Офицер - Земляной Андрей Борисович (книги бесплатно .txt) 📗

Тот вздохнул, собираясь, и, сжав кулаки, поднял голову, твёрдо посмотрев в глаза всесильному наркому.

— На самом деле орудие требует очень тщательной обработки, а так как директора больше интересует вал, то…

— То сложное орудие в производстве всеми способами тормозят, — закончил фразу за конструктора Лаврентий Павлович. — Полагаете, что Красная Армия управится и с плохим оружием? — Берия вперил взгляд в Барыкова и Гинзбурга: — Очень ошибаетесь, дорогие наши товарищи! Я бы даже сказал: заблуждаетесь!

Лаврентий Павлович тщательно готовился к этой встрече и потому тут же выложил характеристики орудия КТ-28 и сравнил его с ПС-3. Затем методично принялся драконить танки Т-26 и Т-35.

— Медлительные, слабо вооруженные, с тонкой броней, способной предохранить лишь от винтовок и пулеметов винтовочного калибра. И вы, драгоценные товарищи, всерьез полагаете, что вот это — те самые танки, которые нужны РККА? Нужны Советскому Союзу?..

Кировцы потупились и молчали. Как ни странно, тут же занервничали руководители Харьковского паровозостроительного завода имени Коминтерна. Т-35 строился в основном на их заводе, так что директору Ивану Бондаренко и главному конструктору Афанасию Фирсову было о чем подумать. Но в этот момент с шумом распахнулась дверь и в кабинет вошел его хозяин — Густав Бокис.

Он весело улыбнулся Берии, небрежно кивнул остальным:

— Здравствуйте, товарищ нарком. Приветствую, товарищи. Извините за задержку: вчера допоздна работал, проспал…

По его слегка помятому лицу было нетрудно сделать выводы о характере вчерашней работы: о любвеобильности начальника АБТУ РККА ходили легенды. Однако Берия столь же весело улыбнулся Бокису, потом взглянул на часы:

— Вы успели, товарищ комбриг. Приведите в порядок форму: сейчас это вам будет нетрудно. Просто снимите с петлиц лишний ромб и присоединяйтесь к нам, — он рукой указал на свободное место. — Сейчас закончат доклад товарищи с Кировского завода, потом заслушаем товарищей с завода имени Коминтерна, а после уже — вам слово!

И Лаврентий Павлович снова лучезарно улыбнулся, правда, на сей раз — одними губами. Знающие Берию люди содрогнулись бы от этой улыбки. Шептались, что даже любимцы товарища Сталина — прославленный сорвиголова Чкалов и «железный Кирилл» — и те нет-нет да и передергивали зябко плечами, когда видели такую улыбку наркома.

Но Бокис то ли не знал об этом, то ли не верил, а потому, гордо выпрямившись, заявил:

— Мне, товарищ Берия, звание не вы присваивали! И я не понимаю…

Дальше продолжить он не успел. Двое неприметных товарищей в таких же штатских костюмах, как и их нарком, оборвали высокопарную речь Густава Густавовича весьма неделикатным образом — просто и без затей заломав ему руки. Причем столько резко, что у жертвы перехватило дыхание.

Берия, тоже занимавшийся в спортзале Осинфбюро, вдруг каким-то размытым движением оказался прямо перед Бокисом.

— Приподнимите, — попросил он, и его телохранители резко вздернули висящего в заломе человека так, что его налитое кровью лицо оказалось на уровне глаз Лаврентия Павловича.

— Не понимаешь? — произнес Берия свирепо. — А что ты вообще понимаешь? Управление под руководством твоего дружка Халепского уже таких дров наломало, что впору волком выть, а ты еще добавлять взялся, гетверан! Танки лепите без ума, а бензозаправщики к ним? А грузовики — боекомплект подвозить, танкистов кормить? Сколько в РККА санитарных машин, скажи-ка нам? Молчишь? Сказать нечего?

Лаврентий Павлович сделал знак, и Бокиса уволокли. Берия прошелся по кабинету, закурил длинную папиросу «Колхида» и повернулся к конструкторам и директорам:

— Так, на чем мы остановились, товарищи? Ах, да, помню-помню. Значит, так: товарищу Барыкову — строгий выговор и предупреждение на будущее. Еще раз попробуешь, Николай Всеволодович, дурака валять — за ушко тебя, да на солнышко! Поедешь план по лесозаготовкам выполнять. Ты же вал любишь, — теперь улыбка у Берии была настоящая, веселая, — а там валить — не перевалить.

— Товарищ Гинзбург, — Лаврентий Павлович повернулся к конструктору. — С танками у вас, прямо сказать, не очень. Давайте-ка готовьте на основе танка Т-26 легкий танк с противоосколочным бронированием, а на базе нынешних Т-26, — он запнулся, словно стараясь что-то припомнить, — на базе «двадцать шестых» готовьте следующие проекты машин: бронетранспортеры мотострелков, вооруженные бронированные тягачи артиллерийских орудий, самоходные орудия непосредственной поддержки пехоты, самоходные противотанковые орудия и бронелетучки. [75] И на будущее: научитесь смело отстаивать свое мнение, товарищ Гинзбург. Да, есть шанс попасть под горячую руку, но дело — важнее.

Точно таким же был разговор с представителями ХПЗ, где Берия особенно выделил молодых конструкторов Кошкина и Морозова. Танки БТ, за небольшим исключением, также подлежали переделке в бронетранспортеры, самоходные орудия и транспортеры боеприпасов и т. д., и т. п.

По вооружению Лаврентий Павлович очень просил Грабина принять Сячинтова под свою опеку и вместе активизировать работы по танковым орудиям крупных калибров.

Кроме того, Берия вчистую раскритиковал плавающие танки, пояснил всем, куда следует затолкать пятибашенного Т-35 и назвал конкретно — кому, пообещал всемерную помощь и, наконец, сформулировал новую концепцию танка — единого танка для РККА.

— От вас, товарищи конструкторы и производственники, ждут новую, подчеркиваю — принципиально новую машину. Ориентировочные характеристики: масса — тридцать пять — тридцать восемь тонн; вооружение — орудие калибром восемьдесят пять — сто семь миллиметров. Возможна временная установка орудия меньшего калибра, но не менее трех дюймов. Скорость — не менее пятидесяти километров в час по шоссе и не менее двадцати пяти — по полю. Широкие гусеницы для высокой проходимости. Броня — не менее пятидесяти миллиметров, установленная с рациональными углами наклона. Подвеска торсионная, двигатель — дизельный. Предусмотреть место под радиостанцию и приборы наблюдения. Срок вам, товарищи, на все про все — год. При необходимости обращайтесь в Осинфбюро при НКВД. В состав этого бюро временно переводятся товарищи Котин, Кошкин, Морозов, Шашмурин. Вопросы?

Вопросов было так много, что никто не знал, с какого же конкретно начать. Нарком внудел подождал несколько минут, затем решительно поднялся:

— Товарищи, прошу меня извинить, но у меня еще очень много дел. Если кому-то что-то понадобится — прошу, без стеснения, прямо ко мне, — он сделал приглашающий жест и продолжил: — Если что — посидим вместе, обмозгуем, одним словом — решим. Но от вас я буду ждать работы — такой работы, чтобы всем было ясно: больше сделать — не в силах никто!

Москва, Лубянская площадь

— Товарищ нарком, а за что вы с Бокисом так круто? — спросил Кирилл, прихлебывая ароматный чай. Чай этот, сорта «Шемокмеди», был гордостью Берии, который лично курировал чаеводов Грузии. И Лаврентий Павлович гордился не зря: бархатистый, терпковатый, не резкий, ароматный напиток был выше всяких похвал.

На вопрос Берия ответил не сразу. Он, в отличие от Новикова, пил чай не из стакана в подстаканнике, а из большой широкой фарфоровой чашки с блюдцем. Приподняв чашку, нарком полюбовался густым, насыщенным цветом чая, затем отхлебнул и зажмурился от удовольствия.

— Честно скажу тебе, Кирилл: вот это я превыше всех напитков ценю. Выше вина, клянусь чем угодно! Чай, — он снова сделал маленький глоток и покатал горячий напиток по небу, — чай… Солнце с гор вобрал, вкус воды с ледников впитал, тепло рук сборщиц сохранил. — Он глубоко вздохнул, выбрал в вазочке кусочек киевского торта, прикусил, запил чаем. — Спрашиваешь, за что с Бокисом круто так? А ты знаешь, какие взятки этот гад брал там, на Западе, за то, что танки их у нас проталкивал? Гинзбург — дурак! — Берия качнул головой. — Ему, видишь ли, любопытно было: сможет он лучше английского или американского танк сделать? То есть взять их проект и улучшить так, чтобы еще лучше вышло. Потому и кивал все время, как болванчик фарфоровый: «Хороший образец, товарищ Гинзбург?» — «Да, да, очень замечательный!» — «А этот образец хороший, товарищ Гинзбург?» — «А этот — еще лучше!» — «Так покупаем?» — «Обязательно!» А сам мечтает, как он руки свои приложит, и заиграет этот бриллиант ограненный, из слабой машины — конфетка выйдет. Дурак он!