Навь и Явь (СИ) - Инош Алана (серия книг .TXT) 📗
Отяжелевшее солнце клонилось на закат, густо струились золотым льняным маслом его лучи по траве и листве. Незабудке хорошо спалось на свежем воздухе, и Дарёна качала подвешенную под деревом люльку, а в траве у её ног посапывала наевшаяся и уставшая за этот долгий праздничный день Зарянка.
– Поминовение отметили – пора к покосу готовиться, – сказала Горана. – Вот приготовлю косы, договорюсь с девами Лалады и – на луг.
Забот у неё прибавилось: Снежка Большеногая не вернулась с войны, и оружейницу избрали старостой Кузнечного. В памяти Дарёны зашелестело душистое сено, а по плечам пробежали мурашки; ей почудилось прикосновение рук Млады, когда-то учившей её косить. Вместо тоски под сердцем вдруг ворохнулась непоседливым котёнком вера: в этот сенокос они снова будут вместе. Откуда эта вера взялась? Наверно, прилетела из Тихой Рощи, где созрела в цветах вместе с будущим мёдом…
Отгорел закат, солнце провалилось за край земли, озаряя небосклон последними бледно-жёлтыми отблесками. Покормив и уложив Незабудку, Дарёна пустила к ней в кроватку её старшую сестрицу: у Зарянки ловко получалось в кошачьем облике убаюкивать малышку. Почёсывая свою маленькую пушистую помощницу за ушком, Дарёна устремлялась мыслями к сосне на земляничной поляне. Не пропустить бы заветный миг!
– Ну, вы тут спите, мои родные, – шепнула она дочкам и поцеловала обеих. – А я попробую подкараулить вашу родительницу.
Шаг в проход – и ночная Тихая Роща обступила её со всех сторон. Здесь никогда не было полной тьмы: вдоль тропинок меж деревьями золотисто сияли слюдяные светильники, наполненные водой из Восточного Ключа. Знакомая полянка окутала Дарёну сладким ягодным духом и густой летней волшбой; Смилина покоилась вдалеке от тропинок, но и здесь мрак не властвовал: хвоя сосны-прародительницы сама излучала колдовской зеленоватый свет.
– Здравствуй, матушка Смилина, – прошептала Дарёна. – Ежели ты не против, я тут подожду Младу. Может быть, она заглянет к тебе в гости.
Она устроилась в уютном уголке между толстыми, распластавшимися по земле корнями, прислонившись к тёплому шершавому стволу. В сердце вдруг впилась иголочка беспокойства, заставив её выпрямиться: а если Млада уже побывала здесь, и она прождёт её напрасно? Нет, такого просто быть не может… Потому что не может, и всё! Чёрная синеглазая кошка обязательно придёт. Исполнившись необъяснимого спокойствия и уверенности, Дарёна снова навалилась на ствол сосны и стала слушать убаюкивающее ночное дыхание Тихой Рощи.
Покачиваясь на землянично-медовых волнах дрёмы, краем уха она уловила мягкий шорох. Расслабленное тело тут же подобралось, как пружина, и Дарёна всей душой и сердцем устремилась в сторону этого звука. Два светящихся синих яхонта смотрели на неё, и оставалось только протянуть руку, чтобы коснуться усатой чёрной морды, но Дарёна отчего-то боялась. Ей казалось, что от прикосновения кошка исчезнет, рассеется, как призрак, и она просто подстраивала свои вдохи-выдохи под размеренное дыхание Млады.
Все слова, которые Дарёна прокручивала в голове, готовясь к этой встрече, упорхнули, словно отпущенные в горное небо птахи. Оставалось только это дыхание и немигающий, неотрывный взгляд одних глаз в другие. Всё, что она хотела бы сказать, уместилось в одном коротком «лада». Кошка не исчезла, не убежала, а мягко боднула Дарёну головой и замурлыкала.
– Младушка…
Пальцы погрузились в чёрный мех. Кошка свернулась на траве пушистым калачиком, и Дарёна устроилась внутри, задерживая дыхание, чтобы не спугнуть это мурчащее чудо.
«Прости, что не давала себя найти, Дарёнка. Мне даже от звука человеческого голоса больно было».
– А сейчас? Сейчас тебе как, лада моя? – шёпотом спросила Дарёна, всё ещё не веря, что это ей не снится.
Как часто она пробуждалась, ловя руками тающий призрак, померещившийся ей в оконном проёме! Вороньим граем отдавалась в небе тоска, бесплотной тенью кралась рядом, но теперь Дарёна всем своим существом ныряла в самое прекрасное наслаждение – просто ощущать под ладонями кошачий бок.
«Наверно, я малость одичала в своих скитаниях, – мурлыкнул голос Млады в её голове. – Отвыкла от людей. Но сейчас твой голосок ласкает мне сердце, горлинка моя».
– Я знала, что ты придёшь сюда. – Дарёна зарылась носом в кошачье ухо, тихонько дыша. – Матушка Смилина мне сказала, что ты иногда здесь бываешь…
«Бываю. Порой, когда я со Смилиной разговариваю, мне кажется, что и матушка Твердяна тоже рядом».
Они не стали никого будить – просто тихо шагнули в дом. Млада с улыбкой склонилась над дочками: Незабудка преспокойно спала, положив головку на пушистый бок Зарянки.
– Ладно, пусть спят, – шепнула женщина-кошка. – Тебе тоже поспать бы надо, ладушка.
– Ты останешься, Младунь? – Дарёна заглядывала в родные незабудковые глаза, пытаясь угадать ответ.
Губы Млады защекотали дыханием её лоб, окутали тёплыми мурашками восторга.
– Долго я от работы и службы отлынивала… Пахота и сев нынче без меня прошли, каюсь. Покос не пропущу.
Остаток ночи Дарёна провела в счастливой бессоннице, любуясь Младой и вороша её разметавшиеся по подушке чёрные кудри, отросшие ниже плеч. Незабудка безмятежно продрыхла до рассвета, уткнувшись в бок сестрёнки-кошки, а утром изумлённо уставилась на родительницу, но не испугалась. Едва заслышав родное и знакомое мурчание, под которое она так любила засыпать, малышка приняла Младу в круг своих близких. Зарянка же долго хмурилась, принюхивалась и не сразу далась в руки. Впрочем, она была отнюдь не робкого десятка, а потому поднимать крик и прятаться не стала.
– Совсем от меня отвыкла малая, – вздохнула Млада. – Может, вкус молока и вспомнила бы, да только оно у меня уж пропало.
– Ничего, как отвыкла, так и снова привыкнет, – заверила Дарёна, наслаждаясь этой умиротворяющей картиной – супругой с дочками на руках.
Когда Млада как ни в чём не бывало вышла к столу, у матери семейства вывалилась из рук сковородка и с грохотом заплясала на полу.
– Младуня, родненькая моя, – завсхлипывала Крылинка, уткнувшись дочери в плечо.
Хорошо хоть горшок с блинным тестом следом за сковородкой не полетел, а то семья осталась бы без завтрака. Он в это утро несколько задержался: у взволнованной Крылинки всё валилось из рук, да и поговорить не терпелось. Пришлось за выпечку блинов взяться Дарёне, которая от счастья даже не чувствовала последствий бессонной ночи и бодро принялась хозяйничать у печки.
– Да рассказывать-то особо и нечего, – сказала Млада, обмакивая жирный, узорчатый блин в сметану и подмигивая старшей дочке, смотревшей на неё исподлобья. Зарянка тут же потупилась и надула губы. – Жила в глухомани, где вокруг на сто вёрст нет ни души. Белогорская земля – великая целительница, грусть-тоску забирает.
Но Дарёне почему-то казалось, что супруге есть о чём поведать, просто время для разговоров ещё не пришло. Зато настала самая пора брать косы и отправляться на луг, который девы Лалады уже освящали водой из Тиши. Раннее утро дышало росистой свежестью, медовая сладость трав густо пропитала воздух; Шумилка, подмигнув Младе с Дарёной, принялась учить Лозу косить – помните, мол? Незабудка сидела в кожаной сумке на животе у Дарёны, а Зарянка в белой рубашонке весело нарезала круги по лугу, то и дело останавливаясь, чтобы присмотреться к родительнице. Когда она, застыв столбиком, настороженно взирала на Младу с потешной серьёзностью, Дарёна не могла удержаться от смеха. Потом малышка шлёпнулась в траву, но даже не пикнула.
