Пасодобль — танец парный - Кисельгоф Ирина (читать полную версию книги TXT) 📗
— О'кей.
Начальник отдела кадров приняла меня через два часа ожидания. И отправила с моей сивишкой к первому вице, даже не глядя в нее. Судя по всему, в этой конторе старый пень с ушами служил непроницаемым фильтром. Я ждала почти до самого вечера, без обеда.
— Войдите, — наконец скучно повелела мне секретарша.
Я явилась к среднему полу как средний пол. В офисном костюме с юбкой до середины колена Он прочитал мое резюме через четверть часа, отвлекшись от важных дел. Бесед по телефонам, почеркушек в ежедневнике, пристального исследования стопок бумаг в папках, громоздящихся на его столе. Я была мошкарой, хотя явилась во время, отведенное для приема.
— Вы нам не подходите, — скучно сказал он.
Скучный стиль беседы в конторе, видимо, поощрялся. Не исключено, что материально.
— С чего вы взяли? — спросила я.
Чего мне было терять, кроме своих цепей? Я к такому уже привыкла. Сто раз.
Он поднял на меня скучный взгляд.
— Опыта нет, — заученно ответил он.
Он был любезен, несмотря на тон моего вопроса. Потому я села. Через четверть часа после того, как зашла в его кабинет. Он хотел отделаться от меня дежурной фразой, я хотела двинуть его по ушам.
— Ваша организация неверно подходит к подбору кадров, — вежливо сказала я. — Это сказывается на работе в целом.
Старый пень откинулся на спинку кресла. Близился конец дня, и пожилому человеку было не грех чуть-чуть отдохнуть.
— Что вы знаете о работе нашей организации в целом? — хмыкнул он.
— Все, — легко сказала я. — Не буду мучить вас терминами. Скажу проще. Театр начинается с вешалки, весь мир — театр, а ваша контора — всего лишь одна из гримерок. Хотя могло быть наоборот. Другими словами, ваша организация — неверно понятое правило.
Старый пень рассмеялся.
— Вот это да! — восхитился он. — Такая маленькая, а зубки такие большие!
— У меня, кроме зубов, есть еще и мозг. Потому я верно рассчитываю, когда использовать свои зубки, а когда нет.
— А если я скажу: проваливай? Расчет верный или неверный?
— Вы не зритель. Здесь играют две команды. Скажете так, проиграете. Не узнав, какой счет.
Я случайно заманила старого пня в ловушку. Мне нечего было терять, и он попался. Я его заинтриговала. Все любят разгадывать ребусы, если настроение хорошее. Мне с этим повезло.
— Ну и как мне распознать зарытые таланты?
— Дайте мне личные дела сотрудников одного из отделов, через неделю получите результат.
— Мы посторонним личные дела не даем.
— Разве я у вас не работаю? — удивилась я.
Старый пень расхохотался от души.
— Беру на месяц. Справишься, будешь работать. Начнешь с понедельника.
— Благодарю вас, — вежливо сказала я и встала.
Он поставил свой росчерк на моем резюме. С визой, в которой значилось, что контракт заключается со мной на месяц.
— Не удивишь, вышибу через неделю, — сказал он мне в спину.
Старый пень не был хамом. Просто я вела себя так, что позволила ему быть со мной резким, а не скучным. Но он прокололся. Контракт был на месяц, а не на неделю. Я решила вгрызться в это место своими большими зубами. Потому со мной трудно будет расстаться через семь дней. А дальше посмотрим. Я все поставила на зеро, рулетка обещала закончить крутиться через неделю. Надо было удивлять, а идей не имелось.
Я позвонила Мокрицкой на сотку с улицы.
— Меня взяли.
— Да?!!
Мне показалось, что она упала со стула.
— Сделай одолжение, — сказала я. — Разведай, какие технологии по работе с человеческими ресурсами используются в вашей конторе. Желательно не только сейчас, но и раньше. Тихой сапой.
— Хорошо, у меня есть там знакомые. Но старый пень с улицы вообще никого не берет. Чем ты его купила?
— Как ты советовала, — я сделала реверанс. — Средним полом.
— Подожди меня в кафешке рядом с нашей конторой. Все расскажешь.
Мокрицкая умирала от любопытства. Я сделала еще один реверанс. Подождала. И увильнула от ответа на прямые вопросы. Мокрицкая позлилась и перестала. Когда она выпивала, она быстро все забывала.
Мокрицкая меня разочаровала. В ее конторе текло все как положено. Как у всех. Даже с психологическими профилями сотрудников, а в них было не заглянуть. Делать было нечего, я остановилась на нумерологии. Магией цифр контора не пользовалась, контора была выше магии.
Мне нужно было сказать мужу, что меня приняли на работу. Я уже представляла, как это будет трудно. Его бесило даже то, что я хожу на курсы. Просто выворачивало наизнанку. В первый день обучения на курсах он дал мне это понять. Ясно и четко.
— Ты пренебрегаешь обязанностями матери! Тебе нужна работа или дочь? Что для тебя важнее? — спросил он, не трудясь скрыть холодную злобу. — Ты сама?
— В смысле? — Я стала злиться. — Все работают. И женщины тоже! Твоя мать разве не работала?
— Ни одного дня! — отрезал он.
— На что же вы жили? Без отца?
Его губы сжались в тонкую, узкую борозду. Так сильно, что побелел носогубный треугольник.
— На то, что осталось от отца, — после паузы ответил он. Через силу.
Я вошла в кабинет к мужу. Он сидел в зашторенной, темной комнате, за окнами которой было летнее солнце. Сидел в круге света старой лампы. Спиной ко мне.
— Меня взяли на работу, — сказала я спине мужа. — Пока на месяц.
— Я не хочу, чтобы ты работала. Нигде. Никогда. Нисколько, — с нажимом сказал мой муж. Не оборачиваясь.
— Что? — поразилась я. — Даже по специальности?
— Где угодно, — жестко ответил он. — В этом нет необходимости. У нас все есть.
— А Маришкино образование? Хорошая школа, институт? На это деньги есть?! — Я начала заводиться.
— Я получил повышение. Дальше будет лучше, — спокойно, раздельно произнес мой муж.
— Мы даже машину с твоим повышением купить не можем! Ребенка в детский сад на автобусе возим! — Меня захлестнула ярость. — Что будет лучше? Или у тебя в стене греко-бактрийский клад замурован?
— Я не хочу, чтобы ты работала. Это понятно?
Он оторвался от своих монет. Повернулся. Поднял на меня глаза. И воткнул в меня два своих рога. С разбегу. Плевать!
— Непонятно. Объясни!
— Не обязан!
Мой муж был упрямый, злобный иберийский бык. Самодур!
— Вот именно! Не обязан! И я не обязана!
Я вышла, хлопнув дверью, и столкнулась в коридоре с Маришей. Она смотрела на меня, наклонив голову, как бычок. Я присела на корточки, обняла и прижала ее к себе. Кто нас с ней пожалеет? Кто подумает, чтобы нам легче жилось? Как я устала бежать в этом беличьем колесе! У меня закипели слезы на глазах. Я вгляделась в ее лицо и закрутила круассаны из кудряшек на ее висках.
— Мариша, детка. — У меня дрогнул голос — Как я тебя люблю. Сильно люблю. Ты у меня одна осталась.
— Не кричи! — крикнула она. — У меня уши вянут!
Выдернула свои волосы из моих пальцев и убежала к отцу. Я разревелась прямо в коридоре.
В нашей семье мы не шли рука об руку. Не думали одинаково. Недоговаривали. Жили с пальцем, перечеркнувшим рот. Мы все были быками в неизвестных весовых категориях. Только я была легче, потому что была одна.
Я заснула с мыслями о семье моего мужа. Я ничего о ней не знала. Муж почти не рассказывал о своих родителях. Отцом моего мужа был обычный инженер. В те времена инженеры зарабатывали немного. Как можно прожить пять лет после его смерти, не работая? Мой муж вспоминал отца и почти никогда свою мать. Кем была его мать? Почему отец стал для него культовой фигурой, а мать исчезла из жизни, будто и не существовала никогда? Я вдруг вспомнила странную историю с фотографиями его отца. Он сказал, что они висели на всех стенах напоказ. Именно. Напоказ. Для него это было смешно и дико. Он сам так сказал. Так дико, что он снял все до единой после смерти матери. Что он имел в виду?
Меня приняли на работу. Я неделю трудилась в отдельном маленьком кабинетике. Без никого. В вакууме из чужих людей, включая пропавшую без вести Мокрицкую.
