Ты в моей власти - Гаскойн Джил (читать книги регистрация txt) 📗

После кофе Бен спросил:

– Поедем сегодня в Бадалону?

Розмари забыла о его родителях.

– Я не одета, – сказала она.

Бен, закинув голову назад, расхохотался.

– О, Рози, как я тебя люблю. Ты такая буржуазная.

– Правда? – спросила она.

– Что правда?

– Ты, правда, любишь меня?

Он улыбнулся ей.

– Без всякого сомнения. Иначе я вряд ли выдержал бы твои старомодные собственнические повадки.

Она быстро произнесла:

– Ты спал с Бетси?

Она сама была потрясена своим вопросом и вовсе не хотела получить ответ, но без этого не смогла бы выдержать остаток дня в его обществе.

Он смотрел на нее во все глаза.

– Мне никто ничего не говорил, – поспешно сказала она. – Просто я знаю.

– Это не имеет значения, – сказал он.

– Что именно?

Он опять сбил ее с толку.

– Спал я с Бетси или нет. Это не имеет значения. – В голосе его прозвучало раздражение.

– Для меня имеет.

– Почему? – спросил он, прихлебывая вино.

– Что ты имеешь в виду? Почему это имеет для меня значение или почему не имеет значения, что ты спал с Бетси?

– Это одно и то же.

Он пожал плечами и взглянул на нее искоса. Затем спросил:

– Кофе хочешь?

– И это все, что я заслужила? – выкрикнула она, сама ощущая истерические нотки в своем голосе.

– Ты можешь выпить и вина, Рози, – сказал он шутливо, забавляясь ее яростью.

Она почувствовала, что теряет всякое чувство реальности. Он наклонился над маленьким деревянным столиком, взял ее дрожащую руку в свои. И сказал быстро, с тихой нежностью, словно бы желая, чтобы и она сбавила тон:

– Бетси не имеет никакого значения.

– Я не понимаю. Зачем ты спал с ней?

– Почему бы и нет? Теперь я не понимаю. Почему ты пришла в такое состояние? Ради Бога, Рози, к чему все эти блядские вопросы? Ты говоришь, будто жена.

Разозлившись, он отпустил ее руку, но голоса не повысил, хотя и говорил сейчас жестким, решительным тоном.

Она сознавала свою глупость, чувствовала себя загнанной в угол, была не в силах объяснить свою растерянность и страдание.

Бен со вздохом поднялся.

– Женщины, – пробормотал он сквозь зубы.

– Я хочу домой, – пролепетала она. – Я хочу домой.

Никто в баре даже не посмотрел в их сторону.

– Ты сказал: «Я люблю тебя, Рози», – прошептала она.

Он снова сел. Погладил ее по щеке, и она внезапно расплакалась. Как Бетси. Как ребенок. Как глупая девчонка.

«Помоги мне, Бен», – подумала она, и слезы медленно потекли по ее щекам в этом шумном и грязном «тапас-баре», в залитой дождем Барселоне.

– Помоги мне, Бен, – еле слышно сказала она.

Продолжая гладить ее по щеке, он смотрел, как она плачет. Никто не обращал на них внимания. Они были одиноки в своей беде. Волны громких разговоров бились об этот берег, где разворачивалась их маленькая драма.

– Перестань, Рози, – сказал он наконец.

Когда слезы иссякли, он наклонился, чтобы снять губами потекшую краску с ресниц.

– И зачем только женщины мажутся этой гадостью? – сказал он.

– Дай я сама.

Оттолкнув его руку, она нашла в сумочке зеркальце и салфетку.

– Не думал, что ты так расстроишься, – сказал он. – Разве я обещал хранить верность? Как же мы дошли до этого за такой короткий срок?

Она ответила уже более или менее твердым голосом:

– Прошу прощения. Я вела себя ужасно. Я же говорила тебе, что у меня никого не было много лет. Потеряла сноровку. К тому же еще и влюбилась.

– А ты действительно влюбилась, Рози? – Он улыбался ей.

– Да.

Она положила пудреницу в сумку и сделала глубокий вдох.

– Теперь все в порядке, – сказала она. – Куда мы отправимся?

– Может быть, вернемся домой? – спросил Бен.

– Нет, я не хочу. Впрочем, если ты хочешь…

– Я бы предпочел, – сказал он, расплывшись в улыбке. – Ну что, Бадалона?

– Боже мой, да. Я опять забыла.

Она снова сделала глубокий вздох. Когда они ждали такси, укрывшись от дождя под навесом какой-то лавчонки, она взглянула на него снизу вверх и спросила:

– Кто я такая, если твои родители станут интересоваться?

– Просто Рози. Все остальное будет понятно. Никого другого нет. Верь мне.

Он поцеловал ее в макушку, влажную от дождя, и обнял рукой за шею. Они сели в такси.

Больше Розмари не задавала вопросов – даже самой себе. Видимо, она желала его сильнее, чем нужно, чтобы сохранить самоуважение. Если она будет вести себя, как Бетси, то отпугнет его. Произошла некрасивая сцена, и в этом была ее вина. Ей предстояло многому научиться.

Позволив ему тесно прижаться к себе, ощущая его губы на своих волосах, его пальцы на спине и плечах, Розмари простила ему все – молодость в том числе. Обещая себе, что никогда больше не выдаст ему свою уязвимость и зависимость, она прекрасно сознавала, что он был в полном восторге от всего случившегося.

Стоя рядом с Беном, она ждала, когда откроется выкрашенная голубой краской дверь в квартиру его родителей на седьмом этаже. Они стояли молча, и она чувствовала его напряжение, видела знакомую складку между бровями, не то страдальческий, не то гневный взгляд, который появлялся у него в моменты растерянности. А может, это был панический страх? Дождь хлестал по балконам всех семи этажей, неотличимым друг от друга, с одинаковыми горшочками герани, типичными для пригорода.

– Муниципальные дома? – спросила Розмари, оглядываясь вокруг.

Бен покачал головой.

– Они купили эту квартиру два года назад. Вид унылый, правда?

Голубая дверь распахнулась.

– Здравствуй, папа.

Бен улыбнулся мужчине в рубашке с длинными рукавами, в домашних тапочках. Одной рукой тот придерживал дверь. Высокий, как Бен, и худой; его сощуренные за очками глаза просияли при виде сына.

– Бен, мой мальчик, как я рад тебя видеть! Входи же, входи. Мать отдыхает. Мы ждали тебя позже. Но мы так рады! Входи, входи.

Он повлек сына в тесную прихожую, и Розмари неловко двинулась следом. Дверь закрылась за ними, мужчины обнялись и расцеловались в обе щеки, улыбаясь друг другу. Отец Бена снял очки, глаза у него увлажнились от волнения.

– Это Розмари, – сказал Бен, подталкивая ее вперед.

– Ты с подругой, мой мальчик? Какой сюрприз. Очень рад. Здравствуйте, Розмари. Проходите, проходите. Я сейчас разбужу мать.

Он повел их, слегка подталкивая, в квадратную комнату строгого вида, с громоздкой темной мебелью, которая казалась еще больше из-за слишком маленьких окон, наглухо отгороженных от серого неба снаружи резными жалюзи. В гостиной пахло лаком.

– Садитесь же, дорогая.

Розмари села на черный кожаный диван. Желтые пышные подушки по углам были столь безупречно чистыми, что она невольно подвинулась к центру. Бен, устроившись рядом, отодвинул ее в сторону.

– Подвинься, – прошептал он. – Я знаю, в это трудно поверить, но здесь можно сидеть.

Его отец вышел из комнаты, чтобы разбудить жену. Розмари огляделась.

– Здесь так темно, – сказала она.

Бен встал и поднял жалюзи.

– Мать думает, что даже от крохотного луча солнца у нее выцветут ковры.

– Господи Боже, – прошептала Розмари.

Очень хотелось курить, но нигде не было видно пепельницы. Перед ней стоял кофейный столик; газета, явно брошенная второпях при звонке в дверь, лежала рядом с низкой вазой, в которой стояли стерильно чистые искусственные розы – в воде, уму непостижимо!

– Господи Боже, – повторила Розмари.

Бен, повернувшись от окна, рассмеялся. Его отец вернулся в гостиную. Он надел голубой вязаный джемпер, на более темном, синем, кармане было вышито его имя «Джек». Встав рядом с Беном и держа сына за руку, он с улыбкой произнес:

– Розмари, дорогая, вы не хотите кофе?

– Спасибо. Да. Спасибо, мистер Моррисон.

– Называйте меня Джек. – Он повернулся к Бену. – Мать сейчас придет. Она одевается.

– Плохо себя чувствует? – спросил Бен.