Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера - Кард Орсон Скотт (электронная книга TXT) 📗

– Мы пришли сюда поговорить, потому что Квим очень сердился, – объяснил Миро. – Эла застелила кровать.

– Не думаю, чтобы Голос волновало, застелена кровать или нет, – холодно отрезала Новинья. – Не так ли, Голос?

– Порядок и беспорядок, – ответил Голос, – каждый из них по-своему прекрасен.

Он все еще стоял к ней спиной, и она радовалась этому: не нужно будет смотреть ему в глаза, когда она скажет то, что должна сказать.

– Я повторяю вам, Голос, вы прилетели сюда совершенно зря, – начала она. – Можете ненавидеть меня за это, если хотите, но здесь нет смерти, о которой стоит Говорить. Я была глупой девчонкой. По своей наивности я полагала, что на мой зов отзовется автор «Королевы Улья» и «Гегемона». Я потеряла человека, который заменил мне отца, и жаждала утешения. Покоя.

Теперь он смотрел на нее. Молодой, наверняка моложе ее. А глаза просто соблазняют пониманием. «Perigoso, – подумала она. – Он опасен. Он красив. Я могу утонуть в этом понимании».

– Дона Иванова, вы читали «Королеву Улья» и «Гегемона». Как вы могли подумать, что их автор способен принести утешение или покой!

А ответил ему Миро. Молчаливый тугодум Миро ринулся в дискуссию с энергией, которой она не замечала в нем с тех пор, как он вырос.

– Я читал. Голос Тех, Кого Нет написал книгу, исполненную понимания и сочувствия.

Голос грустно улыбнулся:

– Но ведь книга была обращена не к жукерам? Он писал для людей, которые праздновали уничтожение жукеров как великую победу. Он писал жестоко, чтобы превратить гордость в сожаление, радость – в скорбь. И теперь люди начисто забыли, что когда-то ненавидели жукеров, что когда-то прославляли имя, которое сейчас даже неловко произносить…

– Я могу произнести все, – сказала Иванова. – Его звали Эндер. И он уничтожал все, к чему прикасался.

«Как и я, совсем как я». Этого она не произнесла вслух.

– Неужели? А что вы знаете о нем? – Его голос проскрежетал, как зазубренная коса. – Откуда вы знаете, что не было существа, к которому он относился по-доброму? Кого-то, кто любил его и был счастлив его любовью? Уничтожал все, к чему прикасался… Ложь! Этого нельзя сказать ни об одном человеке. Ни об одном. Это ложь!

– Это ваша доктрина, ваше кредо, Голос? Тогда вы плохо знаете людей. – Она стояла на своем, но этот приступ ярости напугал ее. Новинья думала, что его спокойная мягкость так же непробиваема, как у исповедника.

И тут же его лицо разгладилось.

– Вы можете не беспокоиться. Ваш вызов отправил меня в путь, но пока я летел, и другие попросили о Голосе.

– О! – («Кто же еще в этом благословенном городе настолько хорошо знаком с «Королевой Улья» и «Гегемоном» или настолько равнодушен к угрозам епископа Перегрино, чтобы осмелиться позвать?») – Если это так, зачем вы пришли в мой дом?

– Потому что меня позвали Говорить о Маркосе Марии Рибейре, вашем муже.

Поразительно!

– Нет! Да кто же захочет думать о нем, вспоминать? Он умер.

Голос не ответил. Вместо него отозвался Миро:

– Грего, например. Голос показал нам то, о чем мы должны были догадаться сами. Мальчик оплакивал отца и думал, что мы все ненавидим их обоих…

– Дешевая психология, – фыркнула она. – У нас есть свой психотерапевт, и он тоже немного понимает.

Из-за спины послышался голос Элы:

– Я вызвала его, чтобы он Говорил об отце, мама. Я думала, пройдут десятилетия, пока он доберется сюда, но теперь рада, что он пришел сейчас, когда может сделать столько добра.

– Да что он может?!

– Уже сделал. Мама, Грего уснул, обнимая его, а Квара заговорила с ним.

– Если быть точным, – вставил Миро, – она сказала ему, что он воняет.

– Что, естественно, было чистой правдой, – ответила Эла. – Потому что Грегорио описал его с головы до ног.

При этих словах Миро и Эла дружно расхохотались, и Голос присоединился к ним. Это задело Новинью больше, чем что-либо другое. Хорошее настроение не было частым гостем в этом доме – с тех самых пор, как Маркано привел ее сюда через год после смерти Пипо. Против воли Новинья вспомнила на мгновение, как счастлива была, когда Миро появился на свет, когда на следующий год родилась Эла. Первые несколько лет их жизни… Непрекращающаяся болтовня Миро, Эла топает по всему дому следом за ним… Они играли вместе, возились в траве недалеко от ограды. Новинья была счастлива со своими детьми, и это счастье отравляло мысли Маркано, заставляло ненавидеть Элу и Миро – он-то знал, что они не его дети. Когда на свет появился Квим, воздух в доме уже пропах неприязнью, мальчик так и не научился по-настоящему смеяться, только когда родителей не было рядом… Миро и Эла смеются вместе, словно поднялся тяжелый черный занавес. Снова наступил день, а Новинья уже забыла, что существует иное время суток, кроме ночи.

Как осмелился этот чужак вломиться в ее дом и распахивать шторы, которые повесила она сама!

– Я этого не потерплю, – сказала она. – У вас нет никакого права рыться в жизни моего мужа.

Он удивленно поднял бровь. Она хорошо помнила Межзвездный Кодекс, а потому точно знала, что у него есть не только право, но и полная поддержка закона.

– Маркано был жалким и несчастным человеком, – настаивала она. – Если вы расскажете правду о нем, это не принесет людям ничего, кроме боли.

– Вы совершенно правы, когда говорите, что правда о нем не принесет ничего, кроме боли, но это вовсе не потому, что он был жалким человеком, – ответил Голос. – Если я расскажу то, что все уже знают: что он ненавидел своих детей, бил жену, пил и буянил во всех барах города, пока полиция не доставляла его домой, – я не причиню боли, не правда ли? Наоборот, я дам людям удовлетворение, ибо все уверятся, что с самого начала судили о нем правильно. Он был ничтожеством, а потому они имели право обращаться с ним как с ничтожеством.

– Вы думаете, не был?

– В мире нет ничтожеств, это нужно понимать. Нет человека, чья жизнь оказалась бы пустой. Даже самые злые и жестокие мужчины и женщины совершали и добрые поступки, хотя бы в малой степени искупающие их грехи. Если вы узнаете их сердца, то поймете это.

– Если вы искренни, значит вы моложе, чем выглядите, – ответила Новинья.

– Неужели? – удивился Голос. – Меньше двух недель назад я получил ваше приглашение и очень внимательно изучал вас. Даже если вы уже забыли, я-то помню: молодой девушкой вы были прекрасны, милы, добры. Вы и раньше были одиноки, но Пипо и Либо – они обожали вас и находили достойной любви.

– Пипо тогда уже умер.

– Но он любил вас.

– Вы ничего не знаете, Голос! Вы находились в двадцати двух световых годах отсюда! И, кроме того, я не себя называла ничтожеством, я говорила о Маркано!

– Но вы же не верите в это, Новинья. Потому что знаете об одном добром и благородном поступке, оправдывающем жизнь этого несчастного человека.

Новинья не понимала, откуда взялся этот панический ужас, она знала только, что должна заставить его замолчать, прежде чем он назовет… Хотя какое доброе дело мог совершить Кано?

– Как смеете вы называть меня Новиньей! – крикнула она. – Уже четыре года никто не зовет меня так!

В ответ он поднял руку и кончиками пальцев провел по ее щеке. И столько робости было в этом жесте, будто перед ней подросток. Он напомнил ей Либо, и этого она уже не могла вынести, схватила его руку, отвела и рванулась мимо него в комнату.

– Убирайтесь! – выплюнула она. – И ты тоже, Миро!

Сын быстро поднялся с кровати и отступил к двери. По его лицу было видно, что, несмотря на все то, что он уже видел в этом доме, ее ярость все еще заставала его врасплох.

– Вы ничего от меня не получите! – рявкнула она Голосу.

– Я пришел не для того, чтобы забирать у вас, – спокойно ответил он.

– И от вас мне тоже ничего не надо! Совсем! Вы для меня ничто! Слышите? Ты – ничтожество! Lixo, ruina, estrago – vai for a d’aqui, nao tens direito estar em minha casa! [24] У вас нет права находиться в моем доме!