Источник вечной жизни - Градова Ирина (книга бесплатный формат .txt) 📗
– Расставался он с ними не по-человечески: почти у каждой есть зуб на нашего покойника.
– Не забывай, как его убили: забить человека до смерти – не женское преступление.
– Но разве женщина не может нанять кого-нибудь? Или попросить отомстить за нее?
– Это возможно, – нехотя согласился майор.
На самом деле, он предполагал нечто в таком роде. Ему не давал покоя способ убийства – уж больно жестокий, похоже на работу беспредельщиков. Между Каном и Дмитриевым, конечно, существовали проблемы, но все же личность онколога далека от образа, соответствующего психологическому портрету, сложившемуся в мозгу Карпухина. С другой стороны, месть вполне могла стать причиной столь зверского способа убийства. Но женщина...
– И что, любая могла грохнуть Дмитриева? – задал он вопрос. – В смысле, прямо со всеми он вел себя как свинья?
– Вот тут у меня список. – Трофименко протянул майору смятую бумажку с именами. – Я взял на себя смелость отметить наиболее вероятных кандидаток.
– Какой ты у нас инициативный! – пробормотал майор, скептически прищурив левый глаз.
– Во главе списка, – не обращая внимания на сарказм в тоне Карпухина, проговорил Паша, – Ирина Воеводина, операционная сестра из бригады убитого.
– Почему именно она?
– Она больше всего пострадала. Дмитриев крутил с ней незамысловатый служебный романчик в течение трех месяцев, а потом она от него «залетела». Он тут же заявил, что ребенок не от него и что ей придется справляться с проблемой самой. Ирина сделала аборт, но что-то пошло не так... Короче, девица лишилась возможности в будущем иметь детей, а ведь ей всего девятнадцать, и, вероятно, Дмитриев стал ее первым мужчиной.
– Ты с ней разговаривал?
– Нет, Ирина уволилась сразу после случившегося – не смогла продолжать работать поблизости от человека, который так с ней поступил.
– Это понять можно. А давно все произошло?
– Где-то месяцев семь назад.
– Долго она копила злость, не находишь?
– А как насчет поговорки «месть – это блюдо, которое едят холодным»? – парировал Паша. – Может, у нее развилась депрессия, и на ее фоне...
– Ну-у, ты у нас психолог! – рассмеялся майор. – Ладно, как насчет других?
– Марина Ижикова. У нее была примерно та же ситуация, что и у Воеводиной, но только она на аборт не решилась, родила ребенка и уже вышла на работу. Все случилось больше двух лет назад.
– Если она за два года ничего не предприняла, то зачем бы сейчас пытаться отомстить? – пожал плечами Карпухин.
– Не скажите, товарищ майор! Люди говорят, Марина не оставляла попыток заставить Дмитриева признать ребенка: она, видите ли, считала, что ребенок может привязать мужчину, да только напрасно все – не на того напала!
– И что же?
– А то, что Дмитриев добился того, что Марину перевели на другое отделение – да чего там, едва не вышибли за «приставания к старшему медперсоналу»!
– Серьезно!
– И не говорите – представляете, это она к нему приставала!
– Но почему начальство встало на сторону Дмитриева в этом вопросе? – недоумевал майор.
– Да, похоже, он и в самом деле был неплохим хирургом, терять не хотели... А сестричка – что ж, все они заменимы, в отличие от врачей.
– Значит, еще одна обиженная, – подытожил Карпухин. – Неплохой улов – если и дальше так пойдет, перед нами выстроится целая очередь из подозреваемых – а я-то переживал, что дело тухнет!
– Погодите, это еще не все! Я выяснил, что и среди пациентов скопилось немало недовольных. Помните, вы говорили, что некий Вакуленко нажаловался на Кана в Комиссию по этике?
– Мне ли не помнить!
– Так вот, оказывается, Маргарита Вакуленко поначалу являлась пациенткой Дмитриева, представляете?
– И что же заставило ее сменить врача?
– Честно говоря, точно не знаю, но, похоже, то ли она, то ли ее муж были недовольны качеством лечения, которое оказывал Дмитриев. Он собирался делать операцию, но она была опасной и могла ни к чему хорошему не привести.
– Это почему?
– У нее была... это... локализация, кажется, какая-то не такая, и удалить опухоль без повреждения мозга Дмитриев вряд ли бы смог.
– А Кан, значит, смог?
– Нет. Он заявил, что операция в случае Вакуленко противопоказана и настоял на консервативном лечении с возможной, при положительной динамике, последующей операцией. И еще одно: тогда Вакуленко сам просил заведующего, чтобы его жену передали Кану. Это вроде бы у них не принято – кидать больных от одного к другому, много конфликтов возникает!
– Ну да, у нас же тоже не приветствуется, когда дела от следователя к следователю перебрасывают. А Дмитриев, выходит, на Кана обиду затаил?
– Да нет вроде даже обрадовался, говорят – отдал без боя. Центр, конечно, онкологический, соответственно смертность достаточно высока, а Дмитриеву не хотелось собственные показатели портить: чем меньше у тебя смертей, тем лучше ты как врач.
– Точно, – пробормотал Карпухин. – Нет тела – нет дела.
– Он был уверен, что Вакуленко долго не протянет, а она вот целых три года прожила.
– А теперь ее муж подает на клинику в суд и мечтает уничтожить Кана – что-то тут не так! Три года Вакуленко был вполне доволен тем, как Кан вел его жену... И все же по всему выходит, что это именно у Дмитриева имелись все основания ненавидеть Кана, а не наоборот, но убит-то именно он!
– Но Вакуленко – отнюдь не единственная, кто перешел от Дмитриева к Кану: он, говорят, не брезговал самыми тяжелыми случаями.
– Что же этот наш доктор – некрофил, что ли?
– Да нет, ему, по словам коллег, просто интересно иметь дело с безнадежными случаями – тем больше заслуга врача, если удается продлить жизнь практически смертнику.
– Надеюсь, ты списочек составил? – поинтересовался майор. – Этих недовольных?
– А то! – Еще одна смятая бумажка легла на стол.
– Эх, Трофименко, – вздохнул майор, разглаживая листок руками, – учишь вас, учишь... Когда ты заведешь себе нормальный блокнот?
– Блокнот, товарищ майор, нервирует «клиентов», – авторитетно заявил стажер. – Я заметил, что, если пишешь в цивильной записной книжке, люди думают, что эта информация – для протокола, поэтому боятся ляпнуть лишнее. А вот когда я пишу, на чем придется – вплоть до бумажных салфеток, они понимают, что заметки я делаю для себя, чтобы не забыть, а потому ведут себя более раскованно и говорят откровенно.
Карпухин посмотрел на своего подопечного, наверное, впервые за все время – по-настоящему внимательно. Он и раньше замечал, что в парнишке есть то, что выделяет его среди других таких же желторотых юнцов. Это невозможно объяснить словами, просто Пашке Трофименко, как и Кану Каю Хо, все интересно. Несмотря на молодость и отсутствие опыта, он умеет подмечать мелкие детали.
– Хотя, – не дожидаясь реакции Карпухина на свои слова, добавил стажер, – мне кажется, что месть пациента – неправильное направление, товарищ майор.
– Это почему же, Шерлок?
– Знаете, как говорят – у каждого врача свое кладбище?
– И что?
– А то, что у любого из них, даже у дантиста или венеролога, найдется немало недовольных, а то и парочка трупов.
– У дантиста-то?
– А что? Подберет не ту анестезию, к примеру – и привет предкам!
– Может, ты и прав, Трофименко, – согласился Карпухин. – И все же мы должны проверить все версии. Знаешь, как бывает – упустишь что-то совсем простое, на твой взгляд, не заслуживающее внимания, а оно-то и оказывается самым важным, без чего дело не склеить!
– А удалось выяснить, откуда на счете Кана такие деньги? – спросил Паша, вновь возвращаясь к своим недоеденным пирожкам.
– Ты же понимаешь, что у него спросить я не могу, ведь сведения получены, мягко говоря, не совсем легитимным путем.
– Тогда как же...
– Э, не ставь телегу впереди лошади, стажер! – махнул рукой майор. – Разберемся. Информация – уже половина успеха. Теперь надо только придумать, как сделать ее законной, а это – тактическое упражнение. Поэтому, Паша, учись, пока я жив!
