Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Вдруг появилось неясное беспокойство, оно постепенно нарастало. Это не к лицу такому боевому генералу, каким его считает уже вся армия. Не в Екатеринодаре дело — сегодня город отдали, завтра взяли, тем более. Что ещё нет подтверждений — но и в нём тоже. Там был Родзянко, и они с Корниловым сообразили бы что-нибудь государственно-политическое. С союзниками бы связались. Главное — Россия, люди, народ. Отдали немцам чуть не пол-России, а они за красных. Даже казаки. И мелочи начинают волновать.
От Ростова шли по своему плану и легко громили всех, кто пытался их остановить. Шли с малыми потерями, заставляя красных обращаться в бегство при одном своём появлении. Истинно русские офицеры, отдающие жизни за Россию. Это они с Кутеповым ввели новую тактику наступательного боя против красных: идти цепями, ускоренным размеренным шагом, винтовки на ремне или наперевес, не открывая огонь. Надвигаясь неумолимо, словно сама судьба. И красные бежали.
Утром так взяли станцию Выселки. Брали корниловцы и конница. А вечером там опять оказались красные — забыли, видите ли, взорвать путь, и из Тихорецкой пришли два бронепоезда. Корнилов снова к нему: «Сергей Леонидович, выручайте. Не позднее завтрашнего утра станцию надо вернуть, иначе красные создадут сплошной фронт».
— Напрасно мы, Степаныч, надеялись, что корниловцы без нас справятся, — сказал генерал Тимановскому за ужином. — Завтра с рассветом пойдём отбивать Выселки.
— Коньячку за успех.
— Благодарю, но мне не наливайте. После твоего коньяка я что-то плохо сплю, а сейчас и так не заснёшь от всяких мыслей. Да и подъем рано.
Какой тут сон, когда Россия, которая давно должна очнуться, одуматься, собраться с силами и прогнать большевистскую банду, почти вся за красных, безучастна к тому, что большевики полстраны отдали немцам, и бесчинствуют в оставшейся части. Страну разрушили. А русские люди? Русский народ? Воюет за красных. Когда не думаешь, а действуешь, всё становится на свои места. Он сражается за Россию и совершенно не боится смерти в бою. О чём прямо говорит, воспитывая молодых офицеров.
Однако никому не скажешь, что сорокалетний генерал-лейтенант Генштаба Марков нашёл своё место в жизни И обрёл счастье. Сейчас он чувствует, что живёт и действует так, как требует его истинная человеческая природа, что именно для этой жизни создал его Бог. Не в супружеской спальне, не на кафедре Академии Генштаба, даже не в полевом штабе над картами, исчерченными цветными карандашами, а только в боевом походе, только в бою. Его может понять лишь тот, кто сам испытывал это странное чувство облегчающей тяжести, появляющееся у настоящего военного командира. Тяжесть сознания, что от решений, принимаемых тобой, от твоих приказов зависит жизнь других людей, и удивительная приподнимающая лёгкость, потому что сотни подчинённых смотрят на тебя с тревогой и надеждой, доверяют тебе и готовы идти за тобой сражаться, побеждать и умирать.
Эта славная походная жизнь: подъем до рассвета, быстрый марш, чтобы застать противника врасплох, и, главное, бой! Ты слышишь свист пуль, направленных в тебя, но ты их не слышишь, не хочешь слышать. Страшна не пуля, не смерть, а твой страх. Если ты командир, то у тебя не должно быть страха, и ты со смехом, с матерком, с плёткой в руке спокойно идёшь среди цепей. Падают убитые и раненые, зовут медсестру, дико кричат от боли, но «Ура!» твоего полка звучит громче, и ничто не может сравниться с чувством победы, когда ты видишь, как бегут, бросая оружие, враги, как поднимают руки, сдаваясь. А вечером у костра: «Цыганский быт и нравы стары...» Короткий сон, и вновь: «Подъем! Тревога!..» Это — жизнь!
На этот раз и короткий сон не приходил. Марков поднялся, оделся. В дверь постучали. Он вышел — на улице стоял Коля Курашов в той же оборванной одежонке.
— Сергей Леонидович, телеграмм больше нет. Я был на телеграфе и в Выселках, и в Кореневской.
— Всё, Коля. Телеграмм больше не будет. Иди в свой юнкерский батальон, переодевайся, отдыхай. Ещё успеешь поспать. Вас не будут рано поднимать. Это я свой полк сейчас в бой поведу.
— Наверное, большой бой будет, Сергей Леонидович. Я видел, как в Кореневскую эшелоны приходили с солдатами и матросами. Тыщ, наверное, десять, если не больше. Пулемётов штук пятнадцать.
— Мы их побьём, Коля.
— Конечно, побьём, Сергей Леонидович.
— Ты в юнкера пошёл, потому что война? Или давно задумал стать офицером?
— Как же ещё, если война? Родители не очень соглашались. Музыке учили. Фортепьяно, скрипка.
— Ты играешь на скрипке?
— Сонату Бетховена разучивал.
— Что ж ты молчал? Достанем тебе скрипку. Будешь играть по вечерам. А сейчас беги к своим.
— А можно я с вашим полком? Я дороги к Выселкам |&8аю хорошо. Знаю, как с тыла можно к станции подойти.
— Придётся взять тебя ординарцем.
Перед рассветом вдруг всё заволок туман. Марков приказал поднять полк и подбадривал строящиеся роты:
— Туман для нас, господа, так его мать! Незаметно подойдём.
Подходили к гребню, за которым открывалась станция, когда вдруг там началась стрельба. Генерал приказал развёртываться в цепи, быстро начало светать, гребень очистился от тумана, и через него бегом бежали отступающие корниловцы. Марков приказал остановить бегущих, один из офицеров доложил, что их преследует отряд красных численностью более тысячи.
Марков скомандовал: «Оружие к бою! За Россию! Вперёд!» Он стоял, пропуская мимо себя офицеров, ринувшихся в атаку с винтовками наперевес. Навстречу им от станции повалила толпа солдат. Рукопашная схватка длилась считаные минуты: лязг оружия, злобные выкрики, стоны и крики проколотых штыками, и те, кто не выдержал, уже бегут. Бежали красные.
Марковцы преследовали их с победным «Ура!», но со станции ударили пулемёты. Ещё не взошло солнце, и на тёмных стенах станции отчётливо мигали смертоносные вспышки.
— Ложись! — скомандовал Марков: он чувствовал, что слишком много уже легло его офицеров в этом бою.
Сам он с помощниками шёл вдоль цепи, вглядываясь в позиции красных, представляя возможное дальнейшее развитие боя. Коля шёл рядом.
— Где, ты говоришь, можно в тыл пройти? — спросил его генерал.
— Там. Левее, за теми сараями. Только смотрите, Серией Леонидович! Матросы!
Он одновременно увидел чёрные фигуры, решительно шагавшие с винтовками наперевес, и подъехавших сзади казаков, присланных Корниловым.
— Рад видеть вас, есаул Власов, — приветствовал его генерал. — Как нельзя вовремя подошли: на наш левый фланг матросы наступают. Как бы до штыков не дошло! Атакуйте их скорее!
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Казаки небольшой, но лихой лавой бросились вперёд; шашки сверкали в лучах восходящего солнца. Казаков встретил треск выстрелов, но матросские винтовки быстро замолчали, и вскоре слышались только удары шашек, стоны и крики матросов.
— Вперёд! За Россию! Бегом! — скомандовал Марков, и цепи, поднявшись, бросились к станции.
Вовремя ударили пушки Миончинского: замолчали пулемёты, и двинулся в сторону Тихорецкой красный бронепоезд.
— Теперь давай, Коля, показывай дорогу в тыл! Кутепов, ведите роту в обход. Юнкер покажет дорогу...
Рота Кутепова ударила по отступающим красным, и вскоре внизу под железнодорожной насыпью стояла небольшая толпа пленных. Марков встретил Колю, возвращавшегося из своего победного похода...
— Так было здорово, Сергей Леонидович... Мы неожиданно как дали им. И я стрелял. И сразу, наверное, человек пятнадцать упали, а потом...
Они шли к станции, проходили место, где казаки рубили матросов. Замазанные кровью лица, расколотые головы, разорванные окровавленные бушлаты и брюки. Казаки вытаскивали тело погибшего есаула Власова.
— Евонного коня убило, — объяснял казак, — но он вскочил и вон тому на шею. Гляньте — без головы лежит. А другой в него из нагана.
