Разные дни войны (Дневник писателя) - Симонов Константин Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
- По-моему, это моя бригада, - говорит Коча. Прикидывает по карте и повторяет: - Моя. Выходит к Нишу с запада.
Ночью возвращаемся в Лесковац. Приезжают два майора из штаба, привозят сведения, что часть немцев пытается прорваться из Ниша на Прокупле. Деревня, где мы были с Кочей в штабе 24-й дивизии, сейчас занята немцами, но туда обходным путем уже движутся болгарские танки. Идет бой. Майор из штаба докладывает Коче, что в 24-й дивизии на исходе английская амуниция (боеприпасы). Коча взбешен, говорит, что это старая история. Англичане сбрасывают боеприпасы к своему оружию в обрез, чтобы держать партизан в зависимости от себя. А последнее время и вовсе ничего не сбрасывают. Коча зло говорит, что это прекрасный случай для того, чтобы объяснить отсутствие необходимости в дальнейшем пребывании майора Хенпикера при главном штабе Сербии.
Одни из приехавших, смеясь, говорит, что в ту ночь, когда мы ехали в Лесковац, наш "виллис" прошел на расстоянии спички от мины. Обнаружили это, добираясь сюда верхом, потому что наш след был, оказывается, вообще единственным следом машины на этой дороге.
Уже ночью наконец в первый раз за день едим в Лесковаце в подвале полуразбитого дома суп, сваренный только из двух составных частей - из свинины и красного перца пополам. Перец целыми головками.
Иван, наш русский автоматчик из охраны, рассказывает мне историю школьного учителя по имени Виктор, который вместе с ним бежал из немецкого плена в партизаны. Рассказывает, как он погиб в первом же бою; шел в атаку во весь рост и на ходу стрелял из ручного пулемета. Пуля попала прямо в сердце. Его похоронили в новом английском обмундировании, завернув в плащ-палатку. А четники потом вынули его, раздели догола и снова присыпали камнями и землей.
Коча встречается с заместителем командира корпуса подполковником с такими необычайно пышными усами, что все зовут его Бырка, что значит - усач, а не по имени и фамилии, которых многие не знают. На самом деле Бырку зовут Живоин Николич. У него не только огромные усы, но и огромная энергия. Тип нашего талантливого тылового работника, способного все организовать и обеспечить. Впрочем, до этой своей должности заместителя по тылу он был одним из самых популярных командиров Дивизий.
Вместе с ним начальник инженерного отдела верховного Штаба полковник Смирнов, или, как его здесь все зовут, Сережа, старый русский эмигрант, высокий сумрачный человек в очках, со значком партизана сорок первого года.
Ночуем в Лесковаце в бывшем здании немецкой комендатуры. В сенях желтый фанерный ящик "дойче фельдпост", на нем наклеена карта рейха, распределенная по номерам полевой почты: 7-А - Краков, 5-Б - Кенигсберг, 9-А - Катовицы, 11-Б - Кельн, 12-А - Вена, 1 - Берлин, 5-А - Данциг.
На стене в комнате картина: базар; мусульмане, сербы, солдаты. Коча говорит про картину: "Боснийские мотивы". Спрашиваю, как участвовали в партизанском движении мусульмане.
- Вначале мало, а потом хорошо. В общем, хорошо.
Не спится. Вспоминаю поездку в болгарскую дивизию. Да все именно так, как бывает, когда впервые вступают в бой. Гордость, неумеренный оптимизм, в голосе звон натянутой струны на картах все получается совершенно замечательно. Это усугубляется еще и тем, что много молодых офицеров получило неожиданные повышения, а многие, считавшиеся при прежнем болгарском правительстве неблагонадежными, вдруг вернулись в армию, долго пробыв кто в запасе, кто в отставке. Держатся сугубо по-военному, но иногда такое чувство, что смотрит на тебя и хочет отвести тебя в сторону и спросить: ну, как дела, товарищ?
Чтобы заснуть, пробую читать по-сербски книгу генерала на пенсии Павловича "Битва на Колубари". Утром сижу, смотрю приложенную к книге карту-километровку. Коча смотрит через плечо и вдруг показывает пальцем:
- А это как раз район моих первых действий. Вот этот мост мы тогда впятером впервые взорвали. О, я здесь все, все знаю, - тычет он пальцем в предместье Белграда.
Побрившись, выходит из дома подышать воздухом, без кителя, в одной рубашке, и через несколько минут, смеясь, возвращается, начинает надевать китель. Продолжая смеяться, рассказывает, что на него только что там, у входа, наскочил наш капитан, авиатор, который не привык "к аскетству", жалуется, что его не кормят, и страшно машет руками.
- Надо поскорей стать генералом, - говорит Коча, все еще смеясь и застегивая китель, - а то еще, как это вы говорите, дадут по морде.
Снова выходит и возвращается вместе с нашим капитаном - штурмовиком, который прибыл сюда вместе с радистом наводить, куда потребуется, нашу авиацию. Капитан хороший парень и так нравится Коче, что он против своего обыкновения даже выпивает за завтраком с капитаном маленькую рюмочку за освобождение Риги, а главное, за то, что, по сведениям летчика, наши начали наступление в Восточной Пруссии.
Небывалый случай - сегодня Коча два раза за день притронулся к спиртному. Перед отъездом из Лесковаца встречаемся с полковником из нашей миссии, которому уже давно причитается получить югославский орден, а Коча все не вручает, хотя ордена в штабе уже получены. Оказывается, Коча еще никогда в жизни, орденов не вручал, но знает, что это по возможности надо делать в торжественной обстановке. А торжественной обстановки все нет и нет! Но сегодня здесь, в Лесковаце, Коча все-таки врубает орден нашему полковнику. И в этот торжественный момент подполковник Мома неизвестно откуда вдруг достает бутылку "Московской особой", и все пьют. Коча тоже, не без содрогания, "прокидывает за один раз всю стопку, до дна. Должно быть, это первый раз в жизни, так же как и вручение ордена...
...Ниш взят. Едем к нему. Махорка кончилась, и я, кажется, начинаю все-таки привыкать к сигаретам. Но докурив их до конца, забываю во рту. Сегодня даже обжегся.
Пейзаж Сербии спокойный, прозрачный. Когда по деревне идут старики и старухи, встречные целуют им руку.
Полукруглая черепица на крышах напоминает бесконечное количество распиленных пополам цветочных горшков.
Едем в Ниш. На остановках деревенские девушки несколько раз меняют на нашей машине венки из цветов. Подбор цветов какой-то удивительный, то очень яркий, то, наоборот, нежно-блеклый, переходящий от фиолетового к синему.
