Истинные цвета - Мортман Дорис (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Клайв говорил, что она ведет себя как идиотка.
– Не надо надоедать, – пояснял он. – Ты создаешь негативное настроение. – Нина покорно кивала. – Отвлекись от книги и попытайся сконцентрироваться на чем-то другом.
– Легко сказать! Ты ведь не зарабатываешь доллар с четвертью в неделю, как я. – Рухнув на ближайший стул, Нина задрала колени к подбородку. – Я совершенно разбита, Клайв. Мне нужно заплатить за обучение, разобраться с просроченными счетами, а в конце этого злосчастного тоннеля никакого просвета. У меня одна надежда на эту книгу.
– Даже если «Гартвик-хаус» ее и купит, они выплатят тебе только аванс. Остальное заплатят позже, после публикации, а она может состояться и через год.
– И как же мне быть? – простонала Нина.
– Я тебе уже говорил: перестань скулить и берись за дело!
Для тех, кто знает жизнь богачей лишь по снимкам папарацци да публикациям сплетен, может показаться, что население Нью-Йорка распадается на имущих и неимущих. На практике, однако, имущие, в свою очередь, делятся на громадное количество групп по интересам, у каждой из которых свои требования к членству, своя этика и свои ритуалы. Не хватает только тайных знаков и клубного галстука.
Поскольку каждое общество представляет собой, по существу, небольшой элитный клуб, неудивительно, что на их сборищах постоянно присутствуют одни и те же. Нина, к примеру, то и дело сталкивалась на таких приемах со своим начальником в издательстве Энтони Гартвиком. На десять лет старше Нины, высокий, стройный, черноволосый, с золотисто-зелеными глазами, Гартвик был одновременно и воплощением аристократической элегантности, и животной сексуальности. Такое сочетание казалось Нине неотразимым. И действительно, в издательстве о Гартвике рассказывали множество историй.
Наследник одной из бостонских аристократических династий, он в свое время решил переместить штаб-квартиру этого уважаемого издательства в Нью-Йорк и, отказавшись от семейной традиции, вместо серьезной литературы стал издавать бестселлеры. Благодаря грамотно организованной рекламной и маркетинговой кампании «Гартвик-хаус» за относительно короткое время и впрямь стало в этом бизнесе одним из ведущих издательств. На личном фронте дела, правда, складывались менее удачно: Гартвик был женат уже второй раз, но и этот брак грозил вот-вот развалиться.
Когда гости сели за стол, Нина, однако, отыскала глазами женщину, перед которой лежала карточка с надписью «миссис Гартвик». Прическа у нее была в точности такая же, как и у самой Нины: короткие прямые волосы. Личико кукольное; фигура некрасивая – затянутое в кимоно тело казалось тощим и бесформенным. Зайдя на кухню за подносом, Нина поинтересовалась у Лилы, что ей известно о Сисси Гартвик.
– Сесилия – единственная дочь Брэндона Кромвеля, главы «Кромвель инвестментс», – тут же выдала та. – Первым мужем ее был Дэшелл Кроувз, один из лучших сотрудников папашиной компании. Отцовский выбор пал именно на него и оказался, по мнению Сисси, очень неудачным. Так как папа очень хотел внуков, он согласился на развод. Три года назад она вышла замуж за Гартвика. Говорят, Кромвель его на дух не переносит. Тем не менее у Сисси всегда рот до ушей. И немудрено, ведь Гартвик – настоящий жеребец.
– И сколько же у них детей?
– Ни одного. А ты скольких обслужила?
– Сейчас все сделаю.
Весь вечер Нина наблюдала за Гартвиками. Они сидели за разными столиками, так что трудно было понять, как они общаются между собой, но вот с соседями оба болтали достаточно оживленно.
Мистер Гартвик был поглощен беседой с Гретой Рид, женщиной, которую Нина уже не раз видела на различных банкетах. Коренастая, с пронзительными голубыми глазами и светлыми волосами, она владела одной из крупнейших нью-йоркских художественных галерей. Хотя Нина мало что о ней знала, люди обычно называли Грету агрессивной, целеустремленной, а временами даже жестокой.
«Мой тип женщины», – разглядывая ее, подумала Нина и с интересом прислушалась к их беседе, особенно когда разговор коснулся последней выставки, которую устроила Грета, – «Призраки». На ней были выставлены работы художников Марка Ротко, Арчила Горького, Джексона Поллока и скульптора Дэвида Смита. Всех их не стало в период с сорок восьмого по семидесятый год.
– Что заставило вас устроить такую выставку? – спросил Энтони.
– Все они великие художники. И все умерли в расцвете творческих сил.
– Вы любите шокировать и ошеломлять.
– Да, вы правы – люблю. – Грета заразительно расхохоталась. – Скажите, а вас я шокировала?
– Вы нет, а вот стоимость картин – да. Как вам это удается?
К ним тотчас же повернулось несколько голов. Видимо, коллекционеры, для которых слова «деньги» и «искусство» являются ключевыми.
– Цена художественного произведения не определяется себестоимостью – как цена книги или автомобиля. Его оценка базируется на совершенно иррациональной основе. Если вы очень хотите его заполучить, то заплатите запрашиваемую цену.
– Но если вы знаете правила игры, то вами нельзя манипулировать.
Склонив голову набок, Грета окинула собеседника изучающим взглядом.
– Кажется, вы гордитесь тем, что всегда управляете собой, и это прекрасно. Только не занимайтесь самообманом, Энтони. Каждым можно манипулировать – с помощью его желаний.
В этот момент внимательно слушавшая их разговор Нина вдруг обнаружила, что Лила, глядя на нее, просто лопается от злости. Не теряя времени, Нина тут же стала поспешно убирать со стола. Затем, стараясь избежать встречи с Лилой, она скользнула совсем в другую дверь – отнюдь не в кухонную – и оказалась в небольшом холле. В поисках выхода Нина схватилась за первую попавшуюся ручку и замерла. В комнате на коленях перед конгрессменом стояла занятая весьма интимным делом Сисси Гартвик. Оба были столь поглощены этим занятием, что не заметили Нину, которая тотчас закрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла.
На тот случай, если кто-нибудь ее заметил, Нина выждала несколько дней и только потом позвонила Клайву.
На следующий день на «Шестой странице» появилась полная иносказаний заметка о жене издателя и слуге народа. Еще через день Нина и Клайв праздновали получение самого большого за все время гонорара. А спустя две недели Джоди Катлер пригласила Нину зайти.
– Очень жаль, Нина, но мы не сможем опубликовать «Золушку из Сохо». – Нина посмотрела на нее непонимающим взглядом. Джоди, которая уже не раз видела подобные взгляды, добавила: – По женским романам у нас очень напряженный план. Для вашей книги там просто не хватит места. Вы меня поймете.
– По правде говоря, я не понимаю.
Джоди тотчас терпеливо прочитала Нине лекцию о том, как трудно составить издательский план: о бюджетных ограничениях, конкуренции и требованиях авторов. Она все еще улыбалась, но взгляд ее уже стал напряженным.
– График можно изменить.
– Это не так просто, как кажется, – отозвалась Джоди, предоставляя Нине последнюю возможность спасти лицо.
– Было бы желание.
Улыбка на лице Джоди исчезла.
– Я не стану менять график ради избитой сказки.
– Вы меня оскорбляете!
– Извините, Нина, но ваша «Золушка» банальна, сюжет ее предсказуем, к тому же она, если честно, плохо написана. – Джоди так и не привыкла к тому, что иногда приходится разрушать чьи-то мечты, и все же с годами научилась, ибо это просто необходимо. – Я читала ваши пресс-релизы, – желая подсластить пилюлю, промолвила она. – Они хорошо написаны, Нина. Свежо, энергично, зачастую с юмором. Почему бы вам не заняться журналистикой?
– Спасибо за совет. – Не отрывая глаз от собеседницы, Нина встала. – Я обязательно запомню то, что вы сказали.
Через два месяца Нине довелось прислуживать в доме Греты Рид. Квартира, выходящая окнами на Центральный парк, была не очень велика – Грета жила одна, – но имела прекрасную планировку.
На стенах жилища красовались работы Моне, Джакометти, Пикассо, в комнатах стояли скульптуры Луизы Невельсон и Жана Арпа. Все они, по слухам, предназначались для продажи. Лишь в глубине библиотеки висело полотно, которое Грета вроде бы продавать не собиралась, – автопортрет мексиканской сюрреалистки Фриды Кальо, написанный в период ее мучительных переживаний из-за предательства мужа, изменившего ей с ее младшей сестрой. Почему Грета, о любовниках которой никто ничего не слышал, оставила себе эту картину, для всех было большой загадкой.
