Доктор Сон - Кинг Стивен (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Большинство из хранившихся там вещей действительно оказалось никому не нужным мусором, но школьную доску, которая стояла у одной из стен, он сохранил. Она, вероятно, пробыла здесь лет пятьдесят, если не больше, скрытая завалом из древних и уже не подлежащих ремонту инвалидных колясок. Доска оказалась ему весьма полезна. Дэн писал на ней имена пациентов хосписа и номера комнат, стирая тех, кто отдавал Богу душу, и прибавляя новоприбывших. Весной 2004 года на доске значилось тридцать две фамилии. Десять человек обитали в Ривингтоне-1, двенадцать – в Ривингтоне-2, тех самых уродливых кирпичных постройках, возведенных по обеим сторонам викторианского особняка знаменитой Хелен Ривингтон, которая когда-то жила здесь и сочиняла романы о бурной любви под экзотическим псевдонимом Жанетт Монпарс. Остальные пациенты разместились в комнатах на двух этажах под тесной, но удобной башенной обителью Дэна.
«А была ли миссис Ривингтон знаменита хоть чем-то еще помимо того, что кропала плохие романы?» – спросил как-то Дэн у Клодетты Албертсон, вскоре после того как его приняли на работу в хоспис. Они как раз сидели в курилке и предавались своей дурной привычке. Клодетта, жизнерадостная чернокожая медсестра с плечами как у левого защитника Национальной футбольной лиги, откинула голову и расхохоталась.
«Еще бы! Хотя бы тем, что оставила этому городишке обалденную кучу денег, милый! И свой дом в придачу. Она считала, что у стариков обязательно должно быть место, где они могут умереть достойно».
И в Ривингтоне большинство из них в самом деле имели такую возможность. Причем Дэн и его верный Аззи стали частью этого неумолимого процесса. Дэн даже решил, что нашел наконец свое призвание. Хоспис стал для него родным домом.
9
В то утро, когда у Абры был день рождения, Дэн встал с постели и увидел, что кто-то стер с его доски все фамилии. В самом центре крупными, но неровными печатными буквами было выведено всего одно слово:
Дэн в одних трусах долго сидел на краю кровати и просто смотрел. Потом поднялся, протянул руку и дотронулся до букв, слегка смазав их, надеясь на сияние. Хотя бы на его проблеск. В итоге просто убрал руку и вытер мел с ладони о бедро.
– И тебе привет, – сказал он и добавил: – Тебя, случайно, не Аброй зовут?
Ничего. Дэн надел халат, взял полотенце, мыло и спустился вниз, в служебный душ. Вернувшись, он взял влажную губку и начал стирать слово. Но, не закончив, замер, потому что в голове вдруг
( папа обещал много воздушных шариков)
мелькнула чья-то мысль, и ему захотелось дождаться продолжения. Однако он его не дождался и закончил очищать доску, чтобы восстановить список фамилий и номеров комнат, сверяясь с полученной в понедельник справкой. Когда ближе к полудню он снова заглянул к себе, то был готов увидеть на доске еще один пРИВЕТ!:), но там ничего не изменилось.
10
Праздник в честь дня рождения дочери Стоуны устроили у себя на заднем дворе – просторной зеленой лужайке с цветущими яблонями и кизилом. Вдоль дальней стороны лужайки тянулась высокая ограда из проволочной сетки с калиткой, запертой на кодовый замок. Она определенно портила вид, но ни Дэвиду, ни Люси не было до этого дела, потому что за ней текла на юго-восток река Сако, извивавшаяся через Фрейзер и Норс-Конвей и пересекавшая границу штата Мэн. Стоуны придерживались четкого принципа, что река не для малолетних детей, особенно весной, когда Сако становилась полноводной, бурной и несла комья слежавшегося снега вперемешку со льдом. Местная пресса каждый год сообщала по крайней мере об одном утопленнике в неделю.
У детишек хватало развлечений и на лужайке. Они осилили лишь одну организованную игру, недолго побегав цепочкой за лидером, но им доставляло удовольствие просто носиться (или даже кататься) по траве, карабкаться по игровой площадке Абры, ползать по «забавным туннелям», сооруженным Дэвидом с помощью еще двоих папаш, и гоняться за воздушными шариками, которые, казалось, заполонили собой двор. Все шары были желтыми (любимый цвет Абры), и их насчитывалось ровно шестьдесят. Подтвердить это мог Джон Долтон, надувавший их вместе с Люси и ее бабушкой. Для женщины, которой перевалило за восемьдесят, Четта обладала поистине могучими легкими.
Считая саму Абру, на праздник собралось девять малышей, а поскольку каждый прибыл в сопровождении хотя бы одного из родителей, взрослого присмотра за ними оказалось с лихвой. На заднем крыльце дома выставили шезлонги, и Джон наблюдал за детскими развлечениями, сидя рядом с Кончеттой, которая по такому случаю облачилась в дизайнерские джинсы и свою любимую толстовку с надписью «ЛУЧШАЯ ПРАБАБУШКА В МИРЕ». При этом она с аппетитом уплетала огромный кусок праздничного торта, тогда как сам Джон, за зиму слегка располневший, ограничил себя небольшой порцией клубничного мороженого.
– Не представляю, как вы справляетесь с таким количеством, – заметил он, кивая на быстро пустеющую бумажную тарелку с тортом. – И сохраняете такую фигуру.
– Вы правы, caro, я действительно превратилась в бездонную бочку. – Она посмотрела на резвящихся детей и глубоко вздохнула. – Как жаль, что эту радость не может разделить моя дочь. Мне мало о чем приходится сожалеть в этой жизни, но она – моя незаживающая рана.
Джон сразу решил, что не стоит продолжать этот разговор. Мать Люси погибла в автокатастрофе, когда сама Люси была младше, чем Абра сейчас. Ему это стало известно из фрагментов семейной истории, которой по крупицам делились с ним члены семьи Стоун.
Но Четта сама сменила тему:
– Знаете, что мне особенно нравится, когда они в таком возрасте?
– Нет. – Самому Джону нравились дети всех возрастов… пока им не исполнялось четырнадцать. После этого гиперактивные железы превращали их на следующие пять лет в совершенно невыносимые создания.
– Вы только посмотрите на них, Джонни. Это же детская версия «Мирного царства» Эдварда Хикса. Здесь шестеро белых ребятишек – оно и понятно, если учесть, что мы находимся в Нью-Гэмпшире, – но есть и двое чернокожих, а еще эта корейская красавица, которой впору уже сейчас начинать карьеру фотомодели в каталогах детской одежды Ханны Андерсон. Знаете песенку, которую исполняют в воскресных школах? «Черный и белый, желтый и красный – все они в Божьих глазах прекрасны»? Эта картина перед нами. Прошло уже два часа, но не было ни малейшего намека на ссору или тем более драку.
Джону на своем веку не раз доводилось видеть малышей, которые били и толкали друг друга, щипали и даже кусали, и потому он улыбнулся, цинично и грустно.
– Трудно было бы ожидать иного. Они все ходят в «Круг маленьких друзей» – лучший детский сад города, за который платят весьма приличные деньги. А это означает, что их родители принадлежат к верхнему слою среднего класса, имеют высшее образование и в жизни всегда следуют принципу «живи и дай жить другим». Эти детишки – что домашние социальные животные.
На этом Джон остановился, поскольку его собеседница нахмурилась. А ведь он мог бы добавить, что примерно до семи лет, когда наступает так называемый разумный возраст, дети, подобно губкам, впитывают все, что их окружает. Если они растут в окружении благоразумных взрослых, которые со всеми ладят и никогда не повышают друг на друга голос, то становятся такими же. Но в более грубой среде… Увы!
Нет, двадцать лет врачевания малолетних (не говоря уже о воспитании двух собственных чад, которые теперь ходили в хорошую начальную школу) не разрушили полностью тех романтических настроений, которые подвигли его выбрать специальность педиатра, но, несомненно, умерили их. Возможно, каждый ребенок действительно являлся в наш мир, окруженный облаком славы, как писал Вордсворт, но при этом пачкал себе штанишки, пока не начинал немного соображать.
11
В полуденном воздухе раздался серебристый перезвон, похожий на тот, что сопровождает машины мороженщиков. Дети завертели головами, пытаясь увидеть, что происходит.
