Непрощенные - Дроздов Анатолий Федорович (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Гостей на хуторе встретили сердечно. Не сразу. В первые минуты возник конфликт, но наладилось. Хозяйка – молодая, бездетная вдова, за ужином увивалась вокруг младшего лейтенанта, а как стемнело, повела его показывать спальню. Обратно в горницу они не вернулись. Волков с бойцами отправились спать в сарай, Люба пристроилась на лавке. Спала плохо: мешали стоны и охи, доносившиеся из-за стены. Занимая хутор, Волков планировал утром уйти, но радиограмма из Могилева изменила планы. Группа обрадовалась нечаянному отдыху. Бойцы попарились в бане, постирались, сбрили многодневную щетину. Танк и прицеп, чтоб чужое око не приметило, отогнали в лес и замаскировали. Ублаженная лейтенантом хозяйка не пожалела кабанчика. На ласку красноармейцы ответили добром. Оценив обстановку крестьянским глазом, одни взялись косить лужок и заготовить сено, другие пилили и кололи дрова. Бойцы пасли корову, кормили свиней, варили еду и даже пекли хлеб – хозяйке было недосуг. Она ежедневно водила Паляницу показывать окрестности, с каковой целью оба исчезали с рассветом и возвращались к полудню. Бойцы наслаждались нечаянной передышкой, Паляница – вниманием хозяйки, только Волков грустил.
Петлицы с «кубарями», врученные прилетевшим из Могилева командиром, сержант принял ошарашенно, а назавтра запил. Самогонка у хозяйки имелась, а буде кончилась, пополнить запасы не составляло труда: в кладовой в бочке пыхтела брага. Воинская часть, лишенная командирского ока, превращалась в колхоз. Видя это, Люба страдала.
Из распахнутого окошка дома донеслось рычание ладов: невидимый гармонист пробовал инструмент. Нестройные звуки сменились мелодией.
– Итишки-какишки! Не забыл! – донеслось из окна.
Музыка утихла, гармонь рыкнула раз-другой – гармонист подбирал мотив, и мелодия полилась. Печальная и надрывная. Впечатлению способствовал вплетшийся в музыку бас.
Голос дрогнул, певец шумно втянул воздух и затянул второй куплет:
– Это что? – удивилась Люба. – В первый раз слышу!
– Хорошая песня! – пояснил мехвод. – Командир ее часто поет.
ревел отпущенный в раздолье бас, —
– Не советская песня! – нахмурилась Люба. – Упадническая.
– Зато душевная! – возразил Климович.
– подтвердил его мнение певец, и голос его снова дрогнул.
– Что такое «каркас»? – спросила Люба.
– Носилки на ножках, – пояснил мехвод. – Ящики с боеприпасами носить, боекомплект в танк загружать. Товарища погибшего положить тоже можно – для прощания. – Климович вздохнул.
В песне образовалась пауза. В избе послышалось бульканье и стекольный звон.
– Как он может! – возмутилась Люба. – Пьяница! Какой пример для подчиненных!
– Не трожьте командира! – не согласился мехвод. – Мужчина в своем праве… Вы «упадником» его ругаете, а сами совсем не знаете. Я с ним с первого дня! Давно сгорел бы, если б не Василий Кузьмич! Красноармейцы, что к нам пристали, его уважают. Подыхали в своем лесу, а товарищ лейтенант не только вывел, но и немцев бить пристроил! С ним не пропадешь! Будь моя воля, я б ему не лейтенанта, а майора присвоил бы! А то и полковника! И полк бы дал.
– Что он герой, знаю, – буркнула Люба. – Только и героям не все позволено. Мы же в тылу врага. Вдруг немцы? Да и дисциплина…
– Пост выставлен! – сказал Климович. – Хлопцы службу знают.
– А кто встретит врага в случае чего? Бойцы разбрелись, командир пьянствует!
– Нет здесь немцев! – успокоил Климович. – Ни рядом, ни в округе. Пусть человек отдохнет!
рявкнули за окном, –
Бас в доме стих, снова послышалось звяканье стекла и бульканье наливаемой жидкости.
– Бляди! – сказал голос за окном. – Гэбня поганая! Дотянулись, суки!
– Пойду к нему! – сказала Люба.
– Не стоит! – покачал головой мехвод. – Под горячую руку…
– Пойду! – не согласилась Люба и направилась к двери.
За порогом ее решимость несколько увяла. Волков сидел за столом мрачный. Присмотревшись, Люба увидела, что командирских петлиц, пришитых ею, пока командир спал (хотела угодить), на вороте лейтенанта более нету. Вместо них лохматились оборванные нитки, а сами петлицы валялись на полу, как видно, сорванные и зашвырнутые туда в сердцах. Люба остановилась, не зная, как быть.
– Радистка Кэт пожаловала! – послышалось от стола. – Приказ из Москвы? Алекс – Юстасу?
– Я не Кэт! – обиделась Люба.
– Виноват! – хмыкнули за столом. – Товарищ Попова, сержант госбезопасности, что эквивалентно армейскому лейтенанту. Чего тебе надобно от несчастного сержанта, Попова?
– Вы – лейтенант! – возразила Люба.
– Был! – согласился Волков. – Но разжаловали.
– Кто?
– Я… Сам…
– Нет у вас такого права!
– Почему? Оккупированная территория, я тут сам себе и право, и закон. Захотел – и разжаловал!
– Зачем?
– Потому что я танкист! – Сержант хватил себя кулаком в грудь так, что та загудела. – Я к линии фронта пробирался, чтоб немцев бить! Я больше ваших генералов знаю! Мне опыт надо передать, тактике научить… Тысячи жизней спасем! Вместо этого затаился, как крыса, и жду неведомо чего. Пока дождусь, немцы в Москве будут! Гэбня поганая!
– Да как вы…
Он поднял залитые водкой глаза:
– Знаешь, почему мы сейчас от границы катимся?
– Потому что враг сильный.
– Нет. Потому что мы слабые… А знаешь, почему слабые?
Люба растерялась, но сержант не стал дожидаться ответа:
– Потому что такие вот, в синеньких петличках, толковых командиров перед войной перебили. А теперь меня, боевого оф… командира, в свою стаю тянете?
Люба вытянулась в струнку, голос ее зазвенел:
– Мы не от того отступаем, товарищ сержант, что, борясь с врагами, прошли гребенкой по армии. А потому, что гребенка слишком редкой оказалась. Слишком многих пропустили, недоглядели, поленились! Вы эти разговоры бросьте! Органы виноваты, что наши генералы не могут врага остановить? Или все же армия?!
– Выбили хороших генералов!
– У нас незаменимых нет! Если область сдана, если линия фронта прорвана, если враг не встречает сопротивления, виноваты все – и живые, и мертвые!
