Только не говори маме. История одного предательства - Магуайр Тони (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Я была вознаграждена, когда на следующий день мои одноклассники отметили, какая красивая у меня мама. И испытала истинное наслаждение, увидев, как вытянулись у них лица, когда они узнали, что та рыжеволосая женщина приходится мне вовсе не мамой, а бабушкой.
Недели, проведенные с бабушкой, пролетели слишком быстро, и вот пришел день ее отъезда. Увидев утром мое печальное лицо, она пообещала, что скоро приедет снова, еще до моих летних каникул. Мне этот срок показался вечностью, поскольку впереди были еще пасхальные каникулы, и даже освобождение от ненавистной школы не могло компенсировать трех недель заточения в отцовском плену. Я знала, что на эти три недели отец опять перейдет в ночную смену — и кошмар продолжится.
Глава 17
В последний день триместра в школе только и говорили о предстоящих каникулах. Мои одноклассники строили планы, обсуждали, как будут веселиться в течение трех недель свободы. Впервые я радовалась тому, что не участвую в этих разговорах. Действительно, что я могла сказать?
Перед самым отъездом бабушка сунула мне в руку несколько банкнот, наказав купить себе что-нибудь. А потом обязательно прислать ей подробный отчет. Я уже все решила: мне хотелось велосипед, и я знала, где его купить. В местном магазине я видела объявление о том, что продается подержанный дамский велосипед за двести десять фунтов. Теперь, когда у меня появились деньги, я твердо решила купить его. И уже мысленно представляла себе, как подъезжаю к школе после каникул и паркую свой велосипед рядом с другими.
Позвонив по телефону, указанному в объявлении, я узнала, что велосипед еще продается, так что в первый же день каникул я направилась по указанному адресу. Сделка заняла всего несколько минут, и я, счастливая, поехала домой уже на собственном транспорте. Переднее колесо опасно дергалось, пока я неумело жала на педали, но уже в течение часа я освоила все тонкости трехступенчатой передачи и научилась держать равновесие. Упиваясь ощущением полной свободы, я уже замахнулась на поездку в соседний город, Гилдфорд, где можно было прокатиться по брусчатке, которая мне запомнилась с тех пор, как мы с мамой ездили туда на автобусе.
У меня еще оставались деньги, так что можно было заглянуть не только в букинистический магазин, но и в любимую мамину булочную. Я даже представила себе, как потекут у меня слюнки от ароматов свежей выпечки. В булочной я могла бы покупать хрустящие батоны, которые так любила мама, и привозить ей к чаю.
Мысленно я уже составила план на все каникулы. Я собиралась выводить Джуди на долгие прогулки, ходить в библиотеку, исследовать окрестности на своем велосипеде. Если бы мне удалось выполнить всю домашнюю работу, пока отец спит, можно было бы ускользнуть из дома, прежде чем он проснется.
Каждый вечер за ужином я рассказывала маме о своих планах на следующий день и чувствовала, как все больше злится отец. Но если я обещала вернуться из Гилдфорда с маминым любимым хлебом, он же не мог запретить мне туда ездить. Во всяком случае, я так думала.
К концу первой недели каникул я уже освоилась в роли путешественницы и позволила себе задержаться в Гилдфорде до раннего вечера. Счастливая, я вернулась домой, чтобы вывести Джуди на прогулку, а потом приготовить маме чай. Моя радость улетучилась, как только я вошла в дом и услышала рев отца:
— Антуанетта, поднимись-ка наверх, живо.
Дрожа от страха, я повиновалась.
— Где ты была? — закричал он, и лицо его побагровело и исказилось от ярости. — Я уже час, как проснулся, хочу чаю. Ты будешь помогать по дому, Антуанетта? Ленивая девчонка. А ну-ка иди на кухню и приготовь мне чаю!
Я пулей слетела с лестницы, дрожащими руками поставила чайник на плиту и взглянула на часы. Было начало пятого, через час должна была вернуться с работы мама. Я решила, что сегодня он уже не успеет тронуть меня, хотя и знала, что этот момент лишь временно откладывается.
Как только чайник вскипел, я спешно приготовила чай, положила печенье на блюдце и понесла ему наверх. Я уже выходила из комнаты, когда вдруг услышала его голос с угрожающей интонацией:
— И куда это ты направилась? Я еще с тобой не закончил.
Мои ноги стали ватными, голова пошла кругом. «Да нет, он не то имеет в виду, о чем я подумала, ведь скоро должна вернуться мама», — убеждала я себя.
— Передай мне сигареты, а сама иди на кухню, готовь матери чай. И не рассчитывай на то, что тебе удастся увильнуть от дел.
Он вперил в меня суровый взгляд, и я испытала ужас, чувствуя, что он едва сдерживается.
В тот вечер он взял мой велосипед. Сказал, что ему так быстрее добираться до работы, одарил нас широкой улыбкой, подмигнул на прощание и укатил на моем бесценном сокровище. Мама промолчала.
На следующее утро я нашла свой велосипед на заднем дворе со спущенной передней шиной, и это потрясение совпало с приходом месячных. Прикованная к дому отсутствием транспорта и тянущей болью внизу живота, я чувствовала себя как в западне, а отец не скрывал своей ярости по поводу того, что его лишили удовольствия. Сначала он заставил меня убраться в доме, потом мне пришлось бегать взад-вперед по лестнице с бесчисленными чашками чая. Стоило мне принести ему чай, как он снова звал меня к себе. Создавалось впечатление, будто спать ему совсем не хотелось, или просто желание мучить меня было сильнее сна. Так прошла вторая неделя моих каникул.
На последней неделе вернулась бабушка, и моя жизнь снова изменилась, поскольку приехала она с определенной целью. Бабушка объявила моим родителям о том, что мне не нравится моя школа. И как она считает, я не протяну в ней еще шесть лет, сорвусь, и тогда об университете можно будет забыть. Мой отец, как ей было известно, не любил Англию, поэтому она хотела помочь нам с переездом в Ирландию. Там частные школы стоили дешевле, и она могла бы оплатить мою учебу в прежней школе. Она даже готова была купить мне новую школьную форму. Как заметила бабушка, здесь у меня не было друзей, с кем было бы жаль расставаться, а в Ирландии, по крайней мере, была большая родня.
Мой отец хотел вернуться. Он скучал по своей семье, где им восхищались и в чьих глазах он выглядел, да и сам себе казался, успешным, в то время как для родственников матери он навсегда остался необразованным Пэдди.
Моя мама согласилась, как обычно руководствуясь принципом «хорошо там, где нас нет». Наш маленький домик был выставлен на продажу и быстро продан, мы снова стали паковать коробки и с началом летних каникул отправились в свою последнюю поездку как семья.
Я тоже надеялась, что это станет началом новой жизни. Я скучала по Ирландии, а моя английская бабушка была слишком редкой гостьей, чтобы ее любовь могла компенсировать тяготы моей жизни в Англии. Так что мы трое, каждый со своими надеждами, покидали Англию, возвращаясь в Коулрейн.
И снова ирландские родственники устроили нам пышный прием. Бабушка встречала нас на улице, и по ее щекам струились слезы радости. Моя мама, не любительница публичной демонстрации чувств, сухо обняла ее, в то время как я скромно стояла в сторонке. Теперь я понимала, что для моей матери дома мужниной родни были трущобами, а их образ жизни не соответствовал тому, к чему она привыкла, но для меня тепло и доброта, которые я здесь встречала, с лихвой компенсировали безденежье.
Повзрослевшим взглядом я оценила жилище бабушки и дедушки совсем иначе. Гостиная, и прежде маленькая, вызвала у меня легкую клаустрофобию, усугубляемую чрезмерной духотой от натопленной печи. Стол, накрытый свежими газетами, кричал о бедности. В уличной уборной оказался трогательный рулон туалетной бумаги. Я знала, что его повесили специально для меня и моей матери. Нарезанные на квадраты газетные листы, нанизанные на гвоздь, предназначались для особ менее чувствительных.
Мои ирландские родственники, должно быть, видели во мне юную копию моей матери. Я говорила, как она, сидела, как она, а манеры, свойственные английскому среднему классу, были заложены во мне с рождения. Теперь, когда я повзрослела, они все пытались разглядеть во мне отцовские черты, но безуспешно. Они видели перед собой дочь женщины, которую терпели исключительно ради отца и никогда не считали членом своей семьи. Так же, как и моя мать, я была гостьей в их доме, и любили меня только из-за отца, но не саму по себе. Думаю, именно поэтому они с такой легкостью решили мою участь спустя два года.
