Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич (бесплатные серии книг .txt) 📗

Наряду с клятвами верности Советской власти кронштадтские идеологи в первых своих заявлениях столь же настойчиво распинались в своем миролюбии. В уже цитированном выше обращении «К населению крепости и города Кронштадта» говорилось: «Временный комитет озабочен, чтобы не было пролито ни одной капли крови». Накануне ночью радиостанция мятежников впервые подала в эфир свой голос. И первая фраза также звучала подчеркнуто миролюбиво:

«Всем! По воле кронштадтских матросов, красноармейцев и рабочих власть в Кронштадте без единого выстрела перешла в руки Временного революционного комитета». [347]

«Без единого выстрела» — эта формула настойчиво повторялась в течение всей недолгой истории мятежа.

Но это была в значительной степени пропаганда, так сказать, «на экспорт». Сами мятежники вовсю готовились к вооруженной борьбе.

Прежде всего были смещены с постов и в значительном большинстве арестованы командиры-коммунисты и те из беспартийных, которые остались верны Советскому государству и своему гражданскому долгу. Из среды мятежников на эти многочисленные вакансии выдвигались новые «кадры». Сохранились показания одного из таких мятежных «выдвиженцев» после пленения его Красной Армией: он был застрельщиком мятежа в отряде главного минера крепости и в период контрреволюционного переворота в Кронштадте производил аресты командиров. Из его показаний ясно видно, что уже 4 и 5 марта было практически осуществлено решение офицерского «военного совета» разбить крепость на «боевые участки». Во главе каждого из них назначались верные «ревкому» люди; коммунисты, а также командиры, оставшиеся преданными своему долгу, разоружались и арестовывались. [348] Всеми этими действиями руководил вновь созданный штаб обороны крепости, сплошь состоявший из контрреволюционного офицерства во главе с Е. Соловьяновым.

Предвидя неизбежность вооруженных действий, мятежники сразу же начали исподволь готовить гарнизон крепости и ее население к будущим боям. Уже 4 марта в «Известиях ВРК Кронштадта» появилось следующее обращение:

«Граждане! Кронштадт сейчас переживает напряженный момент борьбы за свободу. Каждую минуту можно ожидать наступления коммунистов с целью овладеть Кронштадтом и навязать нам свою власть… Поэтому Временный революционный комитет предупреждает граждан не поддаваться панике и страху, если придется услышать стрельбу». [349]

Итак, «ревком» обещал населению Кронштадта, что «придется услышать стрельбу». Организовать должным образом эту «стрельбу», разумеется, не могли писарь Петриченко, телефонист Яковенко и др. Подняв оружие против Советской власти, главари мятежа сразу же попали в зависимость от офицерства. Вот почему советская пропаганда, делавшая упор именно на это обстоятельство, так задевала и нервировала их. Кронштадтское радио обращалось в эфир с «опровержениями» по этому поводу. «В Кронштадте вся полнота власти, — говорилось в одном из них, — в руках только вооруженных мастросов, красноармейцев и рабочих, а не белогвардейцев с каким-то генералом Козловским во главе». [350] Однако в те самые дни, когда эфир над островом Котлин разносил подобные «опровержения», «какой-то генерал Козловский» вместе с Петриченко и другими заправилами «ревкома» разрабатывал планы обстрела Ораниенбаума и Петергофа.

Руководители мятежа, впрочем, отлично знали стихийное недоверие массы матросов и солдат к бывшим офицерам. Анархиствующим «клешникам» это чувство, кстати говоря, было присуще особо сильно. Вот почему «ревком», демонстрируя свою «революционность», назначил своего члена Яковенко (заместителя «самого» Петриченко) в качестве своеобразного «комиссара» при штабе обороны крепости. Характерная деталь: объявляя себя борцами против «комиссародержавия», главари мятежа на практике пытались использовать методы политической работы большевиков! Однако этот «комиссар» сразу же подпал под влияние штабного офицерства. [351]

12 марта тот же Петриченко дал в Кронштадте интервью корреспонденту эсеровской газеты «Воля России». В ходе интервью, в частности, был затронут вопрос о роли офицерства в «третьей революции». Петриченко поспешил успокоить «левую» эмигрантскую общественность: «Офицеры ничем не проявляют себя. Они только «военспецы». О них в Кронштадте даже не говорят». Однако дальше неопытный политикан высказался уже совсем иначе на ту же тему: «Наметили план совместной борьбы. Офицеры и инженеры молодцы — дружно работают». [352] Этому авторитетному признанию нельзя не поверить: источников, рисующих внутреннюю обстановку в мятежной крепости, сохранилось крайне мало, но все они согласно свидетельствуют, что контрреволюционные офицеры действительно «дружно работали» в пользу «третьей революции». И, напротив, нет ни одного конкретного известия о том, чтобы между «ревкомом» и этими самыми «военспецами» случались конфликты.

Вечером 4 марта в гарнизонном клубе вновь состоялось заседание «делегатского собрания». На этот раз на нем присутствовало всего 202 делегата [353] — значительно меньше, чем в роковой день 2 марта. Вне всякого сомнения, это сокращение числа присутствующих объясняется, во-первых, арестом или отступлением из Кронштадта многих коммунистов и советских работников, а во-вторых, отрезвлением некоторых лиц из числа депутатов, которые поняли, что события зашли уже слишком далеко.

«Официоз» мятежников дал информацию об этом заседании под крикливым заголовком: «Победить или умереть». Дела, о которых вели речь мятежные депутаты, очевидно показывали, что уже и тогда вторая половина этого заголовка была для них гораздо более очевидна, чем первая. Например, сообщалось, что «город и гарнизон вполне обеспечены как топливом, так и продовольствием». На самом деле все обстояло не так, и кронштадтцы об этом прекрасно знали.

Мятежная газета утешала себя и своих читателей тем, будто «восстание» в поддержку кронштадтцев задерживается лишь потому, что «население и рабочие этих городов держатся коммунистами в полном неведении о том, что делается в Кронштадте». Однако из сообщений немногочисленных перебежчиков из Ораниенбаума, Петергофа и Сестрорецка, а также со слов нескольких агитаторов, сумевших как-то вернуться из Петрограда в Кронштадт, было ясно — вопреки всем звонким фразам, — что надежд на «третью революцию» очень немного.

Продолжались гонения на коммунистов: было предписано «в трехдневный срок переизбрать правления» всех профессиональных союзов — с какой целью декретировались эти перевыборы, понимали все.

Петриченко, ссылаясь на то, что «ревком», по его словам, «переобременен работой», предложил расширить его состав до 15 членов. В дополнение к пяти, уже известным, на том же заседании было избрано еще десять человек. Среди новых членов «ревкома», как и в числе пяти прежних, не было ни одного офицера. Впоследствии «Известия ВРК Кронштадта», как бы оправдываясь, поместили статью с нарочитым названием «Наши генералы». [354] Действительно, род занятий мятежных вождей был таков: Романенко — «содержатель аварийных доков», Тукин — «мастеровой электромеханического завода», Банков — «заведующий обозом управления строительства крепости», Павлов — «рабочий минных мастерских» и т. д. Выше уже говорилось, что в период разрухи и голода, вызванных гражданской войной, среди мелких служащих, мастеровых и даже рабочих оказалось известное число «бывших». Газета «Красный Балтийский флот» дала существенное дополнение к социальным характеристикам кронштадтских «ревкомовцев». Подробности, даваемые советской флотской газетой, представляются довольно достоверными. И вот оказывается, что Тукин (секретарь «ревкома») до революции был владельцем нескольких домов и, кроме того, имел три магазина, домовладельцем был и Байков, а Павлов в прошлом служил в сыскном отделении уголовной полиции. [355] Характерно, что мятежники никак не оспаривали этих сообщений, хотя их газета очень любила заниматься «опровержениями» сообщений советской печати.