Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы - Анисимков Валерий Михайлович (читаем книги онлайн TXT) 📗
Формируемые искаженные ценностные ориентации группы связаны прежде всего с основными интересами и направлениями деятельности ее членов. Они, с одной стороны, закрепляют групповую солидарность, с другой стороны, устанавливают враждебное отношение к индивидам или государственным органам, которые противостоят, причиняют «ущерб» преступному сообществу. Кроме того, корпоративные ценности в криминальных образованиях внутренне обосновывают и допускают ведение антиобщественного образа жизни и совершение правонарушений. Например, воровать, обманывать других, заниматься вымогательством для членов отдельных криминальных образований является доблестью, базовой ориентацией. Иными словами, то, что расценивается обществом как преступление или аморальный поступок и влечет за собой соответствующие правовые последствия, для представителей группировок считается чем?то почетным, чему отдельные из них и посвящают свою жизнь. Нередко из уст таких людей можно услышать: «У нас свой мир, своя мораль, свои дела».
Итак, возникающие наиболее устойчивые отношения на основе асоциальной деятельности индивидов в относительно замкнутой группе образуют систему общих для них ценностных ориентаций (оснований дифференцированной оценки действительности и общественных отношений). В названных ориентациях находит отражение попытка индивидов асоциальной среды примириться со своим противоправным ремеслом и оправдать свое поведение.
Вместе с тем, говоря о подобных общностях, необходимо подчеркнуть, что их внутреннее функционирование немыслимо без определенных правил поведения, так как всякое устойчивое сплочение людей на основе какой?либо совместной деятельности неизбежно порождает определенную систему отношений, нуждающуюся в урегулировании ради достижения совместной цели.
В формальной организации такое урегулирование обеспечивается, как правило, официальными документами, нормами нравственности и др. В неформальном образовании, каковым является субкультурная группа, существует свой процесс «теневого нормотворчества», своя система внутренних правил поведения, традиций, обычаев, нравов, ритуалов, обрядов и пр., которые утверждаются в виде внутренних (корпоративных) ценностей. В основе такого неформального кодекса поведения находятся выработанные многовековым опытом противоправной деятельности антиобщественные традиции и обычаи. Специфическое содержание традиций состоит в воспроизведении из поколения в поколение представителями субкультурных образований установлений, принципов действия и представлений об идеалах, фиксирующих накопленный антисоциальный опыт и выступающих регулятивными основами освоения новых условий и задач противоправной деятельности. В свою очередь, обычай субкультурной среды – это унаследованный, привычный и стереотипный способ противоправного поведения лица в определенной ситуации, ожидаемый и поддерживаемый членами группы[15]. Оба явления предопределяют друг друга и функционируют только в устойчивых криминальных общностях. Наибольшую значимость они приобретают в среде лиц, лишенных свободы, где объективно отношения носят весьма консервативный характер.
Регулятивная функция присуща и иным элементам субкультуры, но традиции и обычаи – наиболее устойчивые формы регуляции поведения. Они, являясь продуктом антиобщественной и преступной деятельности, тесно связаны прежде всего с асоциальными ориентациями, взглядами, привычками и образом жизни индивида. При этом следует подчеркнуть, что набор таких ценностей предопределяется видом противоправной или асоциальной ориентации криминальной микросреды, а также степенью ее изолированности от общества. Группа всегда требует от своих членов неукоснительно следовать неформальным правилам, которые существенно отличаются от общепринятых норм взаимоотношений между людьми. С одной стороны, отмеченные явления способствуют их формированию, своеобразному пестованию. Человек чаще всего считает свою волю свободной, но он обманывает себя. Жизнь, природа, внешний мир, люди, среди которых он живет, нравы, традиции, обычаи действуют на него раньше, чем он понимает что?нибудь; они накладывают на человеческие взгляды, привычки свой отпечаток. С другой стороны, если индивидуальные антисоциальные привычки (например, вести паразитический образ жизни, играть в азартные игры) в определенных условиях перерастают в обязательные нормы поведения криминальных элементов, то они со временем приобретают силу традиций и обычаев, становятся основным костяком так называемых «естественных законов».
Обозначенные феномены исходят от сообщества правонарушителей в целом и способствуют привитию его членам чувства долга, противостоят индивидуализму, закрепляют иерархические связи в криминальной среде, а также регулируют иные наиболее значимые отношения для субкультурного образования. В самом деле, у лиц, входящих в подобного рода общности, есть чувство долга по отношению к своей группировке и есть обязанности, основанные на требованиях сохраняющихся установлений и принципов поведения. Последние во многом определяют единую групповую линию поведения. Каждый член группы выполняет в ней свою роль. Асоциальная среда всегда ожидает от своего представителя определенных действий в той или иной ситуации. То есть поведение человека в субкультурном образовании становится в значительной степени поведением групповым.
В подтверждение вышеизложенного, следует подчеркнуть, что «естественные законы» правонарушителей охраняются не только силой мнения (как в других общностях людей), но и физическим, часто изощренным насилием над лицами, нарушившими их.
Нередко в исследуемых социумах культивируются ритуалы и обряды. Данные элементы субкультуры всегда сопряжены с переломными моментами в жизни человека, они аккумулируют в себе мысли и чувства, вызванные установлением, изменением или прекращением важной для человека социальной связи. Для представителей отдельных групп наиболее характерны ритуалы «клятвы» и «присяги» сообществу, а также обряд «проверки» вновь принятого члена криминального образования.
Подобно многим замкнутым ассоциациям, рассматриваемый мир создает и свой, отличный от иного, «субкультурный язык» («язык?жаргон», «блатная музыка», «феня», «байковый язык»). Кроме того, в среде привычных правонарушителей всегда культивировался обычай присваивать друг другу клички, наносить на тело татуированные символы. Эмоциональная их деятельность находит отражение в блатных стихах, песнях, пословицах и прочих атрибутах общения. Особая роль в «другой жизни» принадлежит играм и развлечениям. То есть преступники, отвергая элементы традиционной культуры, создают свои гипертрофированные ценности антикультуры.
Из перечисленных составных частей исследуемого феномена на первое место по криминологической значимости следует поставить язык?жаргон.
Всевозможные словари дают приблизительно одинаковое толкование термина «жаргон», а именно: «Своеобразный разговорный диалект, имеющий хождение в небольшой социальной группе и отличающийся от общенародного языка употреблением специфических выражений, понятных лишь тем, кто владеет этим диалектом». «Словарь русского языка» С. И. Ожегова существенно дополняет сказанное тем, что речь идет о группе, объединенной общими интересами, в нашем случае – криминальными[16].
Употребление специфического языка в замкнутой среде имеет свою длинную историю. Например, в XVIII в. бродячие торговцы общались между собою на так называемом «офинском языке». Этот язык?жаргон позволял им охранять корпоративные тайны, связанные, как правило, с торговлей. Жаргон же преступного мира развивается, по мнению ряда исследователей, с начала XIX столетия[17].
На этапе становления он во многом опирался на язык коробей?ников?офеней (бродячих торговцев), отсюда в отдельных источниках приводится и название уголовного жаргона – «феня». Объяснение этому лежит на поверхности, так как широкое распространение он имел в среде бродяг, занимающихся криминальным промыслом.
Отдельные выражения их фенинского сленга сохранились и используются в криминальной среде, например: «сары» – деньги, «варнацкое слово» – честное слово, «вздерщик» – крадущий при замене денег, «лопатник» – бумажник, «клевый» – хороший, «хилый» – плохой, «лох» – мужик.
