Мужья и любовники - Харрис Рут (книги бесплатно .TXT) 📗
Люси откровенно восхищалась новой женой отца и мечтала добиться такого же успеха, как она. Люси забросила криминальное чтиво, полюбила украшения и стала примерной ученицей в школе.
– Это все Кэрлис, – говорила она отцу.
– Ты за год добилась того, чего мы с Бонни не сумели добиться за восемнадцать, – радостно сказал Кирк.
– Да ну, оставь, – откликнулась Кэрлис, с удовлетворением, впрочем, улавливая свое отражение в глазах юной девушки.
Джефф поначалу относился к Кэрлис с подозрением, но когда убедился, что она не собирается заменять ему мать, оттаял и даже стал доверять ей свои секреты. Он говорил ей, как трудно расти рядом с таким вечно занятым человеком, как его отец, который часто его просто не замечает. Кэрлис выслушивала эти признания, никак их не комментируя, и Джефф понял, что она не предаст.
– Я могу рассказывать вам то, чего никогда не скажу родителям, – говорил ей Джефф, а она терпеливо объясняла ему, как трудно приходится отцу; и постепенно Джефф смягчался, и пропасть между отцом и сыном стала сужаться.
– Право, я и не замечал раньше, что Джефф отличный парень, – сказал Кирк, когда его сына выбрали в комитет по выработке программ для школ и больниц. Джефф пошел больше по материнской линии, и Кирк всегда считал его мямлей. Теперь, благодаря Кэрлис, он увидел, что это добрый парень с отличными руками.
– У него есть масса талантов, которых я лишен. И только благодаря тебе мне удалось это увидеть.
– Ты потрясающе сработала сегодня, – сказал Том после третьего и решающего представления «Янки Эйр». – Раньше ты действовала слишком робко. А сегодня – пришла и победила.
На самом деле, и она знала это, все было не совсем так: она пришла и победила себя. А это колоссальная разница. Это также повлияло самым решительным образом на ее отношения с Хауардом и «Суперрайтом». В штате компании она больше не работала, но представляла ее интересы и чувствовала за собой мощную поддержку в виде разнообразных служб и отделов компании, да и самого Хауарда; раньше, когда она была просто служащей компании, ничего подобного не было. С другой стороны, положение жены главного архитектора возрожденной «Суперрайт» открывало ей доступ ко всем секретам компании.
Кэрлис и Кирк часто говорили о текущих делах, о проблемах, о перспективах «Суперрайта». Прогуливаясь в субботу днем по Второй авеню, они прошли мимо целой вереницы электронных игровых автоматов. Привлеченные шумом и суетой, они протолкались поближе и были поражены, увидев, с каким увлечением играет молодежь.
– Если бы в школах были процессоры, черта с два эти ребята толпились бы у этих автоматов, – сказала Кэрлис вечером, когда они уже собирались ложиться.
– Точно, – откликнулся он. – Наверняка школы заинтересуются «Альфатеком». Мы кого-нибудь знаем там?
– По-моему, нет, – сказала Кэрлис. – Но я знакома с Пэтти Харрис. Она работала у Эда Коха. Я позвоню ей, и она наведет на нужных людей.
Объявление о том, что «Суперрайт» безвозмездно передает десять процессоров Гарлемской государственной школе для одаренных детей и что с Федеральным комитетом по образованию достигнута договоренность о закупке партии «Альфатеков» по сниженным ценам, заняло целую полосу в «Нью-Йорк таймс». Кэрлис и Кирк поздравили себя с тем, что их полночный разговор принес такие результаты. Когда видишь, что твои идеи находят отклик и воздействуют на жизнь людей, брачная жизнь становится еще более захватывающей.
– Миссис Кирк Арнольд, – сказала Кэрлис, когда они отмечали первую годовщину своей свадьбы. – Все еще никак не могу поверить. Иногда мне кажется, что вот я просыпаюсь и, оказывается, все это было только прекрасное сновидение.
– Нет, это не сон, – ответил он, протягивая ей кольцо, покрытое рубинами и бриллиантами.
– Как ты думаешь, мы когда-нибудь пресытимся друг другом? – спросила она как-то. Она сидела, положив его голову себе на колени, проводя пальцами по лицу, нащупывая губы, нос, шрам, рассекающий бровь надвое, ощущая каждую выпуклость на голове. Физически он безумно привлекал ее. Она ласкала его, пробовала на вкус, вдыхала запахи – и не могла насытиться.
– А разве у солнца наступает пресыщение оттого, что оно встает каждое утро? – откликнулся он, улыбаясь и привлекая ее к себе, покрывая поцелуями так, будто это в первый раз.
Весь первый год их женитьбы напоминал медовый месяц. Кэрлис была несказанно, невыразимо счастлива. Она считала себя самой счастливой женщиной, а Кирка – самым прекрасным мужчиной на всем белом свете. Она и ела, и засыпала, и просыпалась – все только ради него. Она жила для него, а если бы понадобилось – умерла бы за него. Она изо всех сил старалась стать достойной его. Никогда она не тратила на себя столько денег и не одевалась так элегантно; она уделяла массу времени физическим упражнениям, массажу, косметике, прическе, – никогда еще она так хорошо не выглядела; она не позволяла себе перерабатывать, недосыпать, соблюдала строгую диету. Но, разумеется, не ленилась. И все у нее получалось – ради него. В результате, целиком посвящая себя Кирку, Кэрлис обрела прекрасное самочувствие, – ничего подобного с ней раньше не было.
Понемногу Кэрлис убедила себя, что она вовсе не самозванка. Мало-помалу она приучила себя к мысли, что Кэрлис, какой ее видят и восхищаются другие, – это и есть настоящая Кэрлис. Иногда она думала о Бонни. Можно ли представить, спрашивала она себя, что женщина, которой посчастливилось быть женой Кирка Арнольда, может даже помыслить о любовной связи на стороне?
Глава XII
На второй год своей совместной жизни Кэрлис и Кирк купили квартиру на Семьдесят девятой улице, между Мэдисон и Пятой. До замужества, когда заботиться было не о ком, кроме как о себе, Кэрлис очень неохотно тратила деньги на обстановку, даже когда у нее было собственное жилье. Выйдя замуж, она обнаружила в себе талант хозяйки, способной так обустроить дом, чтобы муж чувствовал себя в нем легко и уютно. По субботам она пропадала на аукционах у Дойла и Беннета, обшарила пятый этаж в «Блумингдейле» подписалась на журналы «Аркитекчерал дайджест», «Хаус энд гарден» и «Хаус бьютифул». Мечтая украсить жизнь мужа, да и свою тоже, она каждый день возвращалась домой с сумкой, набитой образцами домашней утвари и рулонами красочных обоев.
– Встречайте сумасшедшего обойщика, – закричала она с порога и тут же начала облепливать стены холла желтыми, с кремовым оттенком, обоями, которые купила по пути с работы.
– Хм, желтые, – задумчиво произнесла она. – Как тебе нравится желтый цвет?
– Годится. Веселый цвет, – сказал Кирк, появляясь из небольшой берлоги, которую они предпочитали другим комнатам.
– Ты, наверное, думаешь, что я слегка чокнулась? – заметила она. Под желтыми обоями было уже пять слоев.
– Да нет же, ты замечательная хозяйка, – сказал он, припоминая, что Бонни всегда считала трату времени и денег на красивые обои и элегантную мебель занятием едва ли не греховным.
В квартире было четыре комнаты. Гостиная, столовая и две спальни, одну из которых они и использовали как берлогу. Когда-нибудь, заметил агент по недвижимости, она может стать детской. Кэрлис не могла сказать, хочется ли ей ребенка. Ее собственное детство нельзя было назвать счастливым, и материнский инстинкт у нее был не слишком развит. Но ведь это будет ребенок Кирка, говорила она себе; так что не исключено, что когда-нибудь она решится.
Однажды они заспорили на эту тему.
– Я бы так хотела ребенка от тебя, – сказала Кэрлис. – Только ведь тогда все будет иначе. Нас будет трое, не только ты да я.
Кирк, у которого были дети, эта перспектива привлекала даже меньше, чем ее, но он сказал, что решать Кэрлис. Стоит подождать, согласились они, до лучших времен, которые, впрочем, не так уж далеки. А пока у Кэрлис своя деловая карьера, у Кирка своя, а главное – им хватало друг друга.
– Так или иначе мы все равно будем счастливы, – сказал Кирк, и Кэрлис от души с ним согласилась.
