Идеальный вариант (сборник) - Райт Лариса (читать книги .TXT) 📗
Сумочка точно самая удачная покупка. Она сама ее разглядела на полке, а Светка даже губы прикусила от обиды, что не она первая нашла такую вещь, которая просто напрашивалась к платью. По цвету гармонировала с красными треугольниками, и по размеру просто была идеальна. Идеальна, и все. Ни убавить, ни прибавить. И не малюсенький клатч, в который носовой платок и тот не влезет, и не современный чемодан, куда при желании можно уместить полквартиры. Что только женщины носят в таких сумках? Собрание сочинений Вольтера?
«И что это я о Вольтере? Ах да! Ваня им одно время зачитывался и все вставлял к месту и не к месту: «А вот у Вольтера…».
Наташа как раз в тот период представила его родителям и, спросив об их мнении, увидела на лице отца недоуменную полуулыбку.
– Симпатичный молодой человек, – сказал он.
– Тебе правда понравился?
– Вполне. Он определенно положителен, но…
– Но?
– Но Вольтер в его годы…
– Лучше читать Вольтера в его годы, чем не читать вовсе, – бросила мама камешек в огород отца, и разговор был исчерпан.
А увлечение Вольтером быстро прошло. Кажется, его сменил то ли Кант, то ли Гегель, и Наташа с восторгом слушала цитаты о нравственных устоях и звездном небе.
«Да, сумочка хороша». Наверное, без Наташи смотрелась бы еще лучше. Все-таки не привыкла она к таким аксессуарам, да и к вещам. И шарф слишком шикарен, и каблуки будто с другой ноги сняты, и платье вроде по фигуре, а словно чужое.
И снова кидалась к телефону:
– Может, не ходить?
– Ходить, – Светка была неумолима.
– Ну, может, все-таки не надо?
– «Надо, Федя. Надо».
– Мне кажется, я выгляжу как дура.
– Ты ведешь себя как дура, а выглядишь прекрасно.
– Честно?
– Честно. Вот только прическа…
– А что прическа? – пугалась Наташа.
– Какая-то детская.
Она наматывала на палец кончик вечного хвостика и оправдывалась в трубку:
– Да я как-то привыкла.
– Ясное дело. Двадцать лет одно и то же.
– Ну, значит, по хвостику меня точно узнают.
– А надо, чтобы не узнали.
– Думаешь? – Наташу одолевали сомнения, но Светка была непоколебима:
– Уверена.
– И что же делать?
– Как что? Прическу.
– Какую? – Наташа пугалась еще сильнее.
– Красивую.
– В парикмахерскую идти? Укладываться? – В голосе появлялась тоска. Парикмахерские недолюбливала, руководствуясь принципом: ни один мастер не знает твою голову лучше, чем ты сам. Парикмахеры – они как хирурги: лишь бы резать. Попросишь кончики подровнять, а тебе полголовы оттяпают, да еще и челку какую-нибудь выдумают, что потом полгода в зеркало смотреть не станешь. Наташе идут гладкие волосы. У нее высокий лоб, большие глаза, приятный овал лица, а собранный на затылке хвост выгодно подчеркивает все эти достоинства. Так зачем тратить время и деньги на визит в салон? Седину подкрасить и сама может. Это тем, кто привык радикально менять цвет волос из смоли в пепельный блонд, а потом в рыжину, показано посещение стилистов, а Наташа со своей привычной баночкой хны как-нибудь сама справится. Да и вместо дорогущих средств, которые предлагают в салонах для ухода за шевелюрой, она использует еще бабушкой проверенное репейное масло. И волосы у нее густые, тяжелые, блестящие, и цвет красивый – каштановый. Если распустить… Ну, конечно! Можно ведь распустить!
– А что, если я распущу волосы?
– Распусти.
Наташа облегченно переводила дух, но не тут-то было. Следовало продолжение:
– И накрути.
– Что сделать?
– Накрутить.
– Зачем?
– Для красоты же! – Светка начинала злиться.
– А так некрасиво?
– Обыденно. Без изюминки, понимаешь?
Она не понимала, но в магазин за бигуди послушно сбегала. То ли от незнания, то ли от бестолковости купила мелкие и в огромном количестве. Полдня потратила на то, чтобы водрузить их на голову, еще столько же на то, чтобы снять. Вечером одновременно явились Светка и муж.
– Ну как? – спросила, медленно вертя головой.
Подруга, не сдержавшись, прыснула. Муж повертел пальцем у виска и констатировал:
– Пудель.
Наташа убежала в комнату плакать, а Светка в магазин за бигуди более подходящего размера.
Часа через два по ее плечам рассыпались крупные локоны. Подруга довольно потирала руки, а муж, которому пришлось самому погреть себе ужин, расщедрился на замечание: «Неплохо!»
Теперь в ежедневных упражнениях перед зеркалом Наташа мысленно рассыпала по плечам чудесного платья локоны и удовлетворенно улыбалась, но через секунду вновь ощущала беспокойство и торопливо щелкала кнопками телефона, спрашивала:
– А если не смогу?
– Чего? – Светка утомленно вздыхала. «Наверное, она так же вздыхает, когда ученики ее в пятый раз просят объяснить какое-нибудь правило», – думала Наташа и объясняла:
– Прическу сообразить.
– Соображают на троих, а прическу изображают.
– Я боюсь. – Она давно привыкла не обращать внимания на учительскую манеру подруги вечно исправлять речь собеседника.
– Слушай, Ковалева, – та величала Наташу по фамилии в минуты крайнего раздражения. – Ты меня достала! Среди своих сковородок совсем одичала.
– Не говори ерунды! Со мной все в порядке.
– А если в порядке, то откуда этот страх. Будто не на встречу одноклассников собираешься, а в зверинец какой-то. Тебя что там, съедят, что ли?
– Нет, конечно, но…
– Никаких «но»! И бояться совершенно нечего!
– Да я боюсь, что прическа не получится! Это у тебя волосы сами собой на бигуди накручиваются и потом лежат пышными волнами, а у меня путаются, рвутся и смотрятся какой-то паклей.
– Это точно. – Согласившись, Светка расхохоталась. – Не паклей, а шерстью. Ты была похожа на бешеного пуделя. Мне Володьку даже не хочется ругать за прямоту. Попал прямо в яблочко.
– Может, хватит издеваться?
– Ладно-ладно. Буду тебя спасать: причесон изображу.
Верная обещанию подруга выслушала отчет о сборах и торжественно изрекла:
– Крась второй глаз. Я выезжаю. Будем тебя доводить до кондиции.
Внешний облик, наверное, требовал необходимой доработки, но внутреннее состояние – Наташа чувствовала – давно находилось на пределе и даже переступило границы последних остатков спокойствия. Целый час до прихода подруги Наташа то пила кофе на кухне, ерзая на стуле и почему-то неожиданно ощущая колкость платья, то на цыпочках подходила к гостиной, из которой периодически доносился стук переставляемых на доске шахматных фигур, но разворачивалась, не решаясь в очередной раз уточнить, не остаться ли ей дома. Где-то на полпути между гостиной и кухней она обязательно спотыкалась и, пискнув, потирала щиколотку, икру или пятку – колодка туфель была изящна, но непривычно высока. Не дойдя до кухни, останавливалась у зеркала и принималась поправлять макияж, добавляя то пудры, то румян, то подкрашивая губы, то снова стирая помаду. И еще думала, думала, думала:
«Интересно, он и сегодня протянет мне носовой платок и скажет: «Не надо портить губы!» Да нет! Что за глупости! Он же не будет со мной целоваться, и помада ему нисколько не помешает. Хотя говорил, что дело не в поцелуях, нежно прикасался подушечками пальцев к ее рту и признавался: «Он и так манит. А накрасишь – случится перебор». Не переборщить бы. Хотя когда это было? Губы давно поблекли и без краски привлекут разве что сынулю, когда он протянет очередную вещичку и попросит: «Ма! Отгрызи нитку!» Господи, какие нитки! При чем тут нитки?! Нити. Да, точно, нити. Он говорил: «Мы опутаны прочными нитями, что никогда не развяжутся». Ошибался, конечно, дурачок. А может, и нет. Может, моя суета и нервозность – это как раз те самые неразрывные нити? А он? Он тоже об этом помнит? Конечно, помнит, раз собрался прийти. И побреется наверняка, и надушится тем горьковатым запахом, что мне так нравился. Кстати, где мой флакон?» – начала выдвигать ящики шкафа и греметь немногочисленными склянками с косметикой, что имелись в арсенале. Тут же послышался недовольный окрик мужа:
