Женщина Габриэля - Шоун Робин (читать книги регистрация txt) 📗
Она не выживет, если останется на улицах, и тем более не выживет, если попадет в руки второго мужчины.
Переживет ли она Габриэля?
Пришло время это узнать.
— Но вы не гувернантка, мадмуазель Чайлдерс, — Габриэль не отпускал взгляд Виктории, — не так ли?
Виктория прочитала правду в его глазах.
Она выпрямила плечи; Габриэль ощутил мимолетное сожаление о том, что ее соски перестали быть твердыми.
— Как вы узнали о моем отце?
— Библиотеки — замечательные заведения, мадмуазель, — вежливо ответил Габриэль. — Даты рождения и смерти членов высшего общества тщательно записываются, что представляет некоторое удобство для широкой публики.
Виктория, решительно ступая, направилась к нему; ее груди слегка подпрыгивали с каждым шагом. Она прошла мимо него той же уверенной походкой, мягко покачивая бедрами.
Габриэль, сузив глаза, наблюдал за ней.
Виктория сдернула с кровати светло-голубое шелковое покрывало и неловко обернула его вокруг себя.
Она пряталась от прошлого, которое не хотела признавать.
Габриэль вслушивался в шелест шелка, в треск углей в камине, ожидая, пока она вернет себе свою смелость.
Это не заняло у нее много времени.
Светло-голубой шелк был медленно завязан в узел над грудью; Виктория Чайлдерс — дочь сэра Реджинальда Фитцджеральда, одного из богатейших людей Англии, — повернулась к нему лицом.
— Мой отец не заплатит за то, чтобы вернуть меня, — сказала она с едва заметным достоинством в голосе.
Габриэль поверил ей.
— Я не собираюсь возвращать вас ему, — правдиво ответил он.
— И не заплатит за то, чтобы вы молчали о моем… о моем моральном падении.
Небольшая жилка пульсировала в основании шеи Виктории.
Красивой шеи. Длинной. Тонкой.
Которую так легко повредить.
— Мне не нужны деньги.
У Габриэля денег было больше, чем он мог потратить за две жизни.
Виктория не поверила ему.
— Тогда зачем вы прилагали усилия, чтобы разузнать о моем происхождении, если не собираетесь шантажировать меня? — бесстрастно спросила она. — Шантаж — это ведь цена греха, не так ли?
Произнесенные ею его собственные циничные слова на мгновение вывели Габриэля из себя. Но не остановили.
— А вы согрешили, мадмуазель? — спросил он с легкой насмешкой в голосе.
Виктория посмотрела ему прямо в глаза.
— Пока еще нет.
Габриэль почувствовал, как сжались его яички.
От гнева. От желания.
Он не мог прикоснуться к ней. Он не позволит другому мужчине прикоснуться к ней.
Пока она находится под его защитой.
— Ваш отец мог быть косвенно связан с тем мужчиной, который прислал вас сюда, — предположил Габриэль.
Резкий вдох был его ответом на ее поспешное отрицание.
— Вы не верите в это.
— Разве?
Габриэль больше не знал, чему он верит.
«Я думаю, что ты намного уязвимей, чем тебе кажется, — сказал ему Майкл. — И да, я полагаю, что мой дядя знал это».
Но знал ли об этом второй мужчина?
— Да, вы не верите в это, — твердо ответила Виктория.
Страх, желание и гнев, пульсирующие в венах Габриэля, нашли выход.
Он не хотел желать эту женщину. Но он ее желал.
И да, это желание делало его уязвимым.
— Тогда скажите мне, мадмуазель, — жестко сказал Габриэль, — что я должен думать о человеке — богатом человеке, человеке с репутацией, — который позволяет своей единственной дочери продавать себя, чтобы иметь кров и еду.
Который и пальцем не пошевелит, если ее убьют или заставят страдать.
Волнение Виктории мерцало в ее голубых глазах. В глазах, которые видели слишком многое, чувствовали слишком многое, хотели слишком многого.
— Он не знает, что я здесь.
— Вы уверены в этом? — кратко спросил Габриэль.
— Да, я уверена в этом. — Суставы ее пальцев, сжимающих бледно-голубое шелковое одеяние над грудью, побелели. — Моему отцу не нужна дочь.
Кроме дочери архивариус также зарегистрировал сына, Дэниела Чайлдерса. У Виктории есть брат, на четыре года моложе ее.
Для общества, в котором состояние и титул переходили к потомку по мужской линии, не было редким событием, когда мужчина благоволил больше к сыновьям, чем дочерям.
Габриэль хотел пожалеть Викторию; но не мог.
Тайны убивают.
Мужчин. Женщин.
Шлюх.
— Почему, мадмуазель Чайлдерс? — подталкивал ее Габриэль. Зловоние горящей шерсти щипало его ноздри. — Почему вдруг отец позволяет свой дочери стать проституткой?
Боль пронзила Габриэля — она шла от Виктории.
Виктория не отвела взгляд.
— Потому что мой отец считает всех женщин шлюхами, сэр.
Виктория сказала, что работала восемнадцать лет. Значит, гувернанткой она стала в шестнадцать.
Либо из-за того, что ее выгнал отец, либо потому, что Виктория, чтобы избежать его давления, предпочла жизнь прислуги, а не леди, которой она была рождена.
Была еще и другая причина: Габриэль не хотел думать об этом.
Но ему нужно думать об этом.
— Он был женат на женщине, мадмуазель, — продолжил Габриэль.
— И его жена была шлюхой, — ответила Виктория, сжав потрескавшиеся губы и приподняв подбородок.
Архивариусы кроме имен и титулов ни о чем больше не упоминали.
— Ваша мать принадлежит к нетитулованной аристократии, — прямо сказал Габриэль.
— Мой отец считает, что все женщины рождены в грехе. — Уныние, омрачившее взгляд Виктории, давило на плечи Габриэля. — И он был прав. Моя мать бросила его, когда мне было одиннадцать. Ради другого мужчины. Я такая же, как и моя мать. Я — шлюха.
Чувства убивают. Так почему он не может отгородиться от чувств этой женщины?
Габриэль мог предложить Виктории единственное утешение.
— Вы — не шлюха, мадмуазель.
— Если я — не шлюха, тогда почему, — Виктория сглотнула, держась за последний из ее секретов, имя последнего работодателя, — почему он уволил меня? Почему он писал мне эти письма? Почему я читала их? Раз за разом. Почему?
Второй мужчина звал Габриэля.
Он был снаружи, ожидая, пока Габриэль найдет его.
Впервые он оставил след, по которому его можно выследить.
Габриэль не мог оставить Викторию одну. Не таким образом.
— У нас у всех есть желания, Виктория.
Габриэль буквально вырвал из себя эти слова.
Виктория неподвижно стояла, завернутая в бледно-голубой шелк.
Его женщина, посланная ему вторым мужчиной.
— Когда я был мальчиком, я хотел спать в кровати.
Мадам дала ему это.
— Когда я стал шлюхой, я захотел добиться успеха.
Чтобы ему больше никогда не пришлось голодать.
Мадам сделала это возможным.
— Когда я стал мужчиной, я захотел познать женскую страсть. И лишь однажды я захотел почувствовать то удовольствие, которое дарил.
Время ускорило свой бег.
Габриэль помнил нежную мокрую плоть, истекающую влагой в предвкушении оргазма.
Он помнил вкус женщины; он помнил ее запах.
Шелест шелка тут же развеял воспоминания о других женщинах. Но не память о его желании.
После всех этих лет оно все еще жило в нем.
Габриэль сосредоточился на глазах Виктории, на ее теле. На ее аромате, что заполнял собою всю комнату, несмотря на зловоние горящей шерсти.
— Почувствовали? — тихо спросила она.
— Нет.
Правда.
Габриэль никогда не терял себя, доставляя удовольствие женщине.
Правда не должна была больше причинять боль, так почему же ему больно?
— Вы спрашивали мадам Рене, как соблазнить мужчину, — сказал Габриэль глухим голосом. — Я отвечу вам. Когда он голоден — накормите его. Когда он страдает — подарите ему надежду. Когда ему некуда идти — предложите ему спать в вашей кровати. Чтобы соблазнять, человек должен суметь создать иллюзию доверия.
— Мужчина, писавший письма, сделал вас зависящей от него. Когда вы голодали, он говорил, что накормит вас. Когда вы были напуганы, он обещал успокоить вас. Когда вам негде было спать, он писал, что разделит свою кровать с вами.
