Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt, .fb2) 📗
Особенно важна еще одна черта этих текстов, которая четко и твердо отразилась в вере народа в близость Господа к каждому верующему, в возможность призвать Его помощь во всякой конкретной нужде, которая сама становится только поводом просьбы о всеобъемлющей помощи Господа.
Нет необходимости напоминать о соответствующих чинах венчания, различных для всех случаев вступления в брак: чин венчания первым, вторым, разрешенным в особых обстоятельствах третьим браком, вдовствующего мужа (жены) со вступающей в первый брак невестой и т. д. И это только незначительная часть содержания книги Требник. В одной из последних работ М.М. Громыко [167] сформулировала основные принципы, по которым можно определить степень проникновения православия в этноконфессиональное сознание народа. Выделенные ею направления православного вероучения действительно находят наиболее яркое и постоянное раскрытие как в неизменяемых суточных, так и в созданных на Руси изменяемых текстах богослужения.
Но особенно четко можно проследить их в молитвах именно Требника. Совершенно очевидно, насколько содержание этих общеизвестных и повсеместно читаемых текстов может раскрыть и детализировать реальную историческую обстановку, образ жизни и народный менталитет своего времени. Объем статьи (и даже книги!) не позволяет не только раскрыть, но даже поставить вопрос о многообразии содержания русских литургических текстов «на потребу». Поэтому подробнее остановимся только на текстах нескольких функциональных молитвословий. Поскольку духовного в этом мире нет без материального, можно вполне доказательно продемонстрировать влияние литургических текстов на важнейшие аспекты материальной жизни общества. Эту жизнь, как уже было сказано, тексты богослужения не только освящали, но именно они придавали ей определенную форму и статус социального явления. Приведем несколько примеров.
М.М. Громыко в вышеупомянутой статье на первое место среди признаков народного религиозного сознания поставила всеобщность православного поминовения усопших. Действительно, древнейшие тексты Русской православной церкви на дни поминовения умерших – одни из самых важных среди служб «на потребу». Они призваны помочь присутствующим не только вознести молитвы за преставившегося человека, но и в значительной степени облегчить тяжесть утраты живым. Удивительной красоты и эмоциональной глубины заупокойные службы не могут оставить равнодушным никого, кто хоть раз задумывался о бренности своего существования. Их функция еще и в объединении всех живущих в молитвах за умерших, независимо от времени, социального положения и места их в государственной жизни. Поэтому знание их обязательно для тех, кто стремится понять русскую культуру.
Значение и возможности этих текстов далеко выходят за рамки собственно заупокойного богослужения, поскольку по самой своей сущности они содержат изложение основ православного вероучения и поведения верующего в мире.
Чтобы напомнить красоту и глубину заупокойных служб, приведем несколько «покойных стихир» второго гласа из чина погребения мирянам [168]: «Яко цвет увядает, и яко сень мимо грядет, разрушается всяк человек… Увы мне, колик подвиг имать душа разлучающися от телесе. Увы, тогда колико слезит и несть, иже помилует ея. Ко ангелом очи возводящи – бездельно молится; к человеком руце простирающи – и не имать помогающаго. Тем же, возлюбленная моя братия, разумевше краткую нашю жизнь, преставленому покоя от Христа просим… Приидете, видим чюдо выше ума: вчера был с нами, ныне же лежит мертв. Приидите, разумеем, что мятущеся совершаем, како зде вонями мажутеся зловонием смердяще; како иже зде златом красящеся – без красоты и без лепоты лежит… Все суетие человеческа, елико не пребудет по смерти не пребывает богатство, ни снидет слава, человецы, что всуе мятемся… Дым есмь житие се: пара и персть, и пепел, вмале является и вскоре погибает… Где есть мирское пристрастие, где есть маловременных мечтание, где есть злато и сребро, где есть раб множество? Все мятеж, все пепел, все персть, все сень… Прииде смерть, яко хищник, приступи тлитель и разруши мя… и бых, яко не быв, лежю ныне…»
Трудно передать всю важность и всеобъемлемость мыслей, изложенных в прекрасных словах заупокойных стихир: бренность всего живого и всякого материального стяжания; непостижимость смерти, страх и тяжесть смертного часа грешника, невозможность умершего грешным получить спасение ни от земных, ни от небесных сил; обязанность всех живущих молить Христа о даровании покоя усопшим. И основная мысль, звучащая в каждом слове богослужения: «все суета человеческа, елико не пребудет по смерти»!
Именно заупокойные тексты рано стали неотъемлемой частью многих словесных и музыкальных форм и народной, и профессиональной русской культуры, вызвали к жизни памятники изобразительного народного искусства. Вспомним, например, те же заупокойные стихиры пятого гласа: «…аз есмь земля и пепел, и паки разсмотрих во гробех, и виде кости обнажены и рех, убо то есть царь или нищь, или праведник, или грешник, но покой, Спасе, с праведными».
Несомненно, именно во время заупокойной службы особенно сильно запечатлевались в сердцах и умах оплакивающих усопшего слова о неизбежности наказания за грехи: «Безчислено будет блудно живущим мучение, скрежет зубом, и плач неутешимыи, мрак без света, и тма кромешная, и червь неусыпающии, и слезы неполезны, судия неумолимый» [169]. Этим темам посвящены многочисленные духовные стихи, широко распространенные в прошлые века, а ныне сохраненные общинами русских старообрядцев: «Человек от живет, как трава растет», «С другом я вчера сидел, // Ныне смерти зрю предел…», «Горе мне грешному суще, // Горе добрых дел не имуще…» и многие иные [170].
Один из самых тяжелых моментов – последнее целование усопшего; навсегда запоминаются поэтому бесконечно печальные стихиры на целование: «Днесь суетных надежа, и земных прелесть и слава угасе, и любовь. Се бо разлучается душа от тела, зрак разрушается, и помрачается лице, уши затыкаются, и уста заграждются, руце увянувше, и нозе гробу предаются. Воистину суета человеческая. Мене, друзи, послушавше, приидете, целуйте сущаго прежде с нами бывша. Уже бо не имамы его видети, гробу предается, перстню покровен, во тму слется, с мертвыми погребается. Друзи, приидете и ужики се разлучаемся, воистину суета человеческая. Кое разлучение, братие, кии плач, кии вопль в нынешний час, приидете убо целуем» [171].
Именно тексты заупокойной службы в значительной степени наполнены мыслями о сущности христианского вероучения. Этого требуют и сама логика заупокойной службы, и ее несомненное сильнейшее воздействие на верующего. Так, в заупокойных стихирах шестого гласа мы находим краткое, точное, но и эмоциональное изложение ряда самых сложных догматов христианства: «Начаток ми и состав, зиждителное Твое бысть повеление, восхотев бо от невидимаго и видимаго мя живо составити естество. Тленное ми тело от земля создав, дал же ми еси душу Божественным своим и животворящим вдохновением. Тем же, Спасе, раба своего во стране живущих и в краях праведных покой. Болезнь Адаму бысть древа вкушение, древле во Едеме, егда яд змий изблева, тем бо вниде смерть… Но пришед Владыка, низложи змия и Воскресение нам дарова, к Нему же убо возопием, пощади, Спасе, его же прият со святыми покой <…> яко человеколюбец, Слово Божие существенное, младенец быти изволи, плоть прием и душу мыслену и самовластну, того ради во двою совершену естеству рожденному Сыну Божию поклонимся…» [172]
По духу и мыслям к заупокойным службам близок чин архиерейской службы «Како выходит святитель на воспоминание Страшнаго Суда Господня» [173]. В нем мы находим страстные слова о необходимости постоянной готовности к смерти и последнему Суду Господню, а также повторение грозных образов Апокалипсиса: «Егда поставятся престоли, и отверзутся книги, и Бог на Суде сядет, о, кии страх тогда, аггелом предстоящим в трепете, и реце огненеи текущи, что сотворим тогда, иже во мнозех гресех повиннии человецы… И кто постоит страшнаго оного ответа… Тогда труба возгласит велми, и основания земли подвижатся, и мертвии от гроб воскреснут, и в возраст един вси будут, и всех сокровенная явлена предстанут пред Тобою…» [174]
