону, – пояснил он Илюшину. – Там, в конце аллеи, школа, и Моцарт пролезает во двор через дырку в заборе. А дети… вы же знаете детей! Им лишь бы подразнить собаку…
Он сокрушенно покачал головой.
– Отчего же только Моцарт? – стараясь сохранять серьезное выражение лица, сказал Илюшин. – А как же его сестра?
– Мазурка не может, – вздохнул хозяин. – Раздалась к старости. Застревает в заборе.
Макар не выдержал и рассмеялся. Старик погрозил ему пальцем.
– Зря смеетесь, молодой человек, очень зря! Посмотрел бы я на вас, если бы ваша голова торчала с одной стороны ограды, а круп – с другой! А прибавьте к этому слабость суставов! И не забудьте об опухоли, которую оперировали всего год назад! Моцарт, Мазурка! Ко мне!
Таксы лениво подбежали к хозяину, обнюхали штанины Макара и уселись на асфальт одинаково, широко растопырив передние лапы с длинными когтями.
– Вот и умницы мои, – успокоившись, проворковал старичок. – Видите, какие они умницы? А вы насмехаетесь!
Макар решительно опроверг обвинение в том, что он насмехается, и подтвердил, что таких умных собак давно не видел. Старичок расцвел и попрощался, пожелав Илюшину легкой дороги. Отойдя на несколько шагов, Макар нахмурился, остановился и задумался. Затем решительно развернулся и догнал старичка:
– Простите, вы сказали, что в конце аллеи школа?
– Совершенно верно, – откликнулся тот и прибавил с неприязнью: – А в школе дети.
«А в школе дети…. – повторил про себя Илюшин. – Логично. А что, если…»
– Скажите, пожалуйста, а нет ли других школ в этом районе? – спросил он, начиная догадываться, каким будет ответ и куда приведет его любопытство.
– Есть, разумеется… Одна – на Карла Маркса, другая – на Вересаева. Правда, до них далековато…
