Пациент скорее жив - Градова Ирина (прочитать книгу .txt) 📗
– И что же вы узнали? – заинтересовалась я.
– Ну, во-первых, он, как выяснилось, блестящий гипнотизер. Знаете, Агния, расхожее мнение, будто ввести в состояние транса можно каждого и что сделать это может абсолютно любой человек, обладающий соответствующим образованием, совершенная неправда. Вспомните пресловутые сеансы Кашпировского, к примеру. Во время его сеансов часть людей – заметьте, очень малая часть! – действительно впадала в транс, и некоторые, если верить словам очевидцев и самого Кашпировского, даже излечивались от каких-то болезней, имеющих психосоматический характер. Однако большинство народа никак не реагировало на его пассы.
– А вы? – спросила я. – Насколько хороши вы? Как гипнотизер, я имею в виду.
– Если по стобалльной шкале, то где-то баллов на семьдесят – семьдесят пять, – ответил Кобзев после секундного раздумья.
– Скромничаете?
– Ничуть. Многое зависит от клиента. Вы, например, Агния – благодатный «материал», если вас не обидит моя метафора. То есть вы – точка отсчета. С другой стороны, скажем, Андрей. Мне никогда не удавалось не только его загипнотизировать, но даже заставить расслабиться. На самом деле легче всего поддаются внушению люди с неустойчивой психикой или личности с тонкой душевной организацией – артисты, художники, писатели…
– Значит, я – психически неустойчивая личность?
– Или очень тонко организованная, – улыбнулся Павел. – Заметьте, Агния, я сейчас не ставлю диагнозы!
– А кто же не поддается гипнозу?
– Черствые, эгоистичные люди или обладающие высокой душевной дисциплиной, которые никогда не способны расслабиться настолько, чтобы позволить кому-то влезть в свою голову.
Да? Интересно, к какой из двух категорий относится Лицкявичус, раз уж он для Кобзева является отметкой «100» на его шкале?
– Такова лишь общая теория, которую вы, Агния, возможно, слышали еще в институте, просто вам не доводилось снова к данной теме возвращаться. А вот Урманчеев…
– Что – Урманчеев?
– Ему я дал бы баллов девяносто пять, а то и все сто, судя по тому, что рассказывают о нем люди, знакомые с ним «в действии».
От меня не укрылось презрение, с которым психиатр произнес последние слова, несмотря на высокую оценку способностей Урманчеева.
– С ним что-то не так? – спросила я.
– Более чем. Думаете, почему он оказался в Светлогорке? Странное продолжение карьеры после тех денег, что он зарабатывал раньше, имея собственную клинику.
– У Урманчеева была собственная клиника?
– И довольно успешная. Только вот он не довольствовался своими заработками, обслуживая богатых клиентов, у которых имелись проблемы с наркотиками, алкоголем или депрессией. Урманчеев пользовался своим гипнотическим даром, чтобы выуживать из них гораздо большие деньги, чем тарифы в прайс-листе его клиники.
– Чем же он занимался?
– Заставлял переводить огромные суммы на отдельный счет – свой личный, как выяснилось впоследствии.
– Вы говорите, что это выяснилось впоследствии, значит, велось следствие и состоялся суд? – уточнила я.
– Суда не было. Доказать то, что люди действовали под гипнозом, практически невозможно, поэтому взносы на счет Урманчеева признали «добровольными пожертвованиями». Правда, желающие смогли их изъять, так как якобы передумали, и клиника очень скоро разорилась. По-другому и быть не могло: об Урманчееве и его махинациях пошла дурная слава, работники стали убегать, как крысы с тонущего корабля, а кредиторы, напротив, налетели и растащили состояние Урманчеева по кирпичику, так как он, оказывается, набрал кучу кредитов, рассчитывая на большие барыши. В результате ему пришлось избавиться от клиники, от всей недвижимости, купленной в кредит, и оставить только крошечную квартирку – правда, в центре города – да еще радоваться, что под суд не попал за мошенничество. Андрей выяснил: кто-то из бывших клиентов даже совершил на Урманчеева покушение! Не то чтобы он намеревался его убить, но напугал серьезно. И психоаналитик буквально пропал со сцены – прямо растворился. И никто ничего о нем не слышал, пока вы не рассказали, что Урманчеев, оказывается, работает в Светлогорской больнице.
Я ненадолго задумалась, а потом поделилась своими мыслями:
– А я-то все гадала, что же может держать такого человека в Светлогорке? Судя по всему, он чертовски амбициозен и жаден до материальных благ, а больница – тот еще клоповник! Среди ее пациентов практически нет состоятельных людей, если только их не доставят по «Скорой», когда не всегда получается выбрать действительно хорошую клинику. Что же касается плановой госпитализации, то в Светлогорку направляют в основном самых неимущих.
– Да, – согласился Павел, – весь город знает, что она – больница для пенсионеров и нищих.
– Кстати, тем же вопросом я задавалась и в отношении Антона Головатого.
– Медбрата, что ли?
– Ага. Он парень молодой, мог бы подыскать себе местечко получше. Ну, я еще понимаю – Марина, та все же занимает в отделении определенное положение. Как говорится, лучше быть королевой змей в гадюшнике, чем рядовой гадюкой в серпентарии. Но Антон… Ему уже за тридцать, а он все в медбратьях, не пытается получить дополнительное образование, как большинство его коллег, не пробует уйти? Да, парень подворовывает медикаменты, и Марина, судя по всему, в курсе. Похоже, у них с Антоном довольно близкие отношения, и я не удивлюсь, если Звонарева спит не только с Урманчеевым. Кстати, если уж выбирать, то сама я скорее выбрала бы именно Антона – он по крайней мере симпатичный и молодой.
– Однако наркоман, – добавил Павел. – А еще, судя по всему, и наркодилер.
– Да, – вздохнула я, – это, конечно, большой минус. Так вот, в продолжение темы: Антон вполне мог бы заниматься тем же самым и в другой больнице, где есть гораздо больше возможностей, чем в Светлогорке.
– Вероятно, его как раз устраивает тот факт, что начальство в Светлогорке смотрит на все сквозь пальцы? – предположил Павел. – Он завел определенные связи и не хочет их обрывать, ведь в другом месте придется начинать все сначала.
– И все же… Мне почему-то кажется, что в этом деле замешано нечто большее, чем хищение лекарств. С одной стороны, вполне может быть, что Антон, Марина и Урманчеев работают вместе и деньги от продажи медикаментов поступают прямиком в их карманы. С другой стороны, при чем здесь тогда пропавшие из больницы пациенты и фальшивый перевод их в другой корпус? А Наташа? Ее смерть явно не была случайной. Получается слишком много случайностей на нескольких квадратных метрах, знаете ли!
– Возможно, вы и правы, Агния, – кивнул Павел. – Урманчеев вряд ли стал бы довольствоваться мизерными доходами в муниципальной больнице «для бедных». Судя по его послужному списку, он определенно попытался бы извлечь выгоду и из своего теперешнего, прямо скажем, незавидного положения. Наверное, у него есть «волосатая лапа» на самом верху, может, даже в Комитете, раз для него выделили ставку, которая вообще не предусмотрена в таком учреждении, как Светлогорка: там не хватает врачей и медсестер, а уж без психоаналитика они вполне обошлись бы.
– Ну, Ильяс Ахатович времени зря, конечно, не теряет, – усмехнулась я. – Как только поступает новый пациент, рядом тут же возникает Урманчеев и выясняет, насколько платежеспособен «клиент». На стариков он обычно много времени не тратит. Но сейчас в неврологии есть одна больная, Полина Игнатьевна Сапелкина, с которой он беседовал аж несколько раз. Я все понять не могла, зачем та ему сдалась? Одинокая старушенция, живет на пенсию…
– Может, он знает больше, чем вы?
– Что ж, возможно, – пожала я плечами.
Во время разговора с Павлом у меня в мозгу постоянно крутилась мысль, которая окончательно оформилась только теперь: я должна как-то попасть в кабинет Урманчеева и покопаться в его записях. Если я права, то у него должны быть записи всех разговоров с пациентами (со мной, между прочим, в том числе!). Если он опять взялся за старое и пользуется гипнозом в личных целях…
